— Я считаю знаменательным, — провозгласил он с важным видом и величественными жестами, — что Шекспир в своих творениях не упоминает газетчиков… не упоминает ветеринаров и даже метеорологов. А вот адвокатов он упомянул!

— Кого? Где? В какой пьесе? — раздались голоса.

— Во втором акте «Генриха Шестого», часть вторая… «Первое, что мы сделаем… убьем всех адвокатов».

Застолье длилось дольше, чем обычные вечера с пиццей. Из гостиницы прислали четыре перемены блюд. Потом доктор Конни показала фильм о своей поездке по Шотландии. А игра Джо на фортепиано показалась особенно блестящей.

— Скажите, портрет леди Макинтош в вестибюле гостиницы, — спросила Барбара, — это портрет вашей матушки?

— Да. И знаете, что поразительно: он был выполнен местным художником, который с ней никогда не встречался и даже не видел её фото. Ему просто сказали, что она похожа на Грир Гарсон [26]. Тем не менее на портрете вовсе не кинозвезда, на портрете — моя мать.

— Жаль, — сказал Джо, — что я не заказал ему портрет моего отца — фермера с усами и в очках. Он был похож на Тедди Рузвельта.

Квиллер проводил женщин до их кондо и зашёл в Номер первый поздороваться с новым на их участке котом.

Барбаре принадлежал один из воспитанников Мойры Мак-Дайармид.

— Или я принадлежу ему, — улыбнулась Барбара. — Он глубокого красновато-коричневого тона, как мармелад. Вот я и назвала его — Мармелад, и ему, похоже, это имя нравится.

Квиллер заметил, что созвездие пятнышек, спускавшихся над левым глазом, придает коту вид удалого вояки.

— Мармелад, Мармелад, — запел он на мотив старой солдатской песенки, — я тебе сердечно рад, Мармелад, Мармелад!

Мармелад развалился поперёк дорожки — знак одобрения, заметила Барбара.

Когда Квиллер вернулся в амбар, сиамцы встретили его укоризненным взглядом: еда перед сном явно запаздывала.

В тот вечер, вместо того чтобы ждать звонка, которого уже не могло быть, он позвонил сам — Уэзерби Гуду.

— Великолепный междусобойчик, Джо! Великолепная музыка!

— Ну да, всегда слышно, когда моя старая Бетси настроена. Я ведь крепко бью по клавишам, так что приходится её, голубушку, настраивать четыре раза в год. Что-то там происходит с демпферами и молоточками. Только не спрашивай — что!

— Вот как? А кто их приводит в порядок?

— Да один паренёк из Локмастера.

— А из этого демпфероцелителя можно выжать клёвый сюжетец для «Пера Квилла»? — поинтересовался Квиллер.

— Вот уж не знаю. Он совсем ещё юнец, и какой-то застенчивый. Но вообще приятный.

— Пожалуй, попробую. Я всегда, прежде чем интервьюировать кого-нибудь по специальному предмету, пролистываю энциклопедию, чтобы знать, какие ставить вопросы, и понимать, о чем речь. Что такое эти демпферы и молоточки? Моя мать была блестящая пианистка, но никогда ни о каких демпферах и молоточках не упоминала.

— Кстати, это его, настройщика моего, подружка умерла от укуса пчелы в «Старой усадьбе».

В этот момент разговор был прерван гортанным воем: вопил Коко.

— Что это он? — удивился Джо.

— Требует, чтобы выключили свет.

Квиллер знал, что это… Это был печально известный ему «вопль смерти». Он означал, что кто-то где-то расстается с жизнью.

Шестнадцать

Все перипетии текущей жизни Квиллера уравновешивались повседневными домашними делами и работой: дважды в день надо было кормить кошек и дважды в неделю строчить колонку «Из-под пера Квилла». Заполнение пробела в тысячу слов на второй странице «Всякой всячины» заставляло все время охотиться за идеями.

Наутро после междусобойчика у Джо Квиллер кормил котов, когда раздался нежданный звонок от Роды Тиббит.

