— Моя дорогая, это не в моей компетенции, — сказал Ванжон, махнув рукой. — Ваш соотечественник, военно-морской офицер капитан Эдвардс, единственный человек, который уполномочен решать, что с вами будет.

Он открыл дверь и дал распоряжения охраннику.

— Вас сейчас отведут обратно в камеру, — сказал Ванжон, снова поворачиваясь к Мэри. — Вам принесут еду и воду. Я не жестокий человек, Мэри. Во время вашего пребывания здесь с вами и с вашими детьми будут хорошо обращаться.

Какое-то время, после того как Мэри увели, Ванжон стоял и смотрел в окно, и на сердце у него было тяжело. Он поверил рассказу мужчин о том, как они добрались сюда после кораблекрушения, просто потому, что это так напоминало то, что пережил капитан Блай два года назад. Ванжону даже не пришло в голову, что они могли сбежать из колонии для преступников, находившейся в Новом Южном Уэльсе. Кто бы мог подумать, что кучка простых заключенных проплывет около трех тысяч миль в открытой лодке?

Даже капитан Эдвардс, несмотря на все свое умение, потерпел неудачу в проливе Торрес, но это произошло потому, что он был упрямцем, который считал, будто достаточно знает свое дело, чтобы ночью пройти по таким опасным водам. У него явно не было сердца, потому что он поместил в деревянном ограждении на палубе, под солнцем и ветром, четырнадцать пойманных мятежников, закованных по рукам и ногам. Когда корабль тонул, Эдвардс не разрешил своей команде снять цепи, и только благодаря тому, что один из его людей ослушался приказа, десять человек выжили, Ванжон тяжело вздохнул. Его огорчало, что он должен передать Мэри и ее товарищей Эдвардсу, потому что знал, что в его руках им придется несладко. Мэри была женщиной необычайной храбрости, и за какое бы преступление ее ни выслали, она уже заплатила за него дорогой ценой. Что касается этих невинных маленьких детей, то они находились на волосок от смерти, когда прибыли в Купанг. Какое право имеет правительство, английское, голландское или любой другой страны, посылать их туда, где они будут обречены на скорую смерть?

Прошла неделя, прежде чем Мэри смогла увидеться с остальными, Один из охранников, который немного говорил по-английски, сказал ей, что всех мужчин, включая Уилла, держали в одной камере.

Ванжон сдержал слово, данное Мэри. Она получала полноценную еду для себя и детей, и ей даже принесли циновку, одеяло и воду для мытья. Ежедневно ее с детьми выводили во двор, чтобы они могли подышать свежим воздухом и размяться. Иногда она даже позволяла себе думать, что голландский губернатор вмешается и отпустит ее, потому что человек, который с такой добротой относился к ней и к ее детям, наверняка не вышлет ее туда, где ее повесят, и не оставит Шарлотту и Эммануэля сиротами.

Поэтому, когда охранник сказал Мэри, что она может навестить мужчин в их камере, она решила, что это первый шаг на пути к освобождению. Английский капитан не приходил к ней, возможно, он даже уехал из Купанга.

Камера, где находились мужчины, располагалась на первом этаже Кастл. Это была большая, темная, промозглая комната и в узкие окна, расположенные слишком высоко, невозможно было выглянуть. Мужчины столпились вокруг Мэри, целуя и обнимая детей, и стали расспрашивать, как с ней обращаются. Только через минуту или две она увидела Уилла. Он продолжал сидеть на своем табурете, повернувшись к ней спиной.

— Ты не хочешь увидеть Эммануэля и Шарлотту? — спросила Мэри.

— Он не заслуживает этого, — рявкнул Билл. — Он донес на нас.

Мэри внимательно посмотрела на своих друзей и с радостью отметила про себя, что все они прилично выглядели и их одежда была чистой. Но на Уилла они смотрели недоброжелательно. Даже Джейми Кокс и Сэмюэль Берд, столько времени слепо следовавшие за ним, казалось, возненавидели его.

Мэри сначала предполагала, что Уилл уехал, и теперь она пришла к выводу, что вряд ли он пошел к Ванжону нарочно, чтобы сообщить о них. Он знал, что его признают таким же виновным, как и остальных, и хотя его, вероятно, не повесят за побег, потому что его срок уже истек, но кража лодки у капитана Филипа все же могла караться смертной казнью.

— Я никак не могу поверить в то, что Уилл это сделал, — скачала Мэри, подойдя ближе к нему. Он все еще не поворачивался, чтобы посмотреть на нее. — Скажи мне, ты донес на нас?

— Они все думают, что это сделал я, — произнес Уилл тихим голосом. — И ты, вероятно, тоже так считаешь.

Мэри схватила его за подбородок и резко повернула его лицо к себе. Увидев его, она охнула. Он был сильно избит, и она предположила, что это сделали другие мужчины. Область вокруг глаз распухла и стала фиолетового цвета, губа была разбита, а рубашка испачкана каплями крови.

— Ты это заслужил, потому что не послушал моих предупреждений и болтался у всех на виду, — сказала Мэри резко. — Ты просто вошь, Уилл Брайант, болтун, чванливая, беспутная скотина. Но все-таки я не верю, что ты донес на нас.

— Я не доносил, клянусь! — проговорил он хрипло. — Я был пьян, в бар зашли какие-то английские моряки, и мы стали рассказывать друг другу всякие истории.

Мэри кивнула, она могла себе это представить. Они рассказывали, через что им довелось пройти, когда они плыли в открытой лодке после кораблекрушения, а Уилл, который всегда хотел быть лучше других, похвастался, что он испытал кое-что похуже.

И все же Мэри была очень сердита на него — если бы они встретились лицом к лицу на следующий день после ареста, она попыталась бы задушить его голыми руками. Но время и надежда на то, что Ванжон еще может вмешаться, чтобы помочь им, успокоили ее, по крайней мере, Мэри начала задумываться, почем у Уилл совершил это.

— Когда же тебя привели сюда? — спросила она.

— В тот же вечер, — сказал Уилл тихо. — Я как раз выходил из бара, и патруль схватил меня. На утро следующего дня меня отвели к Ванжону. Он сказал, что вас всех тоже ведут сюда. К нему в руки уже попал мой судовой журнал — его нашли там, где я ночевал. Мне не оставалось ничего другого, как сказать правду. Он загнал меня в угол.

Мэри закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Противоречивые чувства разрывали ее на части. Она всегда любила Уилла, и видеть его в таком состоянии ей было очень тяжело. Хотя он виноват в том, что не держал свой большой рот на замке, Мэри понимала, что ни один из них не выстоял бы во время такого пристрастного и долгого допроса. Их легенда была слишком ненадежной.

Но Мэри вовсе не винила мужчин за то, что они избили Уилла. И Джеймс, и Уильям говорили ему, что он должен уничтожить журнал, и она хорошо знала, почему он этого не сделал. Он считал себя героем и хотел, чтобы это признал весь мир. Даже если бы Уилл не выболтал все в пьяном виде, когда-нибудь это вышло бы наружу. И тогда журнал стал бы свидетельством его невероятного подвига. А еще он, вероятно, думал, что сможет заработать на этом.

— Почему тебе не хватало того, что у нас было? — спросила Мэри с горечью. — Мы находились в безопасности, Эммануэль поправлялся. Господи, да мы же все были счастливы! Но тебе этого оказалось мало. Ром, другие женщины…

— У меня не было других женщин, — прервал он ее.

Мэри глухо рассмеялась.

— Готова поспорить на что угодно, что ты жил у какой-то шлюхи. Именно она и передала журнал Ванжону или одному из его солдат, получив чуть больше денег, чем давал ей ты.

Уилл отвернулся, и она поняла, что права. Ей стало плохо от невыносимой боли.

— Может быть, я не самая красивая и не самая умная женщина в мире, — сказала Мэри прерывисто, — но я была верна тебе, Уилл. Даже когда мы голодали в лагере, ты никогда не боялся, что и украду твою долю или твои деньги. Я пыталась, как могла, извлечь лучшее из сложившейся ситуации и, защищая безопасность, твою и детей, могла бы даже убить.

— Прости, — прошептал он.

— А твое извинение поможет Шарлотте и Эммануэлю, когда Нас повесят? — спросила Мэри с лицом, искаженным от боли.