Сигарета тянется семь-десять минут. За это время можно услышать много интересного. Добавим к этому еще полчаса перешептываний после команды «отбой». Зубов слушал, иногда поддакивал, но в основном угрюмо отмалчивался, как и большая часть бойцов. Устроившись на узкой солдатской койке, он еще долго обдумывал подслушанное.

Собравшихся можно было разделить на несколько групп. Три или четыре охранника из компании «Туранбуран Протект». Они занимались охраной трубопровода, которого еще не было. Пятеро или шестеро прилетели сюда, чтобы после тестирования подписать контракт и тоже заняться охраной несуществующего трубопровода. Еще пятеро были вызваны из различных охранных предприятий на временное усиление охраны все того же трубопровода.

Народу могло быть и больше, но на усиление приехали не все вызванные. А местные кадры поредели за последнее время.

Самым приятным во всем этом было то, что кадры поредели по вине Кота. Зубов с трудом удержал эмоции, услышав о потерях туранбуранцев при попытке задержания его старого друга. Двое застрелены. Двое покалечены в аварии. «Это вы еще не знаете про моих двоих», чуть не сказал он. А одного, говорят, сегодня пырнули ножом, сейчас в реанимации.

Никому не показалось странным, что трубопроводные охранники почему-то участвуют в каких-то полицейских мероприятиях. Кого-то разыскивают, хоть и неудачно. Кого-то задерживают, еще неудачнее. Это были опытные бойцы, и они привыкли не спрашивать лишнего, а спокойно делать свое дело, за которое к тому же весьма щедро платили. Правда, порой кого-то из них уносили в домик с запахом хлорки. В таких случаях увеличивалась зарплата оставшихся в живых, только и всего.

Дождавшись полной тишины, Зубов встал и вышел в коридор. Он ошибся — заснули не все. Его попутчики сидели на табуретах в разных концах коридора. Седой подшивал подворотничок к камуфляжной куртке, а Щуплый чистил пистолет, разложив детали на подоконнике…

Глава 19

Следующий день начался приятно — Зубов получил двести долларов. Их ему выдал Камыш, когда Зубов зашел к нему в каптерку за новыми документами.

Все было организовано очень толково. От вспышки фотокамеры до получения пластикового удостоверения прошло не больше пяти минут, и за это время Зубов успел заменить камуфляжные штаны на более просторные, получить «кипарис» со стертым заводским номером и инструкцию к нему, «Кипарис — твой надежный друг».

— Говорил же тебе, побрейся, — сказал Камыш.

— А так я больше похож на воина ислама, — ответил Зубов.

— Смотри не брякни это при начальстве, — посоветовал Камыш. — «Воины ислама» иранцы, а наши иранцев ненавидят. Наши в смысле турки.

— О кей, побреюсь, оставлю усы, стану турком.

— Никаких усов. Турки давно уже не носят усов.

— Значит, я отсталый турок.

— Догонишь. Никаких усов, — повторил Камыш. — Борода — значит, иранец. Усы — значит, курд. Все четко. Вот, это твои вчерашние бабки. Распишись.

— Как?

— Английскими буквами пишешь свое имя. Все, дуй, изучай материальную часть. Позови ко мне Нури. После завтрака останешься в столовой, на развод не ходи. Развод для салабонов. У старой гвардии особое задание будет.

Особое задание оказалось обычным нарядом по кухне. Последний раз Зубов заступал в такой наряд лет двадцать пять назад, еще курсантом. Но на этот раз ему не надо было мыть посуду или чистить картошку. Толкая перед собой тачку на велосипедных колесах, он отправился на склад. Повар, статный парень с выбритой головой, шел впереди, поигрывая четками.

Он толкал свою тачку и фиксировал местность. Бойцы сидели у пустого бассейна на траве под деревьями, перед ними прохаживался гладко выбритый смуглый человек в штатском.

За бассейном между деревьями и кустами виднелись два одноэтажных корпуса с закрашенными окнами. Одно окно было распахнуто, с подоконника свисал ковер, и слышались завывания пылесоса. Вряд ли там держат Графа, подумал Зубов. Непохоже на тюрьму.

Все это, наверно, было больше всего похоже на пионерский лагерь. Не хватало только наглядной агитации, гипсовых горнистов и парадной трибуны. Зато хватало колючей проволоки поверх каменного забора. Забор уходил в непроницаемую глубину бесконечного сада, и Зубов толкал тележку вдоль него, прикидывая, как можно преодолеть такое препятствие. Никак. Только на танке.

Склад оказался на самом краю сада, за ним был обрыв, а за обрывом далеко внизу виднелся песчаный пляж и свинцовая зелень моря. Забор, однако, не кончился. Он уходил по обрыву вниз (Зубов заметил перила, наверно, вдоль забора была лестница) и тянулся поперек пляжа, и уходил в море, и далеко в воде еще виднелась линия столбов с невидимой отсюда решеткой между ними.

Повар нагрузил тачку коробками с английскими и арабскими наклейками и спросил:

— Что сегодня готовим? Какой мясо? Баран есть, кура есть.

— Все равно, — ответил Зубов, удивившись вопросу.

— Э, земляк, кто гость, я или ты? Я к тебе приеду, ты меня спросишь, что готовим, да. Ты ко мне приехал, я тебя спрашиваю.

— Ну, давай курицу, что ли.

— Ай, молодец. Все другие барана просили. Ты первый курицу заказал. Я сам давно хотел, чихиртма делать будем.

Повар постучал в окошко склада и позвал: «Балам, ай балам!» Выбежал мальчуган лет десяти, тоже бритоголовый, и повар что-то принялся ему говорить, загибая пальцы на руке, и мальчуган кивал, утирая нос рукавом. Он был в черных финках и в драном турецком свитерке, и стоял босиком на холодной земле, почесывая одной ногой другую. «Дуй, балам», сказал повар, и мальчуган сорвался с места. Повар пошел за ним, и Зубов покатил свою тачку вдоль обрыва, приближаясь к дощатой постройке, которую окружала сетка-рабица. Из постройки уже доносились тревожные вскрикивания кур.

Дорога от склада до курятника была недолгой, но когда Зубов догнал повара, тот уже держал за ноги три куриные тушки и встряхивал их, давая стечь крови, а мальчуган как раз выносил из курятника четвертую курицу. Он бережно держал ее под мышкой и что-то успокаивающе приговаривал, а она все вертела головой по сторонам. Мальчуган присел перед обрезком шпалы. На песке уже темнела впитавшаяся кровь.

Курица протяжно прокудахтала, мальчуган ответил ей, бережно придавил одной рукой к шпале, а в другой руке у него уже был топорик. Тюк — и готово.

— Четыре штук хватит, — сказал повар. — Народ мало сегодня.

— Джигит растет, — сказал Зубов. — Сын твой?

— Какой сын, ты что? — сросшиеся круглые брови повара стали еще круглее. — Откуда сын? Брат, да. Мы семь братьев. Еще мой старший брат не женился, откуда у меня сын?

— Ничего, — сказал Зубов. — Будет и у тебя сын. Такой же боевой.

— А у тебя есть дети?

— Наверно, есть где-то.

— Э, так не шути, — сказал повар. — Дети это самый главный вещь. Если детей нету, зачем живешь?

Пока толстуха в белом халате ощипывала куриц, повар вывалил остатки вчерашнего мяса в оцинкованное ведро, туда же набросал засохшие куски хлеба, перемешал и сказал Зубову:

— Собак любишь? Собака тоже кушать хочет. Голубой дом видишь? Там забор есть, там миски есть. На миску мал-мал кидаешь, под забор ставишь… — Объясняя технологию кормления собак, повар наглядно показывал, как надо раскладывать еду по мискам, как надо, присев, осторожно протолкнуть миску под забор и быстро отдернуть руку. — …Только все не кидай. Остальной мясо отнесешь на белый дом, там окно открытый, туда ведро ставишь, окно сразу закрываешь. Только быстро-быстро. Никаких разговоров. Дуй.

— У вас что, говорящие собаки? — спросил Зубов.

Повар ничего не ответил, оглянувшись на толстуху, и поднес палец к губам.

Зубов покормил собак: четыре помятые миски со следами мощных клыков отправились под железный забор, и там послышалось чавканье и утробное рычание.

В «белом доме», том самом, где недавно слышался пылесос, было открыто окно в торцевой стене. Зубов сначала поставил ведро с остатками корма на подоконник. Потом осторожно заглянул внутрь. В маленькой комнатке на полу стояло второе такое же ведро, пустое. В углу он заметил истерзанный матрас, из которого торчали клочья грязной ваты. Рядом стояла миска. Что ж, довольно просторная собачья будка. Но без собаки. И без запаха псины.