— Надеюсь, я не подняла вас с постели, Квилл. у меня волнующая новость. Я разгадала тайну коричневого бумажного пакета! Я занималась костюмами Гомера, чтобы отдать их, как он того хотел, нуждающимся, и обнаружила в карманах коричневые бумажные пакетики! В двух оказались крошечные фляжки. — Она остановилась, чтобы перевести дыхание — или подогреть его интерес. — Я пригубила. В одной все ещё оставался… чай без молока, который мы всегда пили на завтрак! А во-второй — чай послеполуденный, который Гомер особенно любил. «Лапсанг сушонг».

— Пожалуйста, никому ни слова! — взмолился Квиллер. — Сейчас как раз обсуждается открытие буфета в фойе перед Залом Гомера, чего-нибудь необычного, классного… а я хочу предложить Чайную комнату Гомера Тиббита!.. Никому ничего не объясняйте, я тоже не стану. Мы сохраним секрет Гомера.

Информация, полученная от Роды Тиббит, оказалась Квиллеру на руку, когда он посетил Дейзи Бэбкок в полностью обновленном зале. Он рассыпался в комплиментах, восхищаясь метаморфозой, происшедшей со старым зданием; Дейзи похвалила его обзор новых книг. Её рабочий стол украшали маргаритки [27]от Фредо — а на стене над деревянной панелью красовались обои с маргаритками.

— Мы подумываем о буфете в фойе — не что-то от случая к случаю для детишек, а солидное, цивилизованное.

— А что если создать Чайную комнату Гомера Тиббита?

— Лучше не придумаешь, Квилл! Гениальные идеи рождаются у вас на лету.

Специальная доска на стене рассказывала обо всем происходящем в Мускаунти. Музей искусства и античности был открыт два дня в неделю; экскурсии проводили опытные гиды; стоимость входного билета — двадцать долларов; посетители приезжали со всей страны, и даже из Европы.

— Но никто, никто не хочет полюбоваться садом, — сокрушалась Дейзи. — Все наслышаны об опасных пчелиных укусах.

— Что, неужели ещё что-то стряслось? — насторожился Квиллер.

Она покачала головой и помрачнела. Ещё на доске значилось следующее:

На рабочем столе Дейзи стояла фотография четы Ледфилдов, и Квиллер сказал:

— Красивая пара. Мне не довелось знать их лично, но одна только забота о благосостоянии детей, которую они без конца проявляли, заслуживает одобрения.

— Это потому, что у них не было собственных детей и они об этом очень жалели. Натан получал огромное удовольствие, когда привозил автобусы ребятишек из Пикакса и показывал им чучела животных. Как он обрадовался бы, если бы узнал, что мы строим два здания в центре и что город решил переименовать Старую подъездную дорогу в автостраду Ледфилда!..

Квиллер скользнул взглядом по доске объявлений.

— Как идут репетиции «Кошек»? — спросил Квиллер. — Фрэнки по-прежнему аккомпанирует? Кто теперь переворачивает ему страницы?

— Жена дядюшки Луи, Ханна. Она замечательная женщина и ни от какого дела не отказывается. Может и хору аккомпанировать, и спектакль вести, но и сцену подметет, если нужно, или соорудит для выступающих бутерброды. А сколько Мак-Леоды сделали для сирот, которых усыновили! Потрясающе!

С последним Квиллер был полностью согласен.

— Вы координатор божьей милостью, — улыбнулся он.

Он уже решил, что не будет делать колонку о настройке фортепиано. Ещё один случай, когда «истории» не наскребешь.

Когда один из братьев Лингуини (Хитролапый, а не Голодранец) прибыл в амбар, из кабины грузовика с пассажирского сиденья спрыгнул Фрэнки. Он восхищённо уставился на высоченный амбар, не переставая восклицать:

— Bay!.. Bay!..

Квиллер, услышав его восторги, оценил их как высшую похвалу.

Коко и Юм-Юм, как обычно, когда подъезжала машина, выделывали акробатические трюки в окне, и Фрэнки — вслед за всеми, кто впервые посещал амбар, — спросил: