Бирман — один из старослужащих госарсенала, на станцию мотается в среднем от четырех до шести раз год, знает все ее три палубы досконально. Поэтому его неизменно включают в состав технической комиссии, которая раз в два года дотошно инспектирует орбиталку, проверяет на соответствие всем нормативам. Возит комиссию тоже Бирман, так что со станцией стыкуется всего за четверть часа, а мог бы, наверное, и быстрее.
Переход на ОКС прошел без сучка и задоринки — тубус «Спектра» вошел в стыковочный модуль как нога бывалого пехотинца в разношенный сапог.
Три минуты в кессонной камере мне также показались формальностью — перепад давлений между «Спектром» и «Дромадером» был чисто символическим.
Бирман проверил, насколько замковые механизмы стыковочного модуля застопорили и надежно зафиксировали все сорок два метра «Спектра». А потом неожиданно обрадовал:
— Часов через восемь будем на месте.
Это прозвучало как гром среди ясного космоса: Бирман говорил негромко, почти неслышно, но, как это случается в подобных ситуациях, всякая волна смысла очень скоро находила свой берег.
Через восемь часов! Так быстро! Вот это да! А мы-то думали, через шестнадцать!
Расклад был прост.
В течение часа «Сом» основательно заправлялся.
Затем набирал скорость и сходил с беллоноцентрической орбиты.
Еще два часа двигался по переходной траектории, разгоняясь.
Еще три часа тормозился.
И, наконец, последний час сближался, выравнивался и всячески прилаживался к ракетоплану.
— Правильно ли я понимаю, что наше пребывание на искомом объекте будет ограничено по времени? — Спросил Федор.
— Часов девять я вам, полагаю, смогу дать, — пожал плечами Бирман. — Больше не получится. Топлива мы, гоняясь за ракетопланом, сожжем вагон, и, чтобы не улететь от Беллоны совсем уж к диким кабанам, надо будет возвращаться.
Мы с Федором переглянулись. Тайна же переводила озадаченный взгляд с Бирмана на нас со Смагиным и, судя по всему, мало что понимала в ситуации.
— А если нам не хватит ваших девяти часов? — Язвительно поинтересовалась Тайна, исподлобья глядя на нашего ангела-хранителя.
— Пожалуйста, — слегка шевельнул широкими плечами Бирман. — Если на искомом объекте…
— Объекте, угу!
Всё время нашей совместной работы Бирман упорно именовал ракетоплан не иначе как «искомым объектом», даже в этом соблюдая вежливую, но постоянную дистанцию между собой и своими клиентами. Мол, это всё ваши дела, моя же работа — довезти вас туда и обратно в целости и сохранности, а подробности мне ни к чему.
— Так вот, — продолжил траппер, и ухом не поведя, — если ваша высадка пройдет благополучно, и выяснится, что на борту объекта можно поддерживать вашу жизнедеятельность достаточно долгий срок, вы сможете на нем остаться. Работайте, ищите, зачем прилетели, готовьте объект к транспортировке… Я же тем временем вернусь на «Дромадер» — по правилам, нельзя оставлять станцию без «Сома» на срок, превышающий двадцать четыре часа.
— Ну и если описанный вами расклад возникнет, то когда нам вас ожидать? — Уточнил Смагин. И, помедлив, твердо добавил:
— На ракетоплане.
— А почему бы, кстати, вам не вернуться к «Дромадеру» с ракетопланом на борту? — Тайна задала наконец тот самый вопрос, который вертелся и у меня на языке.
— Есть еще пара дел, — сухо ответил Бирман. — Ваш… м-м-м… объект весьма тяжел, и я сожгу прорву лишнего топлива в ходе орбитальных эволюций. Или вам некуда девать семьдесят тысяч терро?
Тайна возмущенно фыркнула, но промолчала.
— Кроме того, у меня ведь начальство, — вздохнул траппер. — Ему может не понравиться эта ситуация: «Сом» летает с каким-то сомнительным, несертифицированным и незарегистрированным объектом на борту. Начальство начнет задавать никому не нужные вопросы…
Он испытующе посмотрел на Смагина.
— Вам ведь не нужны лишние вопросы, верно?
Это походило уже на откровенный шантаж, но выдержка у Федора была железная. Он холодно кивнул, и траппер-делец развел руками.
— Думаю, стандартных суток плюс-минус два часа мне хватит, чтобы вернуться за вами. Впрочем, я со своей стороны вовсе не вижу смысла вам долго задерживаться на этом… м-м-м… объекте.
По-человечески я Бирмана понимал.
Ни строгие служебные инструкции, ни здравый смысл не позволяли трапперу держать в док-камере «Сома» ракетоплан неизвестного происхождения. Док, конечно, герметизирован, изолирован и всячески дополнительно защищен от вредоносных излучений и любой другой заразы, которой космический мусор вполне может поднабраться, летая неизвестно где миллионами лет… Но все-таки правила есть правила.
Что ж, в любом случае мы не стояли на месте, а двигались!
Все наши мысли сейчас занимала предстоящая встреча с вожделенным ракетопланом. Поэтому предложения Бирмана были приняты, и каждый из нас троих отправился немного передохнуть, пока «Сом» не будет заправлен — благо отдельных кают на пустующем «Дромадере» хватало.
Я лично решил умыться, оправиться и хорошенько прогуляться по орбитальной станции. Прогулка по «Дромадеру» уже сама по себе сулила мне при должной ловкости подачи материала занимательный репортаж на полторы сотни строк. А значит первое, пусть и скромное пополнение моего счета, изрядно похудевшего из-за всей этой авантюры с поисками катера. А каким новостным и информационным Клондайком может оказаться высадка на сам ракетоплан, представляете?
И я отправился в душ, предвкушая темные отсеки и погасшие экраны терминалов, затянутые романтической паутиной четырехвековой давности. А себя представляя эдаким космическим графом Монте-Кристо и от души надеясь, что ракетоплан окажется моим островом сокровищ, а вовсе не замком Иф.
Когда наша троица немного передохнула и привела себя в порядок после путешествия в пахучем «Спектре», Бирман представил нам, как он выразился, «коменданта „Дромадера“». Хотя фактически перед нами был скорее сторож, завхоз и инженер-эксплуатационщик в одном лице.
Оказывается, всё время, покуда мы стыковались, высаживались на борт орбиталки и выслушивали ценные указания Бирмана, за нами внимательно следил и контролировал каждый наш шаг на борту станции этот самый «комендант».
Он же и дежурил в одиночку на «Дромадере», покуда Бирман решал на Беллоне важные и неотложные дела. Подозреваю, впрочем, что все они заключались в ленивом ожидании грузов на сопровождение, листании глянцевых журналов и просмотре спортивных телетрансляций.
Впрочем, по части лени и иных проявлений праздного образа орбитальной жизни этот инженер с чудным именем артиста-куплетиста мог бы дать Бирману убедительную фору.
— Минералов Аркадий Борисович, — представился он скучным, тусклым голосом, в котором отчетливо слышались зевающие нотки. — Приятно познакомиться, весьма рад, располагайтесь как дома.
— Да собственно уже расположились, — хмуро глядя на нечесаную шевелюру Минералова, сказал Смагин.
— Вот как? — Равнодушно пробормотал Минералов. Комплекцией и темпераментом он здорово смахивал на сонного тюленя, весьма упитанного к тому же. — В таком случае что пожелаете? Водка, коньяк, поговорить?
— Желаем экскурсию по всем палубам, — весело потребовала Тайна. — Ваш шеф Бирман пообещал, что вы нас проведете тут по всем закоулкам, где только можно. И нельзя — тоже.
Она обворожительно улыбнулась этому апатичному лохматому увальню.
Со стороны нашей очаровательной компаньонши это было наглое вранье. Особенно насчет «всех закоулков».
Но в этой паре Бирман был бесспорным альфа-самцом, носителем непререкаемого авторитета. Поэтому Минералов обреченно вздохнул и поплелся вслед за Тайной, которая уже бодро шагала по направлению к лифту.
Девушка весело щебетала, без конца переспрашивала, уточняла, и я понял: эта экскурсия будет стоить рыхлому Минералову немалой толики соков и жизненных сил.
Мы обменялись с Федором понимающими взглядами и бодро зашагали следом. В конце концов, не каждый день доводится бывать на ведомственной орбитальной станции!