Сонька грустно усмехнулась, поднялась и поплелась прочь.

Пожалуй, главной достопримечательностью в Туле, куда туляки первым делом вели своих гостей, был городской рынок. На этом рынке продавали все: оружие, ворованных лошадей, начищенные до золотого блеска самовары, разное тряпье — от поношенной одежды до фраков и бальных платьев, всевозможную обувь, мебель резную и попроще, ярких заморских попугаев, шарманки и граммофоны, тульские гармошки и воронежские баяны, балалайки, гитары и даже мандолины — в общем, все то, на что у народа был спрос.

День стоял жаркий. Лето наступило уже в мае, стремительно и изнуряюще. Люди бродили по рынку неспешно, вальяжно, лениво.

В этой толчее толкалась Сонька. Одетая в легкий изящный сарафанчик, с накинутой на плечи кофточкой, она выглядела свежо и спокойно, из общей толчеи ничем особенным не выделялась, будто не было ни Сибири, ни тяжелого побега из барачного лагеря.

Она останавливалась возле какой-нибудь толпы зевак, глазеющих, скажем, на лошадей или дрессированных обезьян, выбирала наиболее подходящую жертву, прижималась к ней поплотнее и выуживала из кармана или из сумочки что-то ценное, от денег до украшений. Воровке самой было интересно наблюдать за рыночной возней, поэтому иногда она превращалась в праздную гуляку и с удовольствием слушала бормотание попугая или умилялась пляшущему медведю.

В одной толпе, где она только что облегчила ридикюль расфуфыренной дамы, кто-то легонько взял ее за руку и развернул к себе. От неожиданности воровка даже вскрикнула. Это был Улюкай. Она бросилась к нему на шею, обняла, расцеловала.

— Боже, откуда ты? Какая неожиданность, Улюкай!

Улюкай тоже был рад — он смотрел на женщину светящимися от радости глазами.

— А я поначалу тебя не признал. Долго шел следом, пока не увидел, как ты работаешь.

— Ты почему здесь?

— А ты?

Воровка усмехнулась:

— Долго рассказывать.

— Мне не короче.

Женщина понимающе поджала губы, огляделась:

— Пошли отсюда, где-нибудь посидим.

В кабаке напротив рынка народу было немного. Сонька и Улюкай сидели за столиком у стены, пили чай с баранками, вели негромкую беседу. Улюкай рассказывал:

— Все было просто. После твоего отбытия из Питера нам на хвост села полиция. Мы только взяли банк на Невском, не успели даже поделить добычу, как синежопые нагрянули. И знаешь, кто нас заложил? Кочерга! Ты его не помнишь.

— Помню. Худой такой.

— Оказывается, он дятлом у нас был. Стучал. Ну и распихали кого куда. Я, к примеру, за Урал попал.

— Бежал?

— А кто ж там долго выдержит?! — Улюкай любовно посмотрел на подругу. — Ну а про тебя я наслышан. Даже гордость взыграла — надо же, наша Сонька стала такой знаменитой, все газеты пишут.

— Не нужна мне такая знаменитость, — отмахнулась женщина. — Морду лишний раз боюсь показать.

— Откуда бежала?

— Из Сибири. Думала, подохну. — Воровка закатала рукав блузки, показала ржавые пятна на коже. — Все отморозила, руки, ноги, спину.

— А в Тулу зачем? На воровскую биржу?

— Мне нужно найти одного человека.

— Я его знаю?

— Вряд ли.

— Он вор?

— Марвихер.

Улюкай согнал морщины на лбу:

— Из Одессы? Кочубчик?

— Ты его знаешь? — удивилась Сонька.

— Его все воры знают! Зачем он тебе?

— Нужно.

— Хочешь, я найду его?

— Сама найду, — тихо проговорила воровка. — Узнать бы, где он сейчас.

— Не в Одессе точно. Прячется где-то. Я знаю, воры питерские, московские и одесские поклялись достать его. И первым теперь достану я. Увидел тебя и достану!

Сонька положила ладонь на его руку, попросила:

— Не надо. Если ты мне друг, не надо. Я должна сама его увидеть.

Вор склонился к столу, чтобы заглянуть воровке в глаза.

— Так это правда, что ты влюбилась в этого… марвихера?

Она молчала.

— Правда. Сонька?

— С чего ты взял?

