Облачив кречета в клобучок и посадив на Должик, сельджук надел на правую руку кожаный браслет-напульсник. Вэланду это показалось неудобным, но зато объясняло их осуждение, когда он поднял кречета левой рукой. Сокольник поднес облаченную в браслет руку сзади к ногам кречета, и птица переступила к нему на предплечье. Только некоторая напряженность в ее позе свидетельствовала о понимании того, что это не рука ее хозяина. Сельджук пощупал летательные мышцы кречета, оценил количество плоти у него на груди, ущипнул за бедро. Затем он передал кречета своим помощникам, чтобы и они, в свою очередь, произвели оценку состояния птицы. Последним ее осматривал самый младший из них, он преувеличенно ахнул и опустил кулак, как будто был не в силах удержать столь значительный вес.

Вэланд улыбнулся.

— Мощная птица, правда?

Старший сокольник хлопнул расслабленной ладонью по шелковой подушке, оставив на ней руку и показав этим, что мышцы кречета дряблые. Он что-то сказал, и один из помощников подошел к кречету сзади с шелковой тканью в обеих руках. Он схватил птицу за плечи, снял с кулака товарища и положил брюхом на подушку. Она предприняла недолгую попытку высвободиться, жалобно вскрикнула и затихла. Старший сельджук по очереди распустил оба крыла. Вэланд поморщился. Все ее маховые перья первого порядка были поломаны и оборваны, забрызганы застывшим до каменного состояния пометом. Хвост был в столь же плачевном состоянии. Сокольник принялся объяснять, что в таком долгом путешествии и в тесной клетке было невозможно сохранить оперение кречета в безупречном виде. Пожилой сельджук ответил пространной репликой, в которой имя эмира прозвучало не однажды. По тому, как он качал головой, Вэланд понял, что он не сможет представить Сулейману кречета в таком непрезентабельном состоянии.

Помощник поднял птицу над подушкой. Сокольничий взял ее за ноги и осмотрел их на предмет признаков воспаления. Ее подошвы, своими складками и ямочками смешно напоминающие детские ладошки, были лишены всяких повреждений и опухолей. Затем помощник раскрыл клюв птицы и проверил, не поражена ли ротовая полость трихомонозом или другими инфекциями. Один из подручных поставил небольшую бронзовую ступку на жаровню и, пока она нагревалась, прошелся по горшкам, в которых хранились сброшенные во время линьки маховые перья, отобрав самые светлые из них. Он принес их на стол и выложил четыре десятка деревянных спиц треугольного сечения. Вэланд понял, что сельджуки собираются нарастить поломанные перья кречета.

По приказу старшего помощник растянул левое крыло кречета на специальной доске. Пожилой сельджук взял нож, подправил его на кожаном ремне и срезал стержень самого ближнего к телу кречета махового пера первого порядка значительно выше перелома. Перебрав сброшенные перья, он отобрал одно, сравнил с поломанным, отложил, взял другое, но и его тоже отверг. Когда сельджук наконец подобрал подходящее, он обрезал его на нужную длину. Второй помощник расплавил в ступке камедь. Сокольник взял деревянную спицу, окунул ее в вишневый клей, вставил одним концом в перо, предназначенное служить протезом, обмакнул обратный конец спицы и ввел в полый стержень махового пера кречета. Восстановленное таким образом перо полностью повторяло сломанное по длине и было так тщательно подобрано и аккуратно насажено, что только при внимательном осмотре можно было заметить стык.

Перо за пером пожилой сельджук восстановил левое крыло птицы. Хотя она и переносила все это спокойно, Вэланд переживал, как бы столь длительная операция не причинила ей слишком большого волнения. Сам он от духоты чувствовал слабость и тошноту. Старший сельджук заметил, как он вытирает лоб, и велел одному из помощников принести сокольнику попить.

Ледяной кисло-сладкий напиток оказался приятно освежающим. Вэланд с благодарностью вернул пиалу. Главный сокольник, оторвавшись от своего занятия, жестами констатировал, что Вэланд выглядит уставшим.

— Очень устал.

Сельджук объяснил, что «подперивание» займет еще много времени и что Вэланду следует отдохнуть. Он не принял возражений, и один из молодых сокольников отвел англичанина к покрытой килимом [96]софе и деликатно подтолкнул. Вэланд сидел и наблюдал за молча работающими у стола сельджуками.

— Ибрагим, — сказал сокольник.

Вэланд поднял на него глаза. Сельджук ткнул пальцем себе в грудь.

— Ибрагим.

— Вэланд.

— Вейлунд.

Его взор начал заволакивать черный туман. Фигуры перед столом стали как будто удаляться по длинному коридору. А в следующее мгновение его кто-то будил, тряся за плечо.

В помещении было почти темно, и Вэланд не сразу сообразил, где находится. Один из молодых сокольников поднес ему горячее питье. Он вспомнил о кречете и отметил, что на столе ничего нет. Из темноты появился пожилой сельджук и указал на одну из будок для соколов. Кречет сидел на колоде в клобучке, освещенный одной лампой. Вэланд поднялся и шаткой походкой подошел к будке. Сельджуки отреставрировали все до единого маховые перья, подрезали клюв и когти, и в результате кречет выглядел почти так же безупречно, как в тот день, когда он впервые его увидел. Вэланд принялся благодарить сельджуков, его захлестнула волна эмоций, и он расплакался.

Сокольники отвернулись, чтобы скрыть свое смущение, а когда англичанин справился с нахлынувшими чувствами, старший предложил ему питье. В пиале был пряный настой, освеживший его голову и согревший желудок. Вэланд понял, что уже настала ночь и что он спал с самого полудня. Один из молодых помощников принес ему таз и кувшин теплой воды. Чистая одежда, купленная для пира у боярина Василия, лежала на его кровати, и Ибрагим показал ему жестами, что Вэланд должен в нее переодеться для аудиенции у эмира. Сельджуки вышли, давая ему возможность привести себя в порядок. Одежки, которые он сбросил, загрязнились до такой степени, что едва не стояли сами по себе. Он омыл лицо и руки, расчесал свои спутавшиеся кудри. Пока он одевался, сельджук просунул голову и сообщил, что эмир уже ожидает их. Старший сокольник осмотрел Вэланда и остался доволен его внешним видом. Затем он прошел к ослепленному клобучком кречету и наклонился, чтобы поднять его. Отвязав Должик, он было потянулся к нему, но потом передумал. Стянув напульсник, сельджук надел его Вэланду на запястье.

— Благодарю, — сказал англичанин, — мы с ним прошли долгий путь вместе.

Геро с Валлоном и Дрого стояли в тронном зале эмира — просторном, устланном коврами помещении в середине золотого шатра. Перед ними замерла шеренга гвардейцев. Еще больше их было у них за спиной. Десяток жаровен и сотня масляных ламп наполняли все вокруг дымкой. Загремели барабаны, протрубил горн. Гвардейцы торжественно вытянулись. В один из двух входов в зал вошел офицер, а за ним полдюжины чиновников, одетых в длинные шелковые кафтаны с широкими свисающими рукавами и высокие островерхие шапки. Они заняли места позади трона. Барабанная дробь стала звучать ближе.

— Падите ниц, — приказал по-арабски церемониймейстер.

Уткнувшись лбом в покрытый ковром пол, Геро краем глаза увидел эмира. Невысокий худощавый человечек с кривыми ногами кавалериста, большую часть жизни проводящего в седле. Миндалевидные глаза и усы ниточкой. Похож на рысь.

Сулейман уселся, скрестив ноги, на выложенный подушками помост под шелковым балдахином.

— Теперь можете встать, — объявил церемониймейстер.

Суставы Геро хрустнули, когда он поднимался на ноги. Слуга протянул эмиру поднос. Сулейман взял с него головку сырого чеснока и принялся жевать, очищая каждый зубок и бросая шелуху на поднос в руках другого слуги. Один из чиновников что-то прошептал Сулейману на ухо. Он улыбнулся, а может, Геро только показалось, что улыбнулся. Он не мог разобрать, что происходит в душе человека с кошачьими глазами.

Шелковый балдахин затрепетал от сквозняка. Сельджуки приподнялись, глядя куда-то за спину Геро. Юноша отважился бросить взгляд через плечо и увидел пожилого человека, ведущего Вэланда и шепчущего ему какие-то наставления. Сокольник нес кречета на руке и казался перепуганным. Заметив Геро, он одними губами задал ему вопрос: