Изменить стиль страницы

– Прекрати, – задыхаясь, крикнула я Мари.

Она пожала плечами.

– Заставь меня. Вызови огонь или выбей сей напиток из моей руки силой разума, и я прекращу.

Сука! Гнев наполнил меня, когда те злобные тени отбросили Кости к стене. Он больше не кричал. Он выглядел так, будто пытался что-то сказать, но не мог. Его лицо сжалось, когда он попытался вырваться, и еще больше жгучей боли вспыхнуло через меня, но на сей раз боль была не моя. Как эти призраки могли причинять столько вреда? Фабиан не мог даже обменяться рукопожатием!

Я, сузив глаза, посмотрела на Мари. Должно быть, ее сила позволила призракам сделать это, учитывая ее голос, звучащий как микрофон в могиле, и ледяные, вибрирующие волны, исходящие от нее. Несмотря на то, что я давно не вызывала ничего большего искорки, я все же попыталась превратить свой гнев в огонь, представляя, как Мари, это пушистое кресло и даже пакет с цыпленком у ее ног взрываются пламенным адом. Гори. Гори.

Ничего. Ни намека на дым не появилось на моих руках, уж не говоря об огне. Затем я попыталась сосредоточиться на бокале, представляя, как он разбивается вдребезги и кровь разбрызгивается прямо на нее. Более сильный удар раздался слева, слышимый даже за всем этим ужасным стенанием, издаваемым призраками. Повернувшись в ту сторону, я увидела, что Кости распластали по стене, а тени то появляются, то исчезают в его плоти. Фрагменты агонии прорезали мое сознание, делая более напряженными краткие периоды пустоты между ними. Черт возьми, Кости пытался оградить меня от своей боли, несмотря на то, что эти призрачные уроды буквально делали из него пюре.

Я отвела глаза, из которых полились слезы, чтобы сконцентрироваться на наполненном кровью бокале. Прошло не так много месяцев с тех пор, как я пила кровь Менчереса. Часть его силы все еще должна оставаться во мне! Разбейся, стекляшка, разбейся! Или, по крайней мере, выпади из ее руки.

Этих быстрых как молнии вспышек боли, мелькающих в моем сознании, становилось все больше, а периоды между ними все сокращались. Я не смогла не взглянуть на Кости снова. Его спина выгнулась, глаза закрылись, а мышцы сжимались каждый раз, когда одна из теней ныряла в него. Агония, просачивающаяся в меня от него, была ничем по сравнению со жгучей болью, разрывающей мое сердце, когда я видела его в таком состоянии.

Я оторвалась от него и впилась взглядом в бокал с ненавистью достаточной, чтобы взорвать его на песчинки. Не сработало. Ни малейший намек на движение не потревожил его. Возможно, все потому, что я не выпила так много крови Менчереса, как это сделала с Владом. Может, из-за того, что я перестала пить кровь Кости, теперь я была слабее и не могла собрать любую оставшуюся во мне силу телекинеза. В конце концов, причина не важна. Все, что я знала – то, что человек, которого я люблю, мучается от боли, а я, находясь в той же гребаной комнате, не могу помочь ему.

Я не удивилась, когда тупое медленное постукивание начало раздаваться у меня в груди. Мари вскинула брови, но при этом выглядела скорее любопытной, чем пораженной.

Ненависть волной поднялась во мне из-за того, как спокойно она сидела там, управляя всем этим хаосом так, будто это кукольное представление. Я рванула два кинжала из сапог и бросила их в нее прежде, чем даже спланировала само действие, только чтобы в расстройстве закричать, когда они отскочили от стены призраков, даже не задев ее.

Я бросилась к призрачному барьеру, полная решимости заставить ее поплатиться, но независимо от того, сколько раз я колотилась об извивающуюся стену потусторонних телохранителей, я не могла пробиться через нее. Хуже было то, что это, казалось, лишь ослабляло меня, заменяя гнев той же самой головокружительной летаргией, которую я чувствовала только однажды, когда Кости выпил всю мою кровь, чтобы обратить. Спустя, как мне показалось, часы, хотя, скорее всего, это были лишь минуты, я не могла даже стоять.

Отчаяние задушило меня, когда колени подкосились. Потустороннее завывание в комнате, казалось, стало лишь громче от триумфа призраков.

