Все, кто когда-либо говорил Кокрофту, что любит его, впоследствии брали свои слова обратно. Все, кроме мальчика в серебристых шортах, который просто исчез среди ночи, когда Кокрофт лежал в беспамятстве после очередного запоя. Мальчик оставил записку — всего одно слово: «Прости!!!» Кокрофт никогда больше не видел его, но до него доходили разные слухи: например, что Монти Мавританец и мальчик обручились и собираются устроить грандиозную свадьбу на вилле Монти. Он полагал, что церемония состоялась и прошла успешно.

— Да, вы все уходите, потому что я всем надоедаю, разве не так?

Прощание с собакой стало для него еще одним расставанием, которых в жизни Кокрофта было немало. И как ни хотелось Кокрофту, чтобы пес остался с ним, он знал: будущее Тимолеона Вьета никак не связано с его, Кокрофта, жизнью.

В сотне ярдов от них показался полицейский. Он вышел из густой тени, которую отбрасывала высокая стена Колизея, и направился к пикапу, припаркованному в неположенном месте — прямо напротив автобусной остановки.

— Поехали, — прошептал Босниец, шагнув к обнявшейся парочке.

Казалось, старик не слышал обращенных к нему слов, он сидел на корточках возле пса, все гладил и гладил его по голове и что-то шептал ему на ухо. Расстегнув ошейник, Босниец быстро сдернул его с шеи собаки, потом схватил старика под мышки и затолкал в кабину на пассажирское место.

— Полиция. — Он нырнул в машину, хлопнул дверью и уехал.

Часть вторая

СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Аббондио

Козимо смотрел вслед отъезжающему пикапу. Ему хотелось поскорее вернуться домой, к жене, и он не имел ни малейшего желания связываться с людьми, которые могли совершить такой поступок — бросить собаку на автобусной остановке. Все те годы, что Козимо служил в полиции, нежелание связываться с неприятными людьми было его главной проблемой. Мысль стать полицейским никогда не приходила ему в голову, до тех пор, пока будущий тесть, старший офицер полиции, не начал настаивать на том, чтобы Козимо поступил на службу. Ради любви он готов был совершить какое угодно безумие и, решив, что со временем все как-нибудь само собой образуется, согласился. Он ненавидел дело, которым занимался уже пятнадцать лет, и больше всего — необходимость сталкиваться лицом к лицу с такими ужасными людьми, как эти двое из пикапа, которые выкидывают собаку и уезжают, оставив беззащитное животное на произвол судьбы. И все же он считал, что без них собаке будет гораздо лучше. Если бы он остановил пикап и заставил людей забрать собаку, они бы просто отвезли ее в какое-нибудь темное место и перерезали ей глотку.

Однако уйти он тоже не мог. Хотя большинство его коллег именно так и поступили бы. Они постоянно донимали Козимо разными шутками по поводу его излишней мягкости — с таким характером карьеру не сделаешь! — и при всяком удобном случае замечали, что ему вечно поручают скучную, рутинную работу, вроде патрулирования района возле Колизея, где в его обязанности входит гонять попрошаек, пристающих к туристам, и напоминать самим туристам, которые вечно норовят обнажиться по пояс, чтобы они надели футболки. Бравые коллеги-офицеры любили собраться небольшой группкой и, усевшись на скамеечке в парке, от души посмеяться над мягкотелым хлюпиком; вот они — другое дело: мужественные парни с железной хваткой. Мужественные парни и близко не подошли бы к какой-то бездомной дворняге, сочтя это недостойным офицера полиции; надвинув фуражку на лоб, они прошли бы мимо, старательно делая вид, что вообще не заметили ни пикапа, ни собаки. Но сердце Козимо разрывалось от жалости к брошенному животному.

Он направился к собаке. Пес сидел на тротуаре и смотрел на приближающегося человека. Козимо обратил внимание на его глаза — он никогда не видел, чтобы у животного были такие прекрасные и такие испуганные глаза. Они напомнили полицейскому картины, которые рисовала его жена. В свое время молодых людей свела именно любовь к животным и растениям. Они вместе учились в школе, а по выходным часто ездили за город; прихватив с собой бинокли, они могли часами лежать в высокой траве и наблюдать за птицами. Поженившись, вместе придумывали, как украсить клумбы и какие посадить цветы, чтобы привлечь бабочек в крохотный садик, который они разбили под окнами своей квартиры, расположенной на первом этаже. Жена рисовала цветы, деревья и птиц и сдавала свои акварели в художественный салон. Иногда поступали особые заказы: кто-нибудь из покупателей просил сделать портрет их домашнего питомца. Жена с удовольствием рисовала собак и кошек, на ее картинах даже самые несимпатичные звери всегда получались трогательно-милыми — с головой, чуть склоненной набок, и большими печальными глазами, от которых у хозяев замирало сердце. Гонорары были небольшими, но жене очень нравилась эта работа. Каждый раз, возвращаясь после таких сеансов, она говорила мужу, что ей очень хотелось бы иметь дома какое-нибудь животное: собаку или кошку — все равно. Однако, подумав, она неизменно останавливалась на собаке, потому что кошка, скорее всего, станет ловить бабочек в их чудесном маленьком садике. Он отвечал, что надо подождать и не заводить собаку, пока у них не родится ребенок, потому что животное может начать ревновать к новому члену семьи. Немного поспорив, жена в конце концов соглашалась с ним.

Однако мимо этой собаки он не мог пройти. Козимо решил взять пса с собой. «Привет, а у нас гости, — скажет он, прежде чем впустить его в квартиру. — Кое-кто очень хочет с тобой познакомиться». Козимо представил улыбку жены, когда она увидит собачку, о которой так долго мечтала. Они назовут найденыша Аббондио. Жена нарисует портрет их нового любимца и повесит на стене в холле.

Козимо слегка нагнулся и вытянул вперед руку.

— Иди сюда, — позвал он, похлопав себя по ляжке, при этом он неловко зацепил локтем болтающуюся на поясе кобуру — Аббондио, ко мне! — Пес недоверчиво покосился на человека и попятился. — Подойди, давай поздороваемся.

По-прежнему согнувшись и вытянув вперед руку, Козимо начал медленно приближаться к собаке. Аббондио отпрянул и кинулся бежать через дорогу, едва не угодив под колеса подкатившего к остановке автобуса. Козимо беспомощно смотрел вслед собаке.

— Прощай, Аббондио, — сказал он.

Выскочив из-под автобуса, Аббондио припустил по тротуару в сторону виа дей Фори Империали. Вскоре полицейский потерял его из виду.

Козимо пошел в другую сторону — по направлению к полицейскому участку. Он думал, стоит ли говорить жене о том, что случилось. Вероятно, он скажет, что видел, как двое людей высадили собаку на автобусной остановке и уехали, он опишет ее длинную густую шерсть и удивительные глаза — очень красивые и очень печальные; а потом расскажет, как собирался привести пса домой и как тот испугался и убежал: пес так быстро исчез в темноте, что Козимо не пошел вслед за ним — все равно было бы невозможно его догнать. Жена выслушает историю, вздохнет и улыбнется, а он посмотрит на нее и тоже улыбнется. «Ничего, — скажет кто-нибудь из них, — не расстраивайся. В конце концов, это была всего лишь собака». После ужина они сядут смотреть телевизор, или играть в карты, или станут листать книги и журналы, где рассказывается о растениях и животных. Они будут читать и рассматривать иллюстрации до тех пор, пока не почувствуют, что у них слипаются глаза, и тогда пойдут спать.

Они в полном молчании выехали из города и отправились в обратный путь. Этот путь из Рима домой, когда в кабине висит гнетущая тишина, а сердце сжимается от невыносимого чувства утраты, был очень хорошо знаком Кокрофту. В прошлом ему не раз приходилось возвращаться в одиночестве, после того как он отвозил в аэропорт своих любимых мужчин и мальчиков. Он оставлял их у паспортного контроля, даже не имея возможности поцеловать на прощание, и уходил, точно зная, что никогда больше не увидится с ними. Он возвращался домой ни с чем, после того как все выходные слонялся по барам в поисках нового друга. Он возвращался из Рима вместе с мальчиком в серебристых шортах, после того как они целый день бродили по музеям, гуляли среди древних развалин и украдкой целовались где-нибудь в Катакомбах. Даже при воспоминании о счастливых днях ему становилось грустно.