Учитывая свои стесненные обстоятельства, мне приходится возлежать, опираясь на локоть, как неопытная модель для не более опытного художника. К счастью, никто не может это видеть. Ибо вокруг ни души.

Проходит довольно много времени, а я все еще продолжаю ждать. Хожу взад и вперед по берегу, развлекаясь тем, что придумываю и записываю на песке остроумные послания, начинающиеся словами «здесь был». Потом расправляюсь с еще одним кокосовым орехом, который утоляет мою жажду и успокаивает уже бунтующий желудок.

Солнце достигает зенита и начинает шпарить вовсю, поэтому я перебираюсь в тень деревьев и мастерю себе шляпу из банановых листьев. Хотелось бы описать ее поподробнее, только как можно передать вид человека с двумя банановыми листьями на голове?

Лодок по–прежнему не видно. Интересно, почему?

Обычно здесь царило оживленное движение, поскольку обитатели соседних островов пользовались этим проливом для перевозки товаров в Мунду и из Мунды. Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что они остались в шкафу дома.

Воскресенье!

Ведь наступило воскресенье — день посещения церкви и день отдыха, день пребывания дома с семьей и день ничегонеделанья (хотя в этом смысле он мало чем отличался от всех остальных в неделе). Впрочем, одно совершенно очевидно — он не не тот, когда люди запрыгивают в каноэ и отправляются на поиски бледнолицего, который оказался настолько глупым, что выпал за борт и теперь бродит по одному из отдаленных островов.

А может, по неизвестным мне причинам все вдруг решили отказаться от этого маршрута? Может, кто–нибудь заговорил треклятый пролив и теперь ни одна живая душа не осмеливается бросить вызов обитающим здесь злым духам?

Заговорил?

Злые духи?

Наверное, я схожу с ума.

А тогда почему обезлюдел Тетепаре? Этот большой остров более тридцати километров длиной к юго–западу от Рандуву был совершенно необитаем. Почему все его обитатели умерли от чумы, а те, что выжили, поспешно погрузились в каноэ и бросились наутек? Конечно же потому, что кто–то заговорил его. По крайней мере Имп в этом нисколько не сомневался.

Островитяне, хотя и стали убежденными христианами, по–прежнему верили в сверхъестественные силы и постоянно рассказывали истории о духах и мифических тварях, обитавших в джунглях. Например, Гримбл имел дело с целой бандой под названием Тааниканимомои — мертвые свистуны, которые появлялись и раскалывали черепа окружающим. И банда всегда нападала внезапно. Поэтому Гримбла научили специальному заговору, который он должен был произносить в тот момент, когда полагал, что рядом находятся Тааниканимомои.

Однако неизвестно, насколько многофункциональным является этот заговор. Да и все равно вокруг не было слушателей.

Я помнил, что сначала следует сделать духам подношение, потому с торжественным видом поднимаю перед собой наполовину выгрызенный кокосовый орех. Так.

Этот дар включает в себя подношение предков.

Это — твоя пища, Ауриариа; я никогда не совершал инцестов.

Это — твоя пища, Титуаабине; я ничем не навредил твоим созданиям.

Я хороши–и–ий! Я прикасаюсь к Солнцу, я обнимаю Луну.

Обрати вспять духов смерти, ибо я, Гримбл (тут я естественно заменяю имя на Рэндалл), молю тебя об этом.

Я не погиб. Со мной пребывают мир и милость. Мир и милость.

Все это походит на абсолютную белиберду, и я совершенно не понимаю, какое отношение к этому имеет инцест. Мало того, что имена тех, к кому обращены слова, произнести правильно никак не получается, мне совершенно невдомек, кто они такие. Но что хуже всего, я совсем не чувствовал себя хорошим.

Однако никто не мешает попробовать. Наверняка в этих предрассудках есть какое–то здравое зерно. Я знал, что ни один житель Мендали не решился бы выйти из деревни после захода солнца, опасаясь демонов, которые прятались за каждым деревом и кустом. При этом их совершенно не пугало вечернее плавание.

Впрочем, не сомневаюсь, что рано или поздно кто–нибудь здесь должен появиться.

Для того чтобы отвлечься от мысли о длительном вынужденном пребывании на острове, я отправляюсь на поиски чего–нибудь съестного, что не было бы упаковано в трехдюймовую оболочку и не требовало бы получасовой борьбы с ней.

