— Почему Артабан скрывал тебя от моего отца?

— Он боялся, владыка.

— А ты нет?

Фемистокл покачал головой:

— Чего мне бояться? Я дважды оказал услугу Великому Царю.

— Мой отец не считал потерю трети своего флота у Саламина доброй услугой.

Разговор забавлял Артаксеркса.

— Да, владыка. Но перед самым сражением я послал Великому Царю предупреждение, что греческий флот собирается улизнуть. Я сообщил ему, что есть хорошая возможность напасть…

— И он напал, — сказал Артаксеркс. — Что из этого вышло, ты знаешь.

— Он напал, владыка, и победил бы, не предай его финикийские капитаны.

Это была и правда, и неправда. Само собой, я не собирался выходить за пределы своих скромных обязанностей переводчика. Артаксеркс внимательно выслушал мой буквальный перевод и кивнул.

— А какую вторую услугу ты оказал моему отцу?

— Я послал ему предупреждение, что греческий флот намеревается разрушить мост между Азией и Европой.

— Это верно, — признал Артаксеркс.

И снова история отражала и правду, и неправду одновременно — весьма типично для лукавых греков. Фемистокл хотел усиления греков и поражения персов и с этой целью спровоцировал Ксеркса напасть, тем самым вынудив греков сражаться за собственную жизнь, что они и сделали. Потом финикийцы сбежали, и греки выиграли сражение — точнее, персы проиграли. Это оказалось сюрпризом как для персов, так и для греков. Предупреждение о возможном разрушении моста через Геллеспонт было со стороны Фемистокла мастерским ходом. Он хотел, чтобы Ксеркс убрался из Европы. Как этот грек говорил своим товарищам в Афинах, «в данных обстоятельствах не следует разрушать мост. Если мы не дадим Ксерксу вернуться в Персию, то получим в Греции разъяренного льва. Если отрезать Великому Царю пути отступления, он выйдет из-под своего золотого зонтика с мечом в руке и мощнейшим войском за спиной».

Так Фемистокл умудрялся служить одновременно и Греции, и Персии. Но поскольку грекам неизвестно такое чувство, как благодарность, его подвергли остракизму. Позже, когда Павсаний пытался склонить Фемистокла изменить Греции, тот отказался примкнуть к заговору. Это было с его стороны не по-гречески. А может быть, Фемистокл просто не доверял победителю при Платеях. К несчастью, его двусмысленные письма к Павсанию подвели последнего под суд, а Фемистоклу афиняне велели вернуться — он должен был быть казнен за измену. Он бежал в Персию к Артабану, чья жена состояла в родстве с матерью Фемистокла, — кстати, она тоже из Галикарнаса.

Стратег Перикл недавно принял весьма своеобразный закон, согласно которому афинским гражданином может считаться лишь тот, у кого и отец, и мать афиняне. В таком случае двух величайших афинских полководцев, Фемистокла и Кимона, нельзя считать афинянами: у того и другого матери родом из других городов.

— Расскажи нам о тех надоедливых греках, что пиратствуют в наших водах, — сказал Великий Царь.

— Пиратствуют, владыка?

Фемистокл еще не усвоил окольный стиль наших Великих Царей, которые прикидываются, будто не знают ничьих имен и мест проживания. В конце своей жизни Атосса утверждала, что Афины находятся в Африке и населены чернокожими пигмеями.

— Эвримедонт, — с холодной точностью сказал Артаксеркс.

Великий Царь знал это место. Все персы знают. Греки, любящие похвастать своими великими победами при Марафоне, Саламине и Платеях, не понимают, что все эти сражения не имели для Персии ни малейшего значения. То, что греки сумели удержать свои сожженные города в Аттике, вряд ли может служить предметом воинской славы. Но победой Кимона в устье Эвримедонта Персия была потрясена. Честно говоря, я часто думаю, что полная победа Кимона на персидской земле и стала для Ксеркса началом заката. С этого момента военная политика начала перемещаться в гарем, и в конце концов Великий Царь был убит.

— Кимон, сын Мильтиада… — начал Фемистокл.

— Нашего неверного сатрапа.

Персы никогда не забывают, что Мильтиад много лет был покорным рабом Великого Царя и имел обширные поместья на Черном море.

— …Победителя при Марафоне.

— Марафон? Где это? — Артаксеркс недоуменно заморгал отцовскими глазами.

— Незначительное местечко. — Как переводчик, я сумел оценить проворность Фемистоклова ума. Осознав размеры владений Великого Царя, он соответственно скорректировал свой стиль. — В общем-то, этот пират и мой враг.

— Кто ж одобрит пиратство!

Артаксеркс взглянул на Роксана, который терпеть не мог Кимона и называл его не иначе как «греческая гадина».

— В Афинах, владыка, есть две партии. Одна всей душой хочет мира с царем царей. Я принадлежу к ней. На нашей стороне простой народ. Нам противостоят прогнавшие тиранов землевладельцы. Сегодня Кимон занимает положение, которое вчера занимал я — афинского стратега. Когда меня подвергли остракизму, позиции простого народа пошатнулись.

— Но ведь раз ты подвергся остракизму, значит, большинство народа проголосовало против тебя.

Над желанием продолжать прикидываться несведущим в делах какого-то африканского города возобладало обычное стремление очень молодого человека проявить осведомленность и показаться умным. Ксеркс никогда не совершал такой ошибки. А может быть, следовало бы.

— Да, владыка. Но народ настроили против меня выступающие против персов консерваторы. Они сказали, что я сговорился с Павсанием уничтожить свободные греческие полисы. Но как Великий Царь сам мог слышать, грекам всегда быстро надоедают их вожди. И будь даже я теперь их вождем, вряд ли народ любил бы или ценил мое руководство.

— Теперь ты изгнанник, а пират бесчинствует на территории нашей империи. Что нам делать?

— У меня есть план, владыка.

Я не видел грека умнее Фемистокла. Чего бы он ни захотел, он всегда умел найти способ добиться своего — хотя бы раз. Это