– Ты не можешь их победить, – заявила Мари голосом, все еще отзывающимся эхом тем же жутким способом. – Они не призраки. Они – Остатки, щепки основных эмоций, остающиеся после того, как кто-то переходит на другую сторону. Каждый раз, когда ты касаешься их, они питаются твоей энергией и болью точно так же, как вампиры питаются кровью, становясь лишь сильнее.

Находясь почти в шоковом состоянии, я уставилась на бетонный пол. На нем не было ничего, кроме трещин и пятен плесени, однако я видела нечто подобное этим Остаткам, когда Менчерес поднял призраков в ответ на ужасное заклинание, направленное против него. Несмотря на то, что они тоже были похожи на призраков, они были настолько смертоносны, что прорубались сквозь десятки вампиров, как горячий нож сквозь масло.

Эти Остатки казались такими же сильными.

– Ты работала над заклинанием до того, как мы пришли сюда? – выдавила я вопрос, несмотря то, что разговор, казалось, забирал у меня последние силы. – Где ты спрятала символы? Ее смех отозвался по всей комнате.

– Мне не нужны заклинания. Я не практикую черную магию; я и есть черная магия.

В любой другой раз я сказала бы что-нибудь едкое о том, что гордость всегда предшествует провалу, но учитывая, что я в полубессознательном состоянии валялась на земле, я не думала, что оскорбление возымеет тот же эффект.

– Чего ты ждешь, Смерть? – спокойно спросила Мари, глядя на Кости. – Если они продолжат питаться от него еще немногим дольше, в конечном счете, они убьют его. Если хочешь освободить его от Остатков, дай волю своим огромным способностям. Покажи мне огонь или сдвинь этот бокал хоть дюйм, и я отошлю их назад в могилы.

Мое сердце все еще отстукивало затихающие редкие удары из-за страха и ярости, а я смотрела на нее, отмечая каждую черточку ее внешности, как если бы эти детали могли помочь мне победить ее. Большие темные глаза, гладкая нестареющая кожа и полные губы, обрамленные темными волосами, едва касающимися кружевного платка, накинутого на ее дизайнерское платье морского цвета. Все в Мари выглядело современным и нормальным вплоть до ее разумных по высоте, но все же элегантных каблуков, однако эта женщина была самым опасным противником, с которым я когда-либо сталкивалась. Я думала, что только Менчерес обладал достаточной властью, чтобы пересчитать наши с Кости ребра, не вставая с места, но Мари сейчас делала то же самое. Ее способность управлять Остатками, должно быть, и была тем, с помощью чего Аполлион рассчитывал получить преимущество в войне между упырями и вампирами, и, должна признать, это было чертовски пугающе.

Я посмотрела на Кости. Его лицо исказилось, боль взрывалась в моем подсознании подобно очередям автомата, но хотя его рот и двигался, ни слова не срывалось с его губ. Мало того, что Мари приказывала Остаткам удерживать его у стены, она еще и заставляла их мешать ему говорить. Гнев всколыхнул во мне вспышку энергии, заставляя подняться, чтобы оказаться с ней лицом к лицу.

– Мы обе знаем, что если бы у меня остались хоть какие-нибудь способности, я бы украсила стены твоими кровавыми, тлеющими останками прямо сейчас, – сказала я, надеясь, что мне хватило стойкости казаться более угрожающей. – Я получила те силы лишь на некоторое время, когда выпила крови Влада и Менчереса.

На ее лице мелькнуло удовлетворение, но через мгновение оно снова стало совершенно спокойным.

– Как у Мамбо, – сказала она, растягивая незнакомое слово. – В моей секте вуду избранные Мамбо пили кровь, окропленную эссенцией Зомби, чтобы поглотить божественную власть над мертвыми — временно. Когда меня обратили в упыря, эти силы стали постоянными и возросли так, как никто не смел и вообразить.

– Убери этих тварей от Кости, и можешь рассказывать мне об этом все, что хочешь, – проговорила я сквозь сжатые зубы. Мари получила подтверждение своим подозрениям об источнике моей силы, но мы были все еще живы, поэтому она наверняка хочет от нас что-то еще. Мне не нужен был магический шар, чтобы понять, что если бы она желала нашей смерти, к этому моменту мы были бы лишь съежившимися кучками в этой тусклой комнате.