«Все равно необходимо подробно обо всем разузнать, — подумал Уолтер. — Когда я вернусь домой, я должен все в деталях рассказать Бэкону, и тогда он сделает компас, который будут использовать во время плавания английские суда»,

Он не очень понял назначение второго рычага, находящегося в полу. Рычаг был так приспособлен, что любое его движение колебало гонг, укрепленный рядом с рычагом, и он начинал звучать. Вдруг юношу осенило: это был гонг, звонивший в конце каждого пройденного ли.

«Кажется, — подумал Уолтер, — рычаг соединен с одним из колес. Заранее рассчитали, сколько поворотов колеса составляют один ли, и потом рычаг сдвигается, и звонит гонг».

Впоследствии Уолтер удостоверился, что его догадка была абсолютно правильной.

Старику не терпелось побыстрее от него избавиться, и Уолтер неохотно покинул повозку. Он был настолько взволнован открытием, что, только подойдя к своей юрте, вспомнил, в каком сложном положении они очутились. К этому времени юрту разобрали и начали упаковывать вещи. Мариам сидела на верблюде, и Уолтер с облегчением заметил, что у нее опять лицо и руки потемнели.

Взбираясь на крупного хорасанского коня, Тристрам сказал Уолтеру:

— Она плакала, когда ей на лицо снова нанесли краску. Тихо, Саргон. Спокойно, мой мальчик. Она сказала, что не хочет опять становиться такой уродиной.

— Приходится выбирать: или плохо выглядеть, или снова оказаться в руках Хучин Бабаху…

По дороге Тристрам заметил:

— Я рад, что ты к ней переменил отношение.

— Она мне всегда нравилась. Тристрам гордо улыбнулся:

— Я делаю успехи в изучении языка и даже могу уже с ней объясняться. Она постоянно задает мне множество вопросов.

— О чем?

— Об Англии. О жизни там и о людях. Ее очень интересуют английские женщины. И конечно, она меня расспрашивает о тебе.

— Что она хочет знать обо мне? Тристрам слегка покраснел.

— Боюсь, что она из меня вытянула все, что мне известно о леди Ингейн. Ты, конечно, ничего не замечаешь, но ты ей очень нравишься. Она надолго замолчала и загрустила, когда я ей рассказал о твоей преданности леди Ингейн.

— Зачем ты это сделал? — Уолтер разозлился, но в то же время его это забавляло. — Трис, ты не должен из симпатии к девушке ей все выбалтывать. Ты же знаешь, что она, в общем-то, язычница. Я уверен, что ее даже не крестили.

— Я все понимаю, — глубоко вздохнул Трис. — Но она такая, смелая. Она… мне сильно нравится.

— Тристрам Гриффен, держи эмоции в узде, — засмеялся Уолтер. — Представляешь, что будет, если такой бравый парень привезет себе жену с Востока.

Тристрам грустно ответил:

— Я никогда об этом не думал. Кроме того, Уолт, ей нравишься ты, а не я.

Не успели улучшиться отношения между Уолтером и их гостьей, как возникли новые осложнения.

Вечером в их домике из войлока парила удивительная суета. Мариам что-то мурлыкала, делая свою работу, потом исчезла за занавеской, приказав Махмуду:

— Махмуд, быстро подай горячую воду!

Махмуд ответил ей так, что было ясно, что между ними наконец установились должные отношения:

— Да, великая леди, скоро будет много воды.

Он вылил в чашу почти всю приготовленную воду.

— Таффи пользуется новой краской для лица, — ответил Тристрам на удивленный взгляд Уолтера. — Лю Чунг принес утром. Она сделана из угля и какого-то жира, и ее можно смывать на ночь. Таффи очень довольна.

— Таффи?

— Ну да… — Трис покраснел. — Махмуд ее называет Тафа, а я стал звать ее Таффи. Мне кажется, что это прозвище ей подходит.

Они слышали плеск воды, потом раздался вскрик, и из-за занавеса выглянула Мариам, держа в руках зеркальце.

— Посмотрите, оно мне так было нужно! Молодые люди захохотали, и Уолтер сказал:

— Взгляни на себя.

Девушка обнаружила зеркало в самый разгар омовений, и около глаза и на кончике носа у нее еще оставались черные пятна. Увидев свое отражение, она нетерпеливо топнула ножкой и снова скрылась за занавеской.

Уолтер посмотрел на Махмуда, который быстро готовил ужин.

— Махмуд!

