— Перчиков, на помощь! — заорал Солнышкин, снова бросаясь с ножом в воду.

Но, кажется, было поздно. Акула уходила в сторону. В зубах у неё были Степкины штаны, из которых торчала свежая обглоданная кость. Солнышкин поднырнул под задыхающегося артельщика и вынес его на плечах к берегу.

ЦЕЛЫЙ ДВОРЕЦ ДЛЯ РОБИНЗОНА

Всё это произошло так быстро, что Перчиков едва успел вскочить.

— В чём дело? — крикнул он, глядя на Солнышкина.

Солнышкин, отфыркиваясь, рассказал про акулу и про жемчужину. Перчиков удивлённо посмотрел на лежащего Стёпку, скользнул взглядом по его рёбрам: все рёбра артельщика были на месте.

— А тебе не показалось? — усомнился Перчиков.

— Что?

— И кость, и твоя жемчужина?

Солнышкин оскорбился. Показалось! Жемчужина, за которую можно построить целый дворец для Робинзона!

— Именно такие и кажутся! — подмигнул Перчиков. — Особенно в воде. Преломление лучей — и готов обман зрения!

— И акула тоже показалась? — налетел на радиста Солнышкин. — Если бы не Стёпка, видел бы ты меня сейчас рядом!

— О-ох! — зашевелился вдруг артельщик, услышав своё имя. — Ох! — Открыв глаза, он схватился за раздутую щеку, и из носа у него брызнули струйки воды. Он сел и, посмотрев на Солнышкина, прогнусавил: — Жив, Солнышкин? — И снова схватился за щеку. Потом он застонал: — Ох, мои штаны, мои зубы!

Нужно заметить, что, хотя на щеке у артельщика остался отпечаток акульего хвоста, зубы у него были на месте, и могло даже показаться, что один, довольно крупный, прибавился. А что касается штанов, то их действительно не было.

Но Перчикова это не волновало. Прихрамывая, он сделал шаг в сторону, сорвал несколько банановых листьев и протянул артельщику. Симпатии к нему радист, конечно не испытывал, но уважал благородные поступки.

— Ну, пошли, — сказал Солнышкин. Он готов был перевернуть всё дно, лишь бы только найти жемчужину.

И Перчиков, взяв нож, бросился за ним в воду. Они снова проплыли над кораллами и стали тихо кружить у той самой площадки. Перчиков заглядывал под каждую раковину, Солнышкин ощупывал каждый осколок перламутра. Жемчужины не было.

А хитрый артельщик, пританцовывая в пальмовой юбочке стряхнул с себя песок и что-то быстро повернул языком во рту.

Вдруг песок захрустел. На пляже появились в венках Моряков и Пионерчиков. За ними на берег высыпали островитяне. Увидев их, Солнышкин вышел из воды. Он ещё раз пересказал всю историю и попросил капитана задержаться хоть на один день. Но Моряков молчал.

— Да ведь это целый дворец для Робинзона! — воскликнул Солнышкин.

— Во-первых, не для Робинзона, а для Мирона Ивановича, — сказал Моряков. — А во-вторых, нужно найти его самого, а потом уже думать о дворцах. Кажется, я слишком доверился вашим фантазиям: дворцы, дельфины, тарелки, плоты, жемчужины! И вот результат! — Неожиданно он рассмеялся и, повторив: «И вот результат!», протянул руки к лагуне: к берегу под весёлое хрюканье дельфинов катился плот, на котором размахивали руками мистер Понч и старый Робинзон.

— Мы, кажется, чуть-чуть задержались, — улыбнулся мистер Понч.

— У нас были причины, — сказал Робинзон. Из рукавов его кителя валил пар, и вокруг распространялся острый ароматный запах.

ЛЕВО РУКАВ, ПРАВО РУКАВ!

Ночь на плоту была великолепна. Сначала Робинзон прислушивался к плеску океана, и океан напевал старому инспектору свои самые добрые песни. О тёплых тропических ветрах, о неведомых берегах. Иногда он, правда, подбрасывал плотик, чтобы старик не заснул. Но Мирон Иваныч спать не собирался. Он думал о своих воспитанниках, которые плывут далёкими морями, и порой всплеск волны казался ему добрым дружеским приветом…

Мистер Понч не мешал ему думать. Он слушал, как попискивает рядом транзисторный приёмничек. И лошадка мистера Понча вела себя очень смирно.

Но на рассвете, когда старый Робинзон с разрешения Понча взял штурвал в свои руки, акула взвилась в воздух и потянула плот в сторону.

— Мы, кажется, резко меняем направление! — сказал Понч и поторопился Робинзону на помощь.

— Видимо, она ко мне не привыкла! — смутился Робинзон.

Но Понча лошадка тоже не признавала.

— Послушайте, уважаемая, посмотрите, какая прекрасная солонина! Будь я на вашем месте, я бы обязательно попробовал! — взмолился Понч, подсовывая акуле приманку. Но солонина привлекла её не больше, чем сытого кота съеденные вчера колбасные шкурки.

Хищница придерживалась какого-то точно заданного курса. И чем дальше, тем она летела быстрей.

— Такое впечатление, будто мы плывём над какой-то подводной рекой, — сказал Понч.

— Да-да, — согласился Робинзон, — да-да. — И протянул Пончу подзорную трубу.

За гребешками волн Понч увидел занятную картину: среди океана один за другим появлялись быстрые фонтаны, а около них клубились облака пара.

— Интересно, — сказал Понч, направляя окуляр. — Интересно. — Но смотрел он не вперёд, а вниз.

Акула мчалась по настоящей реке из ухи, глотая рыбные хрящики и крабьи лапки. А впереди булькала и пузырилась вода, будто там стоял гигантский котёл с ухой.

— Лево руля! — крикнул Понч. — Лево руля! Но он опоздал. Акула махом перелетела через какой-то подводный барьер и так подпрыгнула, что вокруг разлетелись горячие брызги. Над плотом пыхнул пар, и всё пропало из виду. Робинзон ухватился за мачту. Понча он не видел и только слышал его восклицания:

— Уха! Настоящая уха!

Наконец пар улетучился, и на краю плота снова показался Понч, который пробовал из ложки густой рыбный навар.

— Кажется, в этой ухе сварилась наша лошадка! — заметил Робинзон.

Акула медленно опускалась в глубину, а плотик по инерции бежал вперёд.

— Но целое озеро ухи, видимо, стоит этого! — заключил Понч, доставая маленькую солонку. Он потряс ею над дымящейся водой и потянулся за термосом, чтобы наполнить его ухой:

Пончу предстояла ещё очень дальняя дорога.

Вода вокруг забурлила, и струйки пара побежали веселей.

— Ого, кажется, моя фуражка пахнет сейчас повкусней, чем камбуз у Борщика! — сказал, обмахиваясь мичманкой, Робинзон,

— А подошвы моих ботинок могут быть самым вкусным блюдом в любом лондонском ресторане, — произнёс Понч и наклонился с термосом над кипящим озером.

Плот качнулся. И рядом с Пончем ударил ввысь такой фонтан, что мореплаватель отлетел прямо в руки старому Робинзону.

— Гейзер! — сказал он. — Настоящий гейзер. И кажется, нам пора немедленно выбираться. Мы находимся над кратером подводного вулкана!

Да, теперь можно было явственно различить окружающие плотик края вулкана, которые едва выступали из-под воды.

Озеро во многих местах начинало дымиться и клокотать.

— Быстрей! — энергично сказал Понч. — Парус! Выровнять парус!

Робинзон выполнил команду. Но ветра не было, и плотик тихо вертелся на месте. Положение становилось безвыходным. Наступила такая жара, что из рукавов струйками повалил пар.

Робинзон хотел снять китель и вдруг, озарённый мыслью, сказал:

— Мистер Понч, а почему бы нам не использовать паровой двигатель?

— Но где же он?

— Вот он. Китель. Обыкновенный китель!

— Здесь, кажется, не до шуток, мистер Робинзон, — сказал Понч.

— Но я не шучу. Смотрите! — Робинзон энергично снял свой кителёк и, распахнув, быстро его встряхнул.

Из рукавов, как из выхлопной трубы, мгновенно вырвались два облачка.

— А пожалуй, пожалуй! — подхватил Понч. — Подойдите к краю плота. Так!

Робинзон распахнул китель пошире. Понч взмахнул парусом и погнал к Мирону Иванычу облако пара. Рукава кителя распрямились, из них ударили две паровые струи. Плотик качнулся и дрогнул.

— Тронулись! Тронулись! — закричал Робинзон.

Мистер Понч заработал парусом ещё быстрей, пар стал плотней, и плотик побежал к выходу из озера.

Вода взбугрилась, заклокотала, и из глубины один за другим стали подниматься вверх горячие фонтаны.