— Да, она частенько говорила это, но подозреваю, она просто хотела расположить меня к себе, чтобы попросить о какой-либо услуге. В таких делах ей не было равной.

— Когда Паг и Джек приедут, приходите все трое отобедать со мной, — пригласил Квиллер.

— О! С огромным удовольствием!

— Хочешь яблоко?

Некоторое время они молча жевали яблоки; Джуниор, не отрываясь, смотрел на бабушкину могилу, а Квиллер озирался по сторонам.

— Хороший вид отсюда, — заключил он.

— Могильщики всегда с большой неохотой хоронят здесь. Нет нормальной дороги, и им приходится издалека тащить гроб на руках, поднимаясь по крутой тропинке… Жаль, я не взял с собой цветов положить на могилу.

— Давай зароем сердцевинки от яблок. Они прорастут и, став деревьями, будут цвести каждую весну.

— Здорово! Так и сделаем! — радостно согласился Джуниор.

Они выкопали в могильном холмике небольшие ямки, с благоговением зарыли в них яблочные сердцевинки и, не говоря друг другу ни слова, пошли обратно к машине. Ехали молча.

— Слушай, Джуниор, ты никогда ничего не рассказывал мне про своего деда, — нарушил молчание Квиллер.

— Честно говоря, после смерти мои бабушка с дедушкой стали ближе друг к другу, нежели были при жизни. Бабушка интересовалась искусством и правильным дыханием, дедушка — только спортом и выпивкой. После того как работы на принадлежащей Гейджам верфи прекратились, дедушка стал пускать в оборот семейные деньги, причём делал это не всегда законно, за что угодил на два года в тюрьму. Это произошло в двадцатые годы.

— Если они были настолько разными людьми, так почему же они поженились? Кто-нибудь знает причину?

— Я могу судить об этом лишь со слов матери, которая рассказывала, что предки Эвфонии были врачами во времена пионеров: её девичья фамилия — Роф. Они принимали роды за бушель яблок, а за наложение гипса получали пару цыплят, и, как ты понимаешь, в их семье деньги не водились. Поэтому-то Эвфонию и заставили выйти замуж за наследника семейства Гейджев. Семейство Рофов, происходившее из Бостона, могло похвастаться некоторой родовитостью, чего недоставало семейству дедушки, вот почему всеми вокруг эта женитьба была воспринята как удачная сделка, однако на самом деле все обстояло совсем не так.

— Твоя мама была их единственным ребёнком?

— Да. Она называла себя блюдом, приготовленным во время медового месяца.

Квиллер попросил довезти его до магазина, где продавались всякие штучки для развлечений и увеселений. Там он купил синюю лампочку и маску ко Дню Всех Святых. Вернувшись домой, он почти час возился с магнитофоном, записывая то, что должно было бы быть звуковым фоном представления. Сиамцы пребывали в растерянности. Наблюдая за тем, как их хозяин произносит речи, издаёт крики боли и мучений и хохочет с отвратительной гримасой в микрофон, они не могли понять сути происходящего.

Работу над созданием звукового фона прервал телефонный звонок, и голос Гарри Пратта произнёс:

— Рядом со мной Ненси. Она хочет вам кое-что сказать. Можно?

— Передай ей трубку.

До Квиллера донесся прерывающийся от волнения детский голосок Ненси:

— Полиция штата обнаружила папин автомобиль.

— Оперативная работа. Где же они его нашли?

— В аэропорту.

— В гараже?

— Нет, на открытой стоянке.

Квиллер понимающе кивнул. За поставленную в гараж машину следовало платить, и многие предпочитали оставлять свои автомобили на лугу, где паслись коровы.

— Известно что-либо о его местонахождении?

— Нет… — Она замешкалась на мгновение, потом добавила: — Он… он вообще не любил никуда ездить, мистер Квиллер. Он, по-моему, ни разу не покидал границ Мускаунти, разве только тогда, когда его отправили во Вьетнам.

— А вы не допускаете возможности, что он неожиданно получил предложение заключить выгодную сделку? Что говорит полиция?

— Они просили меня подать заявление об исчезновении отца, и тогда они проверят списки пассажиров, улетевших из аэропорта.

— Держите меня в курсе дела, Ненси, — попросил Квиллер. В нем пробуждалось чувство искренней жалости к ней, и, желая рассеять её мрачные предчувствия, он сказал: — Знаете что, я хочу написать заметку о езде на собаках. Как вы смотрите на то, чтобы побеседовать со мной на эту тему?

— С удовольствием, — ответила она. — Тем, кто любит езду на собачьих упряжках, приятно будет прочитать о своём увлечении в газете.

— Что, если мы встретимся завтра после обеда?

— Хорошо. По дороге из церкви я загляну к отцу, приберу немного и к двум часам буду уже дома.

— А кстати, как обстоят дела с уборкой картофеля?

— Морозы ещё не начались. Молю Бога, чтобы отец вернулся домой, пока урожай не погиб.

— А вы могли бы нанять кого-нибудь, чтобы спешно убрать картофель?

— Даже не знаю, к кому обратиться. Все заняты своими собственными делами.

— По-моему, стоит поискать, Ненси. Прощаюсь с вами до завтра.

Приближалось время появления ряженых. Квиллер примерил купленную им маску мертвеца и приготовил простыню, в которую намеревался завернуться с головой. Он поставил магнитофон у входной двери, а в шесть часов зажёг синюю лампу, которая зловещим светом залила каменную стену дома. Всё было готово к приходу ряженых.

С игривыми возгласами и шумной болтовней к главному входу приблизилось живописное трио: маленького роста Дарт Вейдер, пират и новобрачная в свадебном платье, сделанном из старой занавески. В руках у всех были большие продуктовые сумки. Кто-то из детей протянул руку к звонку, и в этот момент входная дверь начала медленно открываться и из мрачной глубины дома раздался неестественный ужасающий звук «Ооооооо-ооооооооооух! Ооооооооооооооооооооух!», перешедший в леденящий душу визг. А затем перед выпученными от страха глазенками ряженых из тёмного коридора появился завернутый в саван скелет. Клешнеобразная ладонь его вытянутой руки сжимала яблоко. Несчастное трио с громким воплем скатилось с крыльца и ринулось прочь.

Последующие группы-ряженых также пугались, хотя и не столь сильно, чтобы покинуть дом Квиллера без угощения, а посему запас яблок медленно, но убывал. Многие ряженые и нищие вообще не подходили к его дому, а направлялись по боковой дорожке к ярко освещенному каретному сараю, где получали от Полли изрядные порции всевозможных сластей.

Последними, кто отважился подойти к особняку Гейджев и встретиться с призраком, были очкастый ковбой с приклеенными усами и миниатюрная балерина в белой пачке, усыпанной блестками, причем пачка была надета прямо поверх теплого спортивного костюма. Ковбой нажал на кнопку дверного звонка, и Квиллер включил магнитофон: «Оооооооооооооооооух! Оооооооооооо-ооооооооух!» За воплями привидения последовали визг и кудахтающий смех, которыми отважная пара встретила появление скелета.

— Я вас знаю! — просмеявшись, заявил ковбой. — Это вы рассказывали нам о пожаре.

Квиллер ответил замогильным голосом:

— Я… вставший из могилы скелет… из страны Скелетании!

Мальчик-ковбой обратился к своей юной спутнице:

— Он здорово меняет голоса, нипочём не догадаешься, что это он. Но я точно знаю, это тот человек с большими усами, помнишь?

— Так чего же вы хотите? — тем же замогильным голосом спросил призрак.

— Угощения или развлечения!

Из разжавшихся клешнеобразных ладоней в раскрытые мешки выпали яблоки, и Тимми Вилмот, повернувшись к сестренке, сказал:

— Яблоки! Этот человек сорит деньгами!

В семь тридцать Квиллер с облегчением и радостью вывернул синюю лампу и скинул с себя маску и одеяние призрака.

Вскоре позвонила Полли:

— Ну и как, много у тебя было ряженых?

— Достаточно, — ответил он, — но у меня ещё осталось немного яблок, так, пирогов на восемь-девять. Как насчёт того, чтобы поехать куда-нибудь поужинать?

— Спасибо, но не сегодня. Совершенно без сил из-за постоянных звонков ряженых и беготни вверх-вниз. Лучше приходи ко мне завтра с утра. У меня есть омлет с грибами и сдобные булочки с сыром.