— Господин Ройтер, а у вас есть девушка?

— Да, — несколько растерянно отвечал Хельмут, имея в виду конечно же Анну. Хотя для ответа на вопрос «есть ли у вас девушка?» она подходила, прямо скажем, не вполне.

— А почему вы не поженитесь? — был следующий вопрос.

Ну и чего я на него должен был ответить? Потому что для этой злобной сучки я недостаточно хорош? Потому что никак не могу ее убедить в том, что ошибки надо прощать? Потому что… Да, собственно, почему в самом деле? Он пожал плечами и тут нашел, как ему показалось, идеальный ответ.

— Война…

О, боже! Что скажет эта девчушка, если увидит фотографии! Лучше об этом вообще не думать. Пулю в лоб себе пустить ты успеешь всегда. Тем более что он один раз умер уже… Только тогда он не понял, что это была смерть…

Только бы успеть до полуночи!.. Вот оно! Сад… Ограда… Дверь… Легкий ветер несет рваные облака над Бранденбургскими воротами. [48]

Магда всегда относилась к Ройтеру как к потенциальному хозяину дома. Она души не чаяла в маленьком Ади и полагала, что для малыша, она его так и называла «малыш», лучше будет, если эта пара наконец-то воссоединится. И сейчас она открыла дверь и начала охать и ахать вокруг героя-подводника:

— Ой, господин Ройтер! Как замечательно, что вы пожаловали к нам на Рождество! А я слышала вас сегодня по радио… вы так хорошо говорили… и малыш слышал… — Она старательно обметала снег с его новенького кожаного пальто.

— Магда, благодарю вас, вы свободны, — услышал Ройтер знакомый до боли голос с призвуком металла. Подобным тоном в Мюрвике отдавал приказания им, салагам, один боцман. Удивительный зануда и сволочь. Похоже, единственное, что в этой жизни доставляло ему хоть какое-то удовольствие — так это бить в рынду. Все остальное он просто ненавидел. Они с ребятами потом ему отомстили за все измывательства — набили в рынду кал, так что при встряхивании весь рукав парадного кителя… ладно, неважно…

Анна медленно спускалась по лестнице. Вразвалочку, очень лениво, склонив голову на плечо. Она терпеливо выждала, пока исчезнет Магда.

— Какого черта ты приперся!

— Ну… праздник, подарки…

— Не нужны нам подарки! И у меня ничего для тебя нет… Неудобно.

Ройтер молча достал два красиво упакованных свертка. Тот что побольше — Ади.

— Не надо нам ничего… — повторила она. — Не надо, забери, пожалуйста.

— Я это из самого Парижа тащил. Обратно не понесу. Это тебе. — Ройтер впихнул в руки Анне подарки.

— Ох, ну что же мне с тобой делать! — раздраженно захныкала Анна. — У меня ничего нет для тебя… — Похоже, это ее действительно огорчало. Не то, что жизнь и счастье трещат по швам, не то, что сейчас, может быть именно сейчас, решается вопрос и о ее судьбе тоже. Да и война вообще-то идет… А ее беспокоила пустая формальность.

Но кожуру-то как-никак со шкатулки она сняла.

— Гос-с-споди! — на вдохе протянула Анна. — Cartier! Ну зачем! Тем более кольцо! Я не могу от тебя принять кольцо! Стоило с тобой расстаться — начал Cartier покупать… Зачем, зачем ты приходишь, мучаешь меня, растрачиваешь себя, деньги вот тратишь… — она сделала особый акцент на слове «деньги». Так, наверное, может только финансист.

— Ну зарабатываем… — «Глупость какую-то несу, — подумал Ройтер. — Полную чушь. Опять сейчас все сорвется на эти деньги. А тут в кои-то веки дело не в деньгах, просто кольцо красивое, ведь красивое же!»

— Выходи за меня замуж? — неожиданно брякнул Ройтер. Ответ был еще неожиданнее.

— Ты что, совсем ох…ел? — оборвала его Анна. Просто так, без всякого пафоса, монотонно, без страсти и особого чувства, как матерятся грузчики в порту, когда вдруг заказчик занижает норматив.

— Подожди минутку, — сказала она. Исчезла за большими дверями гостиной. — Ади уже спит, — на ходу пояснила она.

Через пару минут она виртуозно протиснулась между чуть приоткрытыми створками.

— На, это тебе, с Рождеством! — она протянула воскового ангелочка на ниточке. Грубоватая работа, пфеннигов на тридцать, наверное, как раз самое то, что надо для палатки «Зимней помощи». А может, оттуда он и был. Но это же была не просто дешевая безделушка. Это было нечто, подаренное ею,и подаренное, судя по всему, искренне.

В щелочку между створками просунулась белобрысая шевелюра представителя новой расы господ.

— Ади, милый, иди, пожалуйста, спать! — взвизгнула она.

Дверь сильно хлопнула, и по гостиной раздался топот убегающих босых ног.

— Черт! — выругалась Анна. — Теперь его спать не уложишь! Кто просил тебя препираться!

* * *

Густой бор глухо шумел, покачивая своими ветвями, и казалось, что вот-вот с них начнут падать листья. После каждого порыва ветра в лесу становилось как-то светлее, словно деревья в самом деле теряли часть своей листвы. Верхушка сосны, в которой жили пчелка Майя и короед Фридолин, сердито гудела.

Короед вздохнул.

— Я работал всю ночь напролет, — произнес он. — Что делать? Нелегко добиться намеченной цели. Я не совсем доволен своим жильем. Мне следовало бы поселиться в елке. — Он вытер лоб и как-то виновато улыбнулся.

— Как поживают ваши детки? — дружелюбно осведомилась пчелка.

Фридолин поблагодарил ее за внимание.

— Я теперь не имею возможности следить за ними, — прибавил он. — Но надеюсь, что они делают успехи.

Пчелка слышала, что короеды истребляли порой целые леса. Она задумчиво рассматривала Фридолина, охваченная странным чувством при мысли о том, каким могуществом обладало это маленькое, ничтожное на вид насекомое. Вдруг Фридолин тяжело вздохнул и озабоченно сказал:

— Да, жизнь была бы хороша, если бы на свете не было дятла.

Ройтер плохо читал вслух. Внимание рассеивалось. Он делал над собой видимое усилие, чтобы хотя бы понимать, о чем идет речь. Делать плохо он не любил. А хорошо — в данном случае не умел. Человек, именем которого пугают детей по ту сторону Ла-Манша… Да только ли детей! У отцов их тоже очко играет, когда его ребята выполняют свою неприятную, но очень нужную работу. Сам был весьма трогательным, пусть и неумелым отцом…

— Папа, а ты много-много англичан потопил? — вдруг перебил его Ади.

— Да, знаешь, много…

— А сколько?

— Ну как их посчитаешь… Можно только очень приблизительно сказать… Команда эсминца — человек 150–200. Танкер, ну 50…

— Стотыщмиллионов?

— Столько англичан, слава богу, нет на свете, — улыбнулся Ройтер. — Спи, наконец.

Ночь и усталость сделали свое дело. Ади уснул. Анна защелкнула дверь в детскую и еще раз прислушалась.

— Суп будешь? — шепотом спросила она. Как будто не было этих трех лет, как будто он сегодня утром уезжал в город по делам и только что возвратился. — А то Магда завтра все равно выливать собиралась…

Что же в ней ему нравилось? Может быть, эта бесцеремонность, это презрение к условностям? Или эти глаза, которые сейчас блестели отраженным блеском луны? Эти мальчишеские плечи?

Луна плыла в огромном окне и освещала гостиную и каминный зал. Темных штор на окне не было. Весьма рискованное пренебрежение светомаскировкой. Ройтер обнял Анну. Она не сопротивлялась. Он попытался увлечь ее к дивану, но Анна остановила его руку. «Здесь!» На полу, на ковре. Что и говорить, ковер был вовсе не плох… Чем-то это напоминало их встречу 9 ноября, Ади тогда исполнился год. [49]Тогда в ход пошла медвежья шкура. Интересно, где она сейчас? Ее перевезли с берлинской квартиры?

* * *

Впервые за последние три года Ройтер просыпался без щемления в сердце. Больше не было навязчивой тянущей боли «Нет ее!!!». Он ощутил, что счастлив, когда по привычке, еще не открыв глаза, он ощущал себя еще не бодрствующим, но уже не спящим: «Нет ее!!!» — он уже приготовился принять этот неизбежный удар, как принимают ледяную волну, накатывающую на крохотный мостик подлодки, но тут вдруг волна отступила. «А вот есть!!!» — вот она. Обнимает тебя, как ребенок, и скрипит зубами во сне. Да, она даже во сне сжимает зубы, как будто ведет страшную войну со всем миром. Почему? Да какая разница, главное, что она теперь здесь, со мной, и никто ее у меня не отнимет… Ну и пусть, когда обед готовит не Магда, а случалось и такое — его есть невозможно, ну и пусть война, и жить осталось, может, недели две. Теперь он хотя бы знает, кого следует упомянуть в завещании. [50]