— Да, массер. Еда скоро готов, массер. Хорошая еда.

— Махмуд, ты украл зеркало?

Широкое лицо слуги расплылось в улыбке.

— Махмуд нашел стекло.

— Махмуд зеркало не нашел. Чье оно?

Мальчик склонил голову над котелком и принялся энергично его помешивать.

— Не знаю. Знатной леди нужно зеркало. Махмуд видеть, и Махмуд взять.

Тристрам засмеялся, и из-за занавески тоже послышалось приглушенное хихиканье.

— Ничего смешного, — сказал Уолтер. — Это дорогое зеркало, оно оправлено в серебро. Его владелец заставит обыскать весь лагерь. Мы не можем рисковать, чтобы они нашли у нас ворованную вещь.

Наступила пауза, потом Мариам произнесла:

— Это мое зеркало.

— Боюсь, что это уже не важно. Новая владелица начнет искать зеркало, как будто оно и раньше принадлежало ей. Махмуд, тебе придется отнести его туда, где взял.

Тристрам выяснил, о чем идет речь, и покачал головой:

— Уолт, его могут поймать. Сделанного не вернешь, не стоит лишний раз рисковать. Нам нужно его куда-нибудь спрятать.

Мариам протянула руку с зеркалом из-за занавески и сказала:

— Возьмите, разбейте его или выбросите. Мне оно больше не нужно.

Махмуд взял зеркало и вскарабкался по центральному шесту, а потом сунул зеркало под одну из шкур, которую откинули, чтобы в юрту поступал свежий воздух.

— Вот, массер, — спокойно сказал мальчишка, слезая на землю, — теперь стекло никто не найдет.

— Если начнут обыскивать юрты, нам может не поздоровиться, — не сдавался Уолтер. — Если они придут сюда сейчас, то найдут второго слугу с очень светлой кожей, и тогда нам всем конец!

— Я могу зачернить лицо в несколько секунд, — возразила Мариам.

— Тебе лучше это сделать сразу, чтобы быть готовой к любой неожиданности. — Девушка жалобно застонала, но он твердо сказал: — Ты должна это сделать. Нам нельзя зря рисковать.

Наступила тишина, и Уолтер обратился к Махмуду:

— А ты прекрати воровать. Тебе все ясно? Мальчик указал на котелок:

— Махмуд ворует приправы для еды. Массер не хочет вкусной пищи?

— Это совершенно другое дело. В лагере все постоянно воруют пищу, и никто не обращает на это внимания.

— Конечно, это другое дело! — воскликнула Мариам со слезами в голосе. — Массер Уолтер любит вкусно покушать, но я могу быть похожей на чучело, потому что у меня нет зеркала.

Уолтер подумал про себя: «Мы неправильно называем ее Черной Розой — у нее в характере слишком много „перчика“.

Им пришлось есть одним, без Мариам. Когда Тристрам ее позвал на ужин, она грустно ответила, что не голодна. Уолтер снова забеспокоился:

— Нет, нет, тебе нельзя плакать, потому что краска размажется. Пожалуйста, возьми себя в руки.

Теперь Мариам упорно молчала.

Вдруг раздались чьи-то шаги.

Уолтер и Трис с тревогой переглянулись.

— Трис, моли Бога, чтобы беда миновала, — проговорил Уолтер.

К счастью, это был отец Теодор, который звал Уолтера идти играть в шахматы с Баяном. Уолтер быстро поднялся со вздохом облегчения и потянулся за плащом.

Священник первый покинул юрту. Уолтер остановился у выхода.

— До свидания, Таффи. Девушка ответила ему не сразу:

— До свидания. Ты был прав, нам следует быть осторожными. Ты считаешь меня неблагодарной? Мне очень стыдно, Уолтер.

Он много раз играл в шахматы с Баяном, но ему запомнилась партия в этот вечер, потому что перед игрой у него состоялся важный разговор с полководцем.

Баяна очень интересовали события и обычаи в христианском мире, и он задавал множество вопросов. Уолтер решил, что ему необходимо научиться объясняться не только на «бичи», поэтому пытался понять смысл вопросов до того, как их ему переводил отец Теодор. Священника никогда не приглашали сесть, и ему в течение долгого времени приходилось переминаться с ноги на ногу. Он не успевал перевести и половины вопроса, как Уолтер уже начинал отвечать на него. Баян благожелательно кивал головой, понимая, что юноша делает попытки выучить язык.