Изменить стиль страницы

— Василий, ты должен выслушать меня.

— На колени.

— Прошу тебя…

Василий поднял пистолет. Лев упал на колени. Ему оставалось лишь повиноваться, умолять и просить, вот только стоявший перед ним человек не склонен был слушать. Его не интересовало ничего, кроме личной вендетты.

— Василий, это очень важно…

Василий приставил дуло пистолета к его голове.

— Раиса, стань на колени рядом с мужем. Быстро!

Она присоединилась к мужу, и теперь они стояли рядом, совсем как семья Михаила на расстреле у сарая. Пистолет уперся ей в затылок. Раиса взяла мужа за руку и закрыла глаза. Лев крикнул:

— Нет!

В ответ Василий, словно в насмешку, ударил его рукоятью пистолета по голове.

— Лев…

Голос у Василия сорвался. Раиса крепче сжала руку Льва. Медленно тянулись секунды; в комнате царила тишина. Ничего не происходило. Очень медленно Лев повернул голову.

Клинок с зазубренным лезвием вошел Василию в спину, и кончик его торчал из груди. Рукоять ножа покоилась в руке Андрея. Он спас жизнь своему брату. Спокойно взяв нож — и при этом не споткнувшись и не упав, — он быстро и ловко вонзил его в незнакомца. Андрей был счастлив, совсем как тогда, когда они вдвоем убили кота, так счастлив, как еще никогда в жизни.

Лев встал и взял пистолет из руки Василия. Из уголка рта у того показалась струйка крови. Он был еще жив, но в глазах у него уже гас огонек ненависти. Он уже не строил никаких планов. Василий с трудом поднял руку и положил ее Льву на плечо, словно прощаясь с лучшим другом, а потом повалился лицом вперед. Человек, посвятивший всю жизнь тому, чтобы уничтожить Льва, был мертв. Но Лев не чувствовал ни облегчения, ни удовлетворения. Он мог думать лишь о том, что ему предстоит выполнить последнее, самое трудное, задание.

Раиса поднялась на ноги и встала рядом со Львом. Андрей остался на месте. Лев медленно поднял пистолет и прицелился брату в переносицу, чуть повыше дужки очков. В маленькой комнате расстояние от дульного среза до головы брата не превышало полуметра.

И вдруг детский голос прокричал:

— Что вы делаете?

Лев обернулся. На нижней ступеньке лестницы стояла Надя. Раиса прошептала:

— Лев, у нас мало времени.

Но Лев не мог заставить себя выстрелить. Андрей сказал:

— Брат, я хочу, чтобы ты сделал это.

Раиса накрыла своей ладонью руку Льва. И они вместе нажали на спусковой крючок. Пистолет выстрелил, и отдача увела ствол в сторону. Голова Андрея откинулась назад, и он упал на пол.

На звук выстрела в дом ворвались вооруженные оперативники и устремились вниз по лестнице. Раиса и Лев выпустили из рук оружие. Первый офицер уставился на труп Василия. Лев заговорил дрогнувшим голосом. Он показал на Андрея, своего младшего братишку.

— Этот человек — убийца. Ваш непосредственный начальник погиб, пытаясь арестовать его.

Лев поднял с пола черный портфель. Уже зная, что увидит внутри, он открыл его. В портфеле обнаружилась стеклянная банка, внутри которой лежало что-то, завернутое в газету. Он отвернул крышку и вытряхнул содержимое на стол, прямо поверх игральных карт. Это оказался желудок последней жертвы брата, завернутый в газету «Правда». Едва слышным голосом Лев добавил:

— Василий погиб, как герой.

Когда оперативники столпились вокруг стола, рассматривая жуткую находку, Лев шагнул назад. Надя смотрела на него, и в глазах у девочки кипела отцовская ярость.

Москва

18 июля

Лев стоял навытяжку перед майором Грачевым в том самом кабинете, в котором отказался отречься от своей жены и публично осудить ее. Майор был ему незнаком. Он никогда не слышал о нем. Но он не удивился тому, что отдел возглавил новый человек. Никто не задерживался надолго в высших эшелонах власти госбезопасности, а ведь прошло уже четыре месяца с тех пор, как он был здесь в последний раз. Но на этот раз надежды отделаться ссылкой в очередной медвежий угол или отправкой в ГУЛАГ не было. Их казнят здесь и сейчас.

Майор Грачев сказал:

— Вашим прежним непосредственным начальником был майор Кузьмин, ставленник Берии. Их обоих арестовали. Ваше дело перешло ко мне.

На столе перед ним лежали потрепанные материалы расследования, конфискованные в Вольске. Грачев принялся небрежно перебирать страницы, фотографии, показания свидетелей и выписки из решений суда.

— В том подвале мы обнаружили остатки трех желудков, два из которых были приготовлены в пищу. Их вырезали у детей, хотя нам до сих пор не удалось установить имена жертв. Мы даже не нашли пока их тела. Но вы оказались правы. Андрей Сидоров был убийцей. Я смотрел его личное дело. Очевидно, он сотрудничал с нацистской Германией и был ошибочно освобожден после войны вместо того, чтобы понести заслуженное наказание. Это была непростительная оплошность с нашей стороны. Он был нацистским агентом. Ему приказали вредить нам после нашей победы над фашистами. И эта месть вылилась в ужасающие надругательства над нашими детьми; нацисты покусились на самое будущее коммунизма. Более того, это стало пропагандистской кампанией. Они хотели, чтобы наш народ поверил в то, что наше общество способно породить такое чудовище. Тогда как на самом деле он стал плодом развращенного воспитания на Западе, где оказался оторванным от своей Родины, после чего ему приказали вернуться. Но душа его была отравлена ядом. Я обратил внимание на то, что перед Великой Отечественной войной не произошло ни одного похожего убийства.

Он помолчал, глядя на Льва.

— Или вы думаете иначе?

— Никак нет. Я согласен с вами целиком и полностью.

Грачев протянул ему руку.

— Вы честно служили своей стране. Я получил указание предложить вам повышение по службе и высокий чин в органах госбезопасности, что поможет вам в будущей политической деятельности, если вы пожелаете посвятить себя ей. Наступили новые времена, Лев. Наш руководитель Хрущев считает проблемы, с которыми вы столкнулись в ходе расследования, непростительными перегибами, свойственными сталинскому правлению. Вашу супругу освободили из-под стражи. Поскольку она помогала вам в охоте на иностранного агента, все вопросы о ее лояльности снимаются с повестки дня. В ваших личных делах не останется никаких компрометирующих записей. Ваши родители получат свою прежнюю квартиру обратно. Если же она уже занята, то им предоставят новое жилье повышенной комфортности.

Лев хранил молчание.

— Вам нечего сказать?

— Это очень щедрое предложение. Вы оказываете мне великую честь. Понимаете, я действовал, не рассчитывая на повышение или обретение власти. Я просто был уверен в том, что этого человека необходимо остановить.

— Понимаю.

— Но я прошу разрешения отклонить ваше предложение. И вместо этого обратиться к вам с просьбой.

— Продолжайте.

— Я хочу возглавить московский отдел по расследованию убийств. Если такого отдела не существует, я бы хотел создать его.

— Какая нужда в существовании подобного отдела?

— Как вы только что заметили, убийство превратилось в оружие, направленное против нашего общества. Если враги не могут распространять свою лживую пропаганду обычными средствами, они прибегнут к нетрадиционным способам. Я считаю, что борьба с преступностью станет нашим новым фронтом в противодействии Западу. Они воспользуются ею, чтобы подорвать наше гармонично развивающееся общество. И я хочу помешать им в этом.

— Продолжайте.

— Я прошу вас перевести в Москву генерала Нестерова. Я бы хотел, чтобы он работал вместе со мной в этом новом отделе.

Грачев обдумывал его просьбу, торжественно кивая головой.

* * *

Раиса ждала снаружи, глядя на статую Дзержинского. Лев вышел из здания и взял ее за руку, открыто демонстрируя ей свою любовь на глазах у тех, кто сейчас, несомненно, смотрел на них из окон Лубянки. Но ему было плевать. Сейчас им ничего не угрожало, по крайней мере в настоящее время. И этого было довольно; вряд ли можно рассчитывать на большее. Лев бросил взгляд на памятник Дзержинскому и вдруг понял, что не может вспомнить ни единого изречения, приписываемого этому человеку.