— Занятно, — проговорил Квиллер, который, впрочем, не испытывал особого интереса к археологическим находкам. — Они похожи на рисунки американских индейцев?

— Это доисторические знаки на камне, но не рисунки — скорее они похожи на следы куриной лапы. Сюда приезжали университетские учёные и говорили, что это математические символы, которые могли служить универсальным языком. Определили, что по возрасту знаки относятся ко времени египетских пирамид. Странное дело, знаки на камнях вытравлены каким-то хитрым способом, неизвестным и в двадцатом веке… Мотайте себе на ус!

«Камни могут быть древними, — подумал Квиллер, — а надписи поддельными». Потом спросил:

— А как эти камни оказались на ранчо Огилви?

— Озеро отступило на пару миль. Когда-то очень давно камни лежали на берегу, — ответил музейный работник, — но за многие века оказались погребенными под тоннами наносов, намытых водой. А лет двадцать назад у нас было большое наводнение, и наносы с камней смыло… Вам надо взглянуть на наши фотографии, мистер К.

Озёрный воздух считается целительным, но в атмосфере присутствовало что-то коварное, дурно действующее на умы. В Мусвилле толковали о космических пришельцах, о Песчаном Великане, о том, как исчезла «Дженни Ли», о таинственной гибели туриста, о загадочных петроглифах, а теперь, пожалуй… и Оуэн Боуэн станет легендой. Покидая таверну, Квиллер раздражённо фыркал в усы. Чтобы отделаться от одолевшего его недовольства, он отправился бродить по городу и вскоре обнаружил, что стоит на Песчаной дороге перед «Антикварной лавкой Арнольда». В витрине красовалось ржавое колесо, а за стеклянной дверью стоял на задних лапах Пфредди и призывно вилял хвостом. Квиллер вошёл.

Как и следовало ожидать, первыми словами Арнольда были:

— Вот и погиб наш капризный сосед. Кажется, это место приносит несчастье. Неужели его забрал Песчаный Великан? Надеюсь, мне вернут мой «уотерфорд». Что вы думаете обо всём, мистер К.?

— Я не пытаюсь раскрывать тайны этого безумного города, Арнольд. Я просто зашёл за колесом.

Арнольд снял колесо с витрины.

— Уже дважды мог его продать, но придерживал для вас.

— Очень вам признателен.

— Что вы собираетесь с ним делать?

— Повешу у себя в коттедже над камином.

— Помощь нужна?

— Думаю, что обойдусь. Ведь его нужно всего-навсего повесить на гвоздь, не так ли?

— На два гвоздя, в нескольких дюймах один от другого.

Квиллер сказал, что подгонит свою машину, которая припаркована за банком.

По пути к банку он вдруг сообразил, что в коттедже нет гвоздей — и, насколько ему известно, молотка тоже. Тетя Фанни оставила ему состояние, но ничего практичного вроде молотка. Он завернул в скобяную лавку. Там стояла вращающаяся витрина с четырьмя стендами, увешанными гвоздями. Цены были указаны за фунт.

— Чем могу помочь? — спросил Сесил, удивлённый тем, что видит Квиллера у витрины с гвоздями.

— Зашёл купить два гвоздя, но не знаю, какие именно нужны.

—  Двагвоздя?

— Да. Я приобрёл старинное колесо и хочу повесить его над камином.

— Что за колесо? Какого размера? Сколько оно весит? Сейчас я посоветуюсь с нашим экспертом по строительству. Когда-то он строил дома… Дядя! У нас серьёзная техническая проблема.

Старый дядюшка мелкими шажками подошёл к витрине и начал таинственно совещаться с Сесилом, обсуждая материал, из которого сделана стена, её толщину, количество спиц в колесе и ширину обода. Квиллер между тем изучил каталог гвоздей и выяснил, что в фунте обычно содержится полторы тысячи однодюймовых отделочных гвоздей. Он подумал, что, проведя кое-какие исследования и проявив немного сообразительности, сколотит забавную статейку на эту тему для колонки «Из-под пера Квилла». Почему трехдюймовый гвоздь называется трехцентовым? Кто первый сказал: «Ты попал в самую точку» [25]?

— Сколько я вам должен? — спросил Квиллер, когда эксперты пришли наконец к общему решению.

— Ничего, — сказал Сесил.

— Очень великодушно с вашей стороны… но мне нужен ещё и молоток.

— Одолжи ему молоток, — проговорил старик.

Оба лавочника проводили клиента до двери, и Сесил произнёс:

— Не могу поверить, что мы потеряли Оуэна! Пора ввести ограничения скорости на озере и штрафовать безответственных шкиперов.

— Если бы он не заложил за воротник, этого бы не случилось, — возразил старик.

— А как его жена? — спросил Квиллер. — Кто-нибудь знает?

— Без этого лошадиного хвоста ей будет только лучше, — заявил дядюшка.

В мозгу Квиллера молнией сверкнула одна мысль. Словно его стукнули молотком по лбу и у него, что называется, искры из глаз полетели!.. Коко знал о смерти Оуэна и до и после того, как это случилось! Иначе чем объяснить его внезапный интерес к «Рассказу лошади»? Связь между названием книги (Коко не мог её прочесть) и эпитетом, которым старик наградил Оуэна Боуэна [26](Коко не мог его услышать), показалась бы притянутой за волосы кому угодно, только не Квиллеру, который знал за котом способность к выстраиванию поразительных смысловых ассоциаций. Сообщения Коко, в высшей степени случайные, всегда оказывались точными! Иногда даже пророческими!

После чего Квиллера посетила другая мысль: «А не поддался ли и я мусвиллскому безумию? У всех здесь крыша поехала! Пора отсюда удирать!»

Глава двенадцатая

Повесить колесо диаметром четыре фута над камином, на высоте двенадцати футов от пола, было нелегкой задачей, и Квиллер принялся за дело в среду рано поутру, со свежими силами. (Коко тоже был полон свежих сил и все время лез под руки.) В первую очередь пришлось извлечь из сарая стремянку, пронести её по узкой тропинке между разросшимися кустами дикой вишни и затащить на кухонную веранду, а оттуда — в коттедж.

Юм-Юм забилась под диван и не показывалась до конца операции, Коко обследовал каждый дюйм стремянки на предмет скрытых в ней опасностей, Квиллер сел и выпил чашку кофе. Пока всё шло хорошо.

Потом Коко занял наблюдательный пост на каминной полке и стал смотреть, как человек с большим круглым предметом в руках взбирается на лесенку, осторожно ставит предмет на горизонтальную балку и спускается вниз, чтобы взять карандаш, два гвоздя и одолженный молоток. К этому моменту Коко принялся обнюхивать ржавое колесо с таким пылом, что был изгнан на веранду, а Квиллер налил себе ещё одну чашку кофе.

Покончив с кофе, он вновь взобрался на стремянку, окинул взором пространство, наметил карандашом две точки на стене, забил туда, почти прямо, два гвоздя и повесил колесо. Сверху, стоя на стремянке, он заметил трещину на каминной полке — вытесанной вручную балке квадратного сечения, длиной почти во всю ширину комнаты. Среди ночи старые брёвна и балки потрескивали, и это напоминало выстрелы. Серьёзного ущерба дереву это не наносило, только появлялись неглубокие щели. Столетние трещины, несомненно, придавали помещению определённый уют. Одна из них, в каминной полке, была настолько глубокой, что туда удавалось воткнуть почтовые открытки. Из Канады их пришло уже больше дюжины, все с наспех нацарапанными Полли несколькими словами. Вместе они образовали живописный фриз длиной в несколько футов.

Полли с сестрой посмотрели четыре спектакля: «Царь Эдип», «Макбет», «Майор Барбара» и «Как важно быть серьёзным». На открытках были изображены: трагическая маска, которую надевали актёры древнегреческого театра; классический портрет Шекспира с острой бородкой и редеющими у пробора волосами; фотография Джорджа Бернарда Шоу; карикатура Тулуз-Лотрека на Оскара Уайльда.

Открытки отправлялись из разных мест по мере продвижения сестер на восток: Ниагарский водопад с канадской стороны; телевизионная башня высотой почти с полмили, с рестораном на самом верху; здание парламента; судно, проходящее шлюз; хижина в горах; два собора; мелкие острова — вид с воздуха; воз сена, который тащат волы, и так далее. До конца недели прибудут ещё открытки с видами рыбачьей деревни и скалистых островов с тучами сидящих на них морских птиц.