В глубине острова я нахожу лиану, обвившуюся вокруг ствола засохшего дерева, с которой свисает несколько десятков маленьких пурпурного цвета плодов. И хотя их кожура плотная и сморщенная, мякоть весьма соблазнительна на вид. Я отрываю шкурку, и наружу выступает желтоватое желе, пронизанное мелкими зернышками. Осторожно принюхиваюсь к нему, словно это старые нестиранные носки. Плод источает запах классического напитка из тропических фруктов, однако я, еще не зная, что это маракуйя, решаю не добавлять себе проблем и отправляюсь дальше.

Вскоре натыкаюсь на папайю, на верхних ветвях которой висят зеленовато–оранжевые плоды. Они совершенно безвкусны, и их ценность, на мой взгляд, излишне преувеличена, однако (это мне было известно наверняка) безвредны. Единственное, я не знал, что стволы папайи совершенно не приспособлены для противодействия напору пришельцев. Я продвигаюсь по волокнистому стволу, стараясь подражать тому, как это делают деревенские ребятишки. Однако не успеваю подняться и на полметра, как ствол с треском ломается, и я оказываюсь на четвереньках на земле, а мой наряд превращается в лохмотья. Зато у меня теперь масса фруктов, два из которых я съедаю на месте, а еще пару забираю с собой на берег.

Обходя остров, я осматриваю берег и водное пространство. Выйдя на песчаную косу, оглядываю пролив и часть лагуны. Однако, куда ни повернись, нигде не видно ни малейшего признака жизни.

И хотя я прекрасно понимаю, что чуть не утонул и почти нагишом оказался на необитаемом острове, все это почему–то не кажется мне экстраординарным. Прочти подобную историю в Англии, я не поверил бы ни единому слову. С присущим мне скепсисом счел бы рассказ очередной журналистской «уткой», написанной специально для воскресных выпусков, историей, которую приятно почитать за поздним завтраком. И уж конечно, ничего подобного не могло произойти с таким человеком, как я.

Однако теперь, приспособившись к этому новому миру, я относил подобные события к незначительным превратностям судьбы. В каком–то смысле все произошедшее не более существенно, чем опоздание на последний автобус или отсутствие в ближайшем магазине вашего любимого средства для мытья посуды, — иными словами, это лишь та из неприятностей, которые переживаешь вздохнув и слегка пожав плечами.

А потому я начинаю размышлять, как мне поймать какую–нибудь рыбу, которые в изобилии мелькали в голубой воде. Мне доводилось слышать, что на востоке Соломоновых островов рыбаки обдирали кору с определенного дерева, делали из нее небольшой кулек, а затем ныряли и помещали его под камень или вырост коралла. Не проходило и нескольких минут, как рыба, оглушенная легким ядом, растворявшимся в воде, всплывала на поверхность вверх брюхом. После чего ее легко собирали сетью. К несчастью, я не знал, с какого именно дерева надо обдирать кору, и спросить мне было не у кого.

Я решаю прибегнуть к более традиционному способу, отыскивая что–нибудь похожее на рыболовную снасть. И догадываюсь даже, где мне раздобыть крючок. Однажды, налюбовавшись своими овощами, я возвращался в деревню с огорода и умудрился поскользнуться, полетев вниз с крутого берега. Стараясь задержать свое падение, я ухватился за ближайший куст, и меня тут же пронзило ощущение, будто надо мной колдует неопытный иглорефлексотерапевт. Когда мне удалось подняться на ноги, я обнаружил, что все мои ладони покрыты крохотными капельками крови, выступившей от уколов кривых колючек, обрамлявших листья этого растения. Как позднее мне объяснил Лута, бодро выковыривая перочинным ножом из моей нежной кожи эти колючки, мне попался тростник лойя.

Отыскав куст этого зловредного растения, я осторожно отламываю от него несколько колючек и кладу их на бревно. С леской проблем оказывается гораздо больше, однако наконец мне удается найти дерево, кору которого можно отрывать тонкими волокнами. Поскольку остров окружает мелководье, то особенно длинная леска не нужна. После нескольких неудачных попыток мне удается оторвать волокно длиной в пару метров, к которому я привязываю один из крючков и забрасываю его в воду. Моя конструкция плавает на поверхности и не тонет. Я привязываю к ней небольшой кусочек коралла и забрасываю леску еще раз. Теперь она тонет, и крючок повисает в относительно вертикальном положении среди снующей вокруг него рыбы, которая не обращает на него никакого внимания. Теперь мне нужна наживка. И я снова вытаскиваю леску.