Древние верили, что там, в звездном небе, жилища умерших, подумалось ему, а может, и в самом деле где-то далеко есть планета, на которую он ступит, скинув земную оболочку? Может, смерть действительно приблизит его к звездам, приблизит куда более, чем приближали к звездам Академия Астронавтики со всеми ее профессорами, стереофильмы отличного качества, сами космические корабли?..

Джонни взял в правую руку коробочку “гюрзы”.

Вот только откроются ли звезды убившему себя? Возможна ли жизнь там, за гранью, для того, кто бежал от жизни здесь? Или… В окне мелькнул человек в полевой полицейской форме. Джонни успел нажать только на одну кнопку, а код состоял из четырех знаков. Сразу две иглы впились в него, одна – в шею, другая – напротив сердца. Сознание Джонни захлебнулось чернотой небытия.

Он очнулся в белой постели, с левой рукой и грудью в гипсе до самого подбородка, в окружении экранов с пляшущими синусоидами, подрагивающих стрелок приборов, трубок, по которым текли разноцветные жидкости. Одни трубки заканчивались в его теле, другие замысловатым образом переплетались, так что невозможно было уловить, где их концы.

Его захватили в плен, ясно. Им нужна информация о братстве, вот они и устроили его в лечебницу, надо же, как стараются.

Сердце Джонни учащенно забилось, он приподнялся. За что бы дернуть, чтобы сразу конец?

Разумеется, за ним следили. Едва он шевельнулся, как в палату вошел человек в белом халате.

Джонни рванулся к ближайшей трубке. Острая боль пересекла его дыхание, в глазах потемнело. Не удивительно, что он оказался недостаточно резв: прежде чем он успел нарушить систему собственного жизнеобеспечения, вошедший человек уже прижимал его к кровати.

– Звезды и небо Арагона! Да тише ты, тише! – зашипел на него вошедший. – Ты, никак, свихнулся, брат? Или у тебя память отшибло? – Джонни, остолбенев, перестал сопротивляться, и незнакомец распрямился, оставляя его в покое. С добродушной улыбкой глядя на Джонни, он успокаивающе проговорил: – Да у своих ты, брат, у своих. Мы тебя подобрали в поселке Трастбург. Копы обложили тебя со всех сторон, мы пустили на них газ с гравилета, немного досталось и тебе. В гравилете ты дважды приходил в себя, а потом вырубился и только теперь очнулся. Как ты, не тошнит?

– Есть маленько, – буркнул Джонни.

– Позвать врача?

– Не надо врача. Кто я такой, какое у меня было задание?

– Это проверка? Зря стараешься, сынок, я ничего не знаю, или ты забыл наш Устав? Пункт семнадцатый, “Пусть для братьев будет так: всякий, задающий вопросы, – шпион, всякий, отвечающий на вопросы, – предатель”.

Джонни промолчал. В самом деле, в Уставе Арагонского братства был такой пункт, не то чтобы призывавший братьев обращаться между собой телепатически, но требовавший проявлять бдительность. Без разумной недоверчивости братство, наверное, и не смогло бы сохраниться, все же они занимались торговлей оружием, а не разведением собачек или фиалок.

Незнакомец, убедившись, что Джонни не собирается буйствовать, вышел.

Джонни молчал на протяжении всего дня. Даже на вопросы доктора он не стал отвечать, даже не сказал “спасибо” нянечке, которая приносила ему еду, как будто с этим “спасибо” наружу могли вылететь все его секреты. Вдруг его водят за нос, а этот “брат” – накинувший белый халат агент охранки? Только вечером сомнения Джонни развеялись: в палату вошел его отец.

– Отец!

Чарльз Голд был приземистым мужчиной с борцовской шеей и бесцветными глазами (иногда такие глаза называют стальными, иногда – выцветшими). На плечах у него болтался халат, не сумевший вместить его габариты, и какой-то сдержанной силой веяло от всей фигуры Голда-старшего.

– Привет, малыш! Как ты тут?

– Ничего, нормально. Что с грузом?

– Груз в безопасном месте.

– Как вы его нашли?

– Пришлось расспросить тебя, пока ты спал, есть такие лекарства. Ну да это не важно, это не должно тебя тревожить. Лучше послушай вот что: тебя переводят в исполнительное гнездо, сынок!

Новость действительно была хоть куда: если до этого Джонни занимал в братстве незначительное место простого транспортировщика, то теперь он становился фигурой весьма примечательной. Из исполнительного гнезда, бывали случаи, братья шагали вверх через две ступеньки, а то и сразу через три, становились старшими братьями, а один, ходили слухи, попал сразу в аппарат Магистра-Секретаря. Брату-исполнителю еще бы не быть заметным: исполнительное гнездо занималось приведением в исполнение вынесенных Советом Магистров смертных приговоров, что совершенно не напоминало заурядное палачество, но требовало постоянно и смекалки, и сноровки. Приговоренные братья, как правило, не спешили расстаться с собственной головой.

Вся загвоздка заключалась в том, что карьера в Арагонском братстве не очень-то улыбалась мечтающему о звездах юноше.

– Ты что-то не рад, – медленно проговорил Чарльз Голд, темнея лицом.

– Ты обещал мне, что я пробуду транспортировщиком пять лет, это было три с половиной года назад, – недовольно сказал Джонни. – Значит, мне оставалось еще полтора года, а теперь…

– Я обещал тебе не совсем это, Джонни. Я обещал тебе, что ты прослужишь братству не более пяти лет, насчет пяти лет это действительно так, но я не обещал тебе все пять лет держать тебя в транспортировщиках, – разъяснил мистер Голд, не повышая тона. – Я знаю, что ты не очень-то доволен своим занятием и занятием своего отца, что ж, сынок, к любви не принудишь, я не собирался и не собираюсь удерживать тебя в братстве вечно. Тебя влекут звезды, хорошо, иди к ним, но сначала выполни свой сыновний долг по отношению ко мне и к твоей матери.

– Но я не хочу работать в исполнительном гнезде!

– Это уже решено, и решено не мной.

– Не тобой, но не без твоего участия!

– Возможно. Ты знаешь наше правило: успех сына считается успехом отца. Твой переход в исполнительное гнездо мне на руку, это укрепит мои позиции. Или же ты не испытываешь ко мне никаких сыновних чувств, а, сынок?

Джонни пробурчал что-то невнятное. Впечатление, однако, было такое, что он склонялся перед волей отца.

Отец с сыном еще поговорили: о матери, которая ждет не дождется сыночка и все плачет, что ей вход в эту тайную лечебницу заказан; о новых боевых лазерных системах; о планете, которую Голд-старший присмотрел, чтобы купить, когда сделается Магистром. И, не сказав более о братстве ни слова, они расстались.

Джонни провалялся на койке больше месяца, потом больше месяца кормил синичек, кидая крошки на подоконник. Однажды врач долго тыкал его датчиками мудреных приборов, в заключение сказал: “Вот и лады”. Это был последний день, проведенный Джонни в маленькой затерянной в горах ватно-марлевой темнице.

ИСПОЛНИТЕЛЬ

Покинув лечебницу, Джонни далеко не сразу приступил к своим новым обязанностям в братстве. С месяц он занимался на тренажерах в общественном спортивном клубе, потом вернулся к квадаку, дал несколько показательных боев в ресторанчиках, – и тогда только настал день, когда отец сказал ему: “Пора, сынок”.

Вечером за Джонни пришел разводящий, гнездо разводящих обеспечивало связь между различными подразделениями братства. Сухопарая Эльза, мать Джонни, то и дело поправляя очки на потном носу, поцеловала и перекрестила его, хотела позвонить отцу, чтобы тот пришел (мистер Голд находился в клубе Звездочетов, в котором он председательствовал ради маскировки), но Джонни удержал ее, отец еще утром сказал ему все, что хотел. И Джонни с невзрачным низеньким человечком, разводящим братства, ушел в сумерки гаснущего дня.

Разводящий доставил Джонни в сырой, душный район Единенья, район проституток и наркоманов, возведенный на месте болота. Там на двенадцатом этаже грязной, замусоренной двадцатиэтажки Джонни ждали.

Передав Джонни плешивому толстяку, его теперешнему начальнику, разводящий удалился. Толстяк, назвавшись братом Джозефом, провел Джонни в низкую комнату с потеками на потолке и серыми обоями, висевшими клочьями. У окна за пустым столом сидели двое, белобрысый крепыш и длиннорукий рыжий горилла. Брат Джозеф потыкал пальцем: