Операция изменила привычки Виктора Степановича — спиртное он стал пить в исключительных случаях. Обычно его обслуживал доверенный официант. Он подливал премьеру водку из бутылки с «меченой» пробочкой. На самом деле Виктор Степанович употреблял обычную воду и берег здоровье. Такое поведение мне казалось разумным.

15 июня 94-го года у моей старшей дочери состоялась свадьба в ресторане «Прага». Мы сняли зал на последнем этаже и пригласили человек восемьдесят гостей. Но президент, уезжая в Амурскую область, попросил свадьбу без него не праздновать — он знал мою Галину и пожелал быть посаженым отцом. Отменять торжество в «Праге» не захотели молодые, и я принял «соломоново решение» — сначала справить настоящую свадьбу, а потом, после возвращения президента из Благовещенска, повторить ритуал специально для него.

Свадьба э 2 состоялась в особняке под названием АБЦ на улице Варги. Круг приглашенных определял лично Борис Николаевич. Точнее, я предложил список, а президент его уточнил. У меня было правило: если я на какое-то мероприятие приглашал Ельцина, то обязательно звал и Черномырдина. Никогда их не разделял. Даже после злополучного инцидента на Совете безопасности.

Невеста и во второй раз пришла в белой фате. Теперь со стороны молодоженов присутствовали только свидетели и родители жениха. Остальные гости были либо видными политическими деятелями, либо просто известными людьми. Виктор Степанович пришел с женой и подарил добротный столовый сервиз. От президента молодые получили в подарок телевизор.

Андрей Козырев опоздал, а ему по рангу полагалось сидеть за столом после Владимира Шумейко. Козырев не растерялся и нашел свободное местечко рядом с внуками президента. Он даже дипломатично отшутился:

— Ничего, я здесь с молодежью посижу.

Президента молодожены встретили в холле, и мой зять Павел попросил Бориса Николаевича стать посаженым отцом. А тамадой Ельцин назначил Шумейко.

Настроение, несмотря на повторение торжества для некоторых гостей, было великолепным. Слева от Бориса Николаевича сидела невеста, справа — моя жена Ирина. Я занял место в торце стола, по соседству с Наиной Иосифовной, и с улыбкой смотрел на шефа

— он в обществе милых дам шутил, поглаживал им ручки и чмокал в щечки.

В холле особняка играли музыканты из кремлевского оркестра Павла Овсянникова. Устроили танцы. Галина вальсировала с президентом, и стройный седой Борис Николаевич оказался эффектным партнером.

Гена Хазанов решил расшевелить вечно замкнутую и скованную Валентину Федоровну — жену Черномырдина. И успешно выполнил задачу. Он не только с ней танцевал, но и заставил от души хохотать. Улыбка превратила непроницаемое лицо Валентины Федоровны в добродушное и простое.

К вечеру гости стали потихоньку расходиться. Самые стойкие перекочевали в уютный бар, где пели песни. Словом, сыграли ребятам хорошую свадьбу, которую они будут помнить всю жизнь.

Наина Иосифовна попросила у меня посмотреть видеозапись торжества. Я отдал кассету, и с тех пор ее никто из моих друзей и родственников не видел.

Но на другую свадьбу Коржаковых Виктор Степанович из-за нелепого стечения обстоятельств не попал. Мы с женой отмечали двадцатипятилетие совместной жизни. «Серебряный» юбилей праздновали в Доме приемов «Газпрома», пригласили человек сто. Шеф в этот период тяжело болел, и я ему честно сказал:

— Борис Николаевич, вы меня извините за откровенность, но вам приходить на «серебряную» свадьбу не стоит. Без вас будет немножко грустно, но врачи сейчас категорически запрещают любые эмоции и нагрузки. Я пригласил Наину Иосифовну и ваших ребят. Они потом все расскажут.

Он уныло кивнул головой в знак согласия и, как ребенок, расстроился, что его не берут в то самое место, куда особенно сильно хочется пойти.

Раз Ельцина не будет, рассуждал я, значит, можно нарушить «закон парности» и не звать Черномырдина.

На свадьбу я пригласил начальника президентского протокола Владимира Шевченко — он не только приятный человек, но и всегда знает, кого и как рассадить за многочисленными столами. Родственники, по подсказке Шевченко, обосновались в центре, а остальные гости расселись по политическим интересам.

Пришли все приглашенные, в том числе Юрий Лужков, Владимир Ресин, Рэм Вяхирев, Виктор Ерин, Анатолий Куликов, а также мои друзья — Хазановы, Винокуры, Лещенко, Караченцовы и многие другие. Только пограничник Андрей Николаев отсутствовал — уехал в срочную командировку.

Неожиданно, часа за полтора до начала торжества раздается телефонный звонок — президент, несмотря на запрет врачей, собирается к нам. Увы, но звонить Черномырдину и приглашать его было уже неприлично поздно. Еще накануне я радовался, что на мероприятии без президента и премьера обстановка будет непринужденная — почти все гости равны по служебному положению, что, несомненно, создаст свободную дружескую атмосферу. А если бы я пригласил Черномырдина, зная, что Ельцин не придет, то таким поступком расстроил бы Бориса Николаевича

— он ревнивый и мог подумать, что я уже «переключился» на Виктора Степановича.

Президент прибыл и выглядел золушкой на пышном балу. Все были разодеты в смокинги теплых тонов, модные костюмы, а шефу надели скромную поношенную рубашку и такой же блеклый костюм. Мысль о том, как сильно изменился наш президент, посетила, похоже, всех гостей.

Он пил безалкогольное пиво вместо шампанского, произнес прекрасный тост в честь юбиляров, потом просидел молча почти полтора часа и уехал. Напряженность мгновенно исчезла.

Едва ли не на следующий день я узнал — Черномырдин сильно обиделся. Он мне потом свою обиду высказал, а я честно объяснил ситуацию.

ФАНТАЗИИ ЯВЛИНСКОГО

Весной 91-го года, во время отдыха в Юрмале Ельцина навещал Григорий Явлинский. Гриша разговаривал с Борисом Николаевичем по часу в день. Он тогда написал экономическую программу «500 дней», но Горбачев ее не воспринял. А Ельцин поддержал Явлинского и пообещал воплотить все прогрессивные идеи в жизнь.

В ту пору я встречался с Явлинским от случая к случаю, на каких-то совещаниях или выступлениях в Верховном Совете — в ту пору депутаты заседали в большом зале Белого дома.

Самая запоминающаяся встреча с Григорием произошла после того, как он написал прошение об отставке.

Снять Явлинского с должности потребовал премьер правительства Иван Силаев. Я знал, что причины отставки заключались вовсе не в том, что кто-то из членов правительства не воспринимал разрекламированную журналистами программу «500 дней». Все было гораздо прозаичнее — Гриша много говорил, но конкретного делал мало. Например, подолгу не подписывал серьезных правительственных документов. Занимая пост вицепремьера и курируя экономический блок, он не горел желанием брать на себя большую ответственность. У Силаева лопнуло терпение, и он заставил своего заместителя написать прошение об отставке.

Явлинский написал. Ради протеста. И был уверен, что Борис Николаевич, прочитав прошение, с ним переговорит и осерчает на Силаева. Но Гриша не знал характера Бориса Николаевича. Прошения об отставках он подписывал без колебаний и душеспасительных бесед.

На следующий день, после скоропалительного отстранения от должности, Григорий Алексеевич пришел ко мне. Он был страшно подавлен. Чтобы хоть немного его успокоить, я предложил выпить шампанского. За два часа мы выпили бутылки три. Гриша жаловался без устали — его несправедливо не приняли в правительстве, никто его не понимал, президент его не поддерживал. Но самым обидным выглядела процедура изгнания из Белого дома — он пришел с утра пораньше забрать свои бумаги и личные вещи, а табличку на двери кабинета хозяйственники успели вырвать «с мясом».

— Григорий Алексеевич! Разве это удивительно? — успокаивал я расстроенного экономиста. — Меня тоже из Комитета некрасиво выпихнули, Бориса Николаевича из МГК выгнали… А ты из-за таблички переживаешь. Спокойно относись к изгнаниям, еще молодой, у тебя все впереди. Если будешь последовательным в своих шагах и перестанешь обижаться на власть, ты достигнешь многого. Президентом тебе не быть, а премьер-министром России стать можешь. Вот к этому и стремись.