На митингах в Вене, которые посещали Филби и Литци, Мали горячо убеждал собравшихся в том, что войну против нацизма следует вести и за пределами Германии и призывал сделать все возможное, чтобы отсечь щупальца нацистов, протянувшиеся к соседним странам. Мали говорил страстно и убежденно. Молодая пара слушала его с восхищением.

В мае 1934 года Ким Филби вернулся в Англию и привез туда Литци. Они поселились у его матери Доры, в Хэмпстеде. Как правило, матери и невестки между собой не ладят, но Дора и Литци быстро стали подругами и союзницами.

Как только Литци приехала в Лондон, она сразу же связалась с местными коммунистами и особенно тесно сошлась с Эдит Тюдор-Харт. Супруги Филби встречались и с другими активными коммунистами, среди которых были и агенты НКВД. Центру сообщили о молодом человеке, который решительно действовал во время венских событий, а сейчас продолжает работать в Англии, представляя собой подходящую кандидатуру для вербовки.

Следует подчеркнуть, что, вопреки установившемуся мнению, ни Бёрджесс, ни кто-либо другой из наших русских агентов не привлекали Филби к деятельности советского разведывательного аппарата. Это опять же была Литци. Через свою приятельницу Эдит она познакомила Кима с Арнольдом Дойчем, недавно приехавшим в Лондон. Еще в Вене Ким заметил, что им заинтересовалась подпольная антифашистская организация, близкая к Коминтерну. И будучи в Англии, побуждаемый Дойчем, он начал подпольную деятельность, полагая, что работает в какой-то коминтерновской ячейке.

Дойч, как и Мали, был агентом-нелегалом. Австрийский еврей, он широко интересовался вопросами психоанализа и принимал участие в деятельности венского психоаналитика Вильгельма Рейча, боровшегося против политических и сексуальных притеснений. Дойч встретился с Мали в начале 20-х годов, в 1924 вступил в коммунистическую партию, а в 1933 вместе с женой прошел подготовку в НКВД для работы в качестве нелегала. Позднее его направили в Париж, а затем в Англию, где он объявился под собственным именем как австрийский ученый. В течение 1934 года Арнольд Дойч несколько раз встречался с Кимом Филби. Но Дойч не был тем человеком, которому в конечном итоге Центр поручил координировать работу Кима. Кто был тогда его связным, мне этого установить не удалось.

Ким приступил к выполнению своего первого задания: завербовать одного-двух агентов, чтобы создать первичное звено. В мае он побывал в Кембридже. Встретив там Гая Бёрджесса, Ким рассказал ему о зимних событиях в Вене и своем участии в них. В конце концов он убедил Бёрджесса вступить в свою группу. Говорили, что Гая завербовал какой-то советский агент. Это совершенно неверно. Именно Филби в мае 1934 года сыграл здесь решающую роль. Прежде чем приступить к делу, Ким обстоятельно обсудил кандидатуру Бёрджесса со своим связным и с Арнольдом Дойчем, числившимся у нас в то время под кличкой «Отто». Встреча Бёрджесса и Дойча произошла через несколько недель в одном из лондонских баров.

Со временем маленькое звено получило третьего «рекрута». Филби еще раньше попросил Бёрджесса присмотреть для группы кого-либо из своих друзей, и Бёрджесс остановился на кандидатуре Энтони Бланта.

Помимо вербовки новых сторонников, связной Филби поручил ему найти возможность для поступления на правительственную службу, где наверняка должны были быть профашистски настроенные элементы. К ним следовало войти в доверие. Филби незамедлительно написал заявление о приеме его на такую работу и заручился рекомендацией одного из своих бывших преподавателей-экономистов — Денниса Робертсона, а также поддержкой его однофальмильца Дональда, одного из многочисленных друзей своего отца. Он навестил их обоих, и те согласились замолвить за него слово, но вскоре изменили свое решение. Не прошло и месяца, как Филби получил от Денниса Робертсона письмо, в котором тот с классическими британскими недомолвками сообщал Киму, что чрезмерная чувствительность к политической несправедливости может сделать его кандидатуру неподходящей для работы в правительственной сфере.

Ким Филби сразу понял, что причиной тому — его коммунистическое прошлое. Настаивать он не стал, взял назад свое заявление и решил пока отказаться от мысли поступить на работу в правительственные ведомства. Одновременно он стал постепенно, но методично рвать свои связи с коммунистической партией. Всем, с кем ему случалось беседовать, Ким говорил, что, по его мнению, коммунистические идеи — дело мертвое. Начиная с этого времени, он стал домогаться более легкой цели — занять определенное положение в высшем обществе Лондона.

Именно тогда связной открыл Киму его настоящих руководителей. Любопытно отметить, что, узнав тех, на кого он работает, Филби воспринял это известие спокойно. Я думаю, что он уже давно догадывался об этом. Связник попросил его сосредоточить внимание на Германии и поехать туда для сбора информации, которая могла быть использована против нацистского режима.

Несмотря на кембриджский диплом, Киму было довольно трудно устроиться на работу. Он хотел попробовать себя в журналистике и начал время от времени писать статьи в лондонский журнал «Ревью оф Ревьюз». Он знал, что на этой работе едва ли сможет собрать что-либо полезное для борьбы с фашизмом. И все же через связи своего отца проник в группу леди Астор, где объединялись люди, симпатизировавшие нацизму, и вступить в Общество англо-германской дружбы. Это дало Киму возможность познакомиться с Иоахимом фон Риббентропом, послом Гитлера в Лондоне и будущим министром иностранных дел Третьего рейха. У них установились теплые и даже приятельские отношения. Филби очень понравился Риббентропу, и тот рекомендовал его Йозефу Геббельсу — министру пропаганды Гитлера, прося подыскать для Кима дело в Германии. Филби отправился в Германию и предстал перед Геббельсом, взяв у него интервью. Это не дало конкретных результатов, но Ким не отступал. Отец представил его профессору Хаусхоферу, редактору солидного немецкого политического журнала «Геополитика», пропагандировавшего идеи Гитлера о новом порядке в мире.

Работа Филби начала приносить плоды. Первое, что он передал своему связному, был список имен нацистских сторонников в верхних эшелонах правительства и политических группировках из среды аристократов Великобритании. К списку прилагалось изложение взглядов бизнесменов и политических деятелей на национал-социализм, а также их суждения о Гитлере.

В середине 1935 года Ким Филби и Дойч («Отто») начали работать вместе. В начале 1936 года к Дойчу подключился Теодор Мали, приехавший в Англию под видом респектабельного банковского деятеля, некоего Пауля Хардта. Мали должен был осуществлять общий контроль над всеми нашими секретными операциями на территории Англии. Во время своего непродолжительного пребывания в стране он несколько раз менял фамилии. В течение нескольких месяцев Мали официально работал в штате советского посольства. Английская секретная служба к нему не приглядывалась.

Мали и Дойч были профессиональными агентами высокого класса и отнюдь не стремились получить информацию любой ценой. Они понимали, что Ким Филби — блестящее приобретение, но не торопили его, не требовали сразу же устанавливать необходимые ему контакты или искать себе места в той части английского общества, где он мог стать наиболее полезным для советской разведки.

Однако Ким начал активно искать себе такую работу, которая давала бы ему не только заработок, но и доступ к информации, касающейся Германии. В 1936 году он отправился в Берлин, чтобы укрепить свои связи среди высокопоставленных нацистов. Находясь в стране, он узнал, что в Испании вспыхнула гражданская война [12], и вернулся в Лондон. «Отто» попросил его переключить свою деятельность на Испанию, в делах которой Советский Союз в скором времени стал принимать самое активное участие. Ким должен был, если удастся, проникнуть в окружение Франко.

Это была задача деликатного свойства, так как Франко, называвший себя каудильо (вождем), чрезвычайно подозрительно относился к людям, прибывшим в Испанию из западных стран, особенно Англии и Франции. Каждого британца или француза он считал бойцом интернациональной бригады. Поэтому Франко разрешил впустить в Испанию лишь ограниченное число журналистов из этих стран. Филби пришлось провести очень осторожную кампанию, чтобы внушить к себе доверие. И опять он обратился к отцу, поклявшись, что перестал заигрывать с коммунистами и твердо решил стать международным обозревателем.