— Все газеты орали про твою любовь!

Женщина помолчала, потом тихо ответила:

— Правда.

— Вырви! Вырви эту заразу, Сонька!

— Не могу.

— Он загубит тебя!

— Знаю. И все равно не могу. Я подохну, если не увижу его. Узнай, где он. — Сонька коснулась руки приятеля, проникновенно сказала: — Попроси воров, чтоб не вели меня. Чтоб не вмешивались. Я сама разберусь с Кочубчиком. А потом объявлюсь.

Улюкай помолчал, тяжело вздохнул:

— Узнаю. Схожу на биржу, попробую узнать, где эта паскуда. Но только пеняй потом на себя, Сонька.

Состав едва полз по узкоколейке, подавал писклявые гудки слабый паровозик, вагон скрипел и дергался. В вагоне третьего класса пассажиров было раз, два и обчелся.

Была ночь, но Сонька не спала. Сидела у окна, смотрела на проносящиеся черные деревья и темные поселки. В вагоне было душно, надрывно кашлял мужик на соседней полке, вдали плакал ребенок. По проходу прошелся кондуктор с фонарем в руке, громко объявляя:

— Господа! Через тридцать минут Смоленск! Не забывайте свои вещи, господа!

Сонька в числе прочих прибывших в Смоленск осторожно спустилась по ступенькам на перрон, огляделась в поисках какого-нибудь транспорта. Увидела на привокзальной площади несколько бричек и направилась к ним. Извозчики в предвкушении заработка заголосили со всех сторон.

— Мадам, куда прикажете везти?

— Ко мне, мадам! Прокачу за милую душу!

— Лучшие рессоры в Смоленске, мадам! Прошу вас!

— Мадам, пожалуйте к самому молодому и симпатичному извозчику!

Сонька направилась не к самому симпатичному, а к тому, который предлагал прокатить «за милую душу». Уселась, сообщила пункт назначения:

— Едем в Вязьму.

— Куда-а? — удивился извозчик.

— В Вязьму, милок.

— Дорогое удовольствие, мадам!

— Не дороже, чем потерянное время.

— И то правда!

Парень ударил по лошадям.

День уже расплывался над густым лесом, по которому была проложена узкая, похожая на просеку дорога. Лошади тащили бричку неторопливо, колеса скрипели и безжалостно подскакивали на ямах, извозчик вел заинтересованный разговор с Сонькой.

— Так к кому все-таки направляетесь, сударыня?

— Тебе зачем?

— Интересно. Такая краля просто так в гости не ездит.

— А как ездит?

— Как? Либо по делу, либо к хахалю.

— Допустим, к хахалю.

Извозчик по привычке снова присвистнул.

— Это ж к которому? Я ведь сам из этих краев. Каждую собаку знаю в морду.

— Думаю, не каждую.

— Каждую! Называйте.

— К Вольфу Бромбергу.

— К кому? — оглянулся парень.

— Вольф Бромберг.

— Не, такого точно не знаю.

— Не знаешь, потому что новый он у вас?

— Не еврей, часом, из Одессы?

— Наверно, к нему.

Извозчик снова оглянулся.

— Так ведь он не Бром… Не Бромбур.

— А кто он теперь?

— Другое имя. Но тоже не наше. Кажись, Кочубей. Да, точно, Владимир Кочубей. — Он рассмеялся: — У нас его кличут — Владимир-Хочь-Убей!

Сонька усмехнулась.

— К Владимиру-Хочь-Убею как раз и еду.

Парень помолчал, крутнул головой.

— Богатый человек. Недавно приехал и уже скупил несколько деревень… — Он вдруг приостановил лошадей и почему-то шепотом спросил: — А не боитесь к нему ехать?

— Почему я должна бояться?

— Так ведь сказывают, что он из бывших воров. Будто донес на саму Соньку Золотую Ручку. За это ему будто полиция дала денег, теперь он здесь жирует.

— Не боюсь, — обаятельно улыбнулась ему Сонька. — Не знаешь, Кочубей один живет или с бабой?

— Один. Девок, правда, ему из Смоленска возят… Платных! А так живет один.

До парня вдруг что-то дошло, и он совсем тихо спросил:

— А может, вы тоже из этих, из воров?

Женщина рассмеялась.

— Нет, я не из воров. Я его жена.

Извозчик с облегчением рассмеялся.