— Я верю тебе, Нехези. Пусть Хоремхеб и деле командует нашими корпусами в Сирии. Но о посылке туда войск не может быть и речи. Пусть обходиться теми силами, что у него есть. И пусть просит наших союзников исполнять свой долг и сражаться во имя фараона и во имя божественного Солнца!

— Слово и воля фараона! Внимание и повиновение!

— У тебя есть еще прошения ко мне из Сирии и Палестины? — фараон посмотрел на Нехези с недовольством.

— Да, о повелитель. У меня их еще четыре.

— И все просят прислать войска? Я сегодня не стану их слушать. Мне надоели разговоры о войне. Мерира!

— Да, повелитель.

— Идем со мной, я должен тебе кое-что рассказать. А ты, Эйе, придешь ко мне с этими посланиями завтра. А лучше еще позже.

Когда фараон удалился, Эйе подошел к Нехези.

— Ты что себе позволяешь? Ты думаешь если ты Друг фараона, и если ты удачно выполнил порученное тебе дело, то ты можешь вот так дерзить фараону?

— Но я не дерзил ему, а только сказал…

— Но я предупреждал тебя, что этого говорить владыке не следует. Разве не так?

— Так, господин. Но я обещал Хоремехебу, что…

— Иными словами ты нарушил мое повеление молчать. Ты хотел все сделать по-своему, и что получилось? Твой Хоремхеб едва не лишился головы. Ты хоть это понимаешь? Маи едва не уничтожил его сейчас. Да и твое собственное благополучие сейчас висело на волоске. Эхнатон хочет слышать только о храмах Атона и о новом культе. А сейчас его характер совсем испортился. Он закипает от малейшей искры. И в гневе он страшен. Может и тебя отправить в казематы где работают палачи Мерира. А там шутить не любят.

— Но что же делать? Ведь Хоремхебу нужна помощь, господин. Я же тебе все рассказал. Неужели и ты ничего не понял? В Сирии и Палестине наши дела совсем плохи.

— Да все я понял, Незхези. И мне это известно и без докладов Хоремхеба. Я ведь занимаюсь международными делами Египта. И я хорошо знаю, что происходит в Хеттии, Палестине, Вавилонии, Асиирии и в других станах. Но не все так просто как тебе кажется.

— Но что же делать?

— Ничего не делать без моего приказа. Не забывай, что ты мой секретарь и писец. И ты состоишь при моей особе.

— Я это всегда помню, господин. И верность тебе я сохраню всегда.

— Я верю тебе, Ты не переметнешься к моим врагам, и ты все без утайки рассказал мне о твоих отношениях с Мерира. Это хорошо, Нехези. Но это не главное сейчас. Мне нужно чтобы мои верные слуги доверяли мне во всем и делали так, как я скажу. В Египте назревают большие события.

— События? — не понял Нехези своего господина.

— Но сейчас не будем более говорить об этом. В этом дворце и стены имеют уши. Отправляйся к скульптору фараона Тутмосу и последи за тем, чтобы во дворец доставили новую статую нашего повелителя…

Статуя фараона, что был изваян скульптором сидящим на троне, в торжественном облачении, смотрела на Нехези своими громадными каменными глазами. Он поразился тому, как точно скульптор предал лицо повелителя Египта. Фараон у него получился как живой. Мастер подчеркнул все физические недостатки владыки Верхнего и Нижнего Египта: худые руки, полные бедра как у женщины, выпуклые злые глаза, вялые дряблые щеки, выступающий вперед лоб.

— Ты сотворил лучшую статую повелителя, — восхищенно прошептал Нехези.

— Твоя похвала радует меня. Может и самому фараону эта статуя понравиться. Я сделал Его святейшество таким как видел его месяц назад когда был удостоен чести присутствовать на приему во Дворце.

— Фараон любит, чтобы его изображали таким, каков он есть. Лести скульпторов он не переносит.

— Я и сам такой скульптор, который не умеет льстить. Я хочу ваять людей такими какие они есть, чтобы те кто станет жить после нас имели представление о своих предках. Вот эта статуя должна ясно показать, что повелитель страдает. Он болен, и ему не до дел государства, но долг вынуждает его сидеть на троне и принимать государственные решения. Именно, таким он должен запомниться потомкам.

— Его святейшество повелел доставить твою работу во дворец. И если она ему понравиться, то владыка будет щедр в своей награде.

— Для меня важна одна награда, — ответил скульптор Тутмос, молодой человек которому не было еще и 25 лет от роду. — Я хочу сделать скульптурный портрет Нефертити. Её красота заслуживает того чтобы сохраниться в веках.

— Таких портретов сделано уже немало, Тутмос, — сказал Нехези.

— Да. Но ни один из них точно не предал её неповторимости и красоты. Я бы сделал его по-другому.

Нехези приказал слугам со всей осторожностью доставить статую во дворец. Для скульптора Тутмоса он предоставил свои носилки.

Сам он решил пройти по городу без сопровождающих и охраны. Пусть себе скульптор насладиться комфортом.

Но прошелся по кварталу ремесленников и у лавки медника неожиданно встретил Пэнтоэра. Тот торговал медный кувшин и ругался с хозяином лаки, пытаясь сбить цену.

— Смотри на чеканку, нечестивец! — кричал торговец. — Ты видишь изображение солнца Атона! Смотри, я изобразил его, как надо изображать великое Солнце! Чего же ты торгуешься? Да я больше должен брать!

— Сам ты нечестивец! Требуешь за медный кувшин непомерную плату и еще смеешь мне выговаривать! Да я сейчас снесу тебе голову!

— Успокойся, Пэнтоэр! — весело произнес Нехези, приблизившись к лавке. — Я куплю тебе этот кувшин. Пусть возьмут с меня сколько он стоит.

— Слышал, что сказал господин? — Пэнтоэр взял кувшин с прилавка.

— Куда мне направить слугу за платой? — спросил торговец. — Пусть великий господин назовет свое имя.

— Меня зовут Нехези. Я писец чати фараона Эйе.

— О! — торговец вскрикнул. Он явно много слышал об Эйе. — Такая честь для моей лавки, господин. Я, конечно, знаю твой дом, господин. Прости, что не узнал тебя.

— Пришли ко мне своего раба или слугу и тебе заплатят. А теперь скажи мне — ты доволен своей жизнью?

— Я, господин? — переспросил торговец.

— Ты. Вижу на изделиях, что ты продаешь знак солнечного диска. Это должно помогать тебе в твоей торговле. Не так ли?

— К сожалению, мои товары слабо берут за пределами Ахетатона и мне здесь приходиться поднимать цену, чтобы не быть в убытке.

— Пойдем, господин, — Пэнтоэр потянул Нехези прочь от лавки. — Сейчас везде цены подняли. Торговля сильно упала в последнее время. И об этом я могу тебе рассказать не хуже торговца.

Они отошли от лавки, и пошли по широкой улице между белыми аккуратными домами.

— Город разросся и продолжает расти. Я удивляюсь сколь много народу пытается сюда переселиться, господин.

— Жить в столице всегда выгодно. Здесь храмы жрецов и нужды культа стоит обслуживать. Храмы Амона в Фивах запустевают, ибо их теперь никто не финансирует. Приход средств от верующих также пресекся. Культ то запрещенный. Сами понимаете, чем это грозит. Хотя в Фивах и других городах множество египтян тайно поклоняются старым богам. Вот и суди сам, Пэнтоэр.

— Как у тебя все прошло при дворе, господин?

— Фараон Эхнатон благодарен нам всем за храм Атону. Архитектор Мади и все камнесечцы получили награды.

— Вот как? И что получил Мади?

— Гробницу что будет построена за государственный счет и добротный дом в Ахетатоне в квартале архитекторов. И 10 красивых рабынь. Его святейшество так и изволил выразиться — красивых!

— А мы? Воины что сражались с хабиру у стен Кумиди?

— Воины? Не смеши меня, Пэнтоэр. Фараон даже не вспомнил о битве. Сам знаешь, что война его совершенно не интересует. Я просчитал ему письмо Риб-Адди и он отреагировал на это так, что я едва не потерял свою голову.

— Вот она благодарность, — с горечью прошептал Пэнтоэр.

— Что я могу сделать? Но я сам награжу тебя и твоих людей. Вы мне нужны и я не забуду ваших услуг. Фараон кое-что пожаловал и мне. Две трети этого принадлежат вам.

— ты как всегда щедр и милостив, господин. Это хорошо, но ты не в силах наградить всех солдат Египта. В Фивах около пяти тысяч лишившихся работы солдат. И сотни недовольных офицеров. Пока они только ропщут, но кто знает, что сделают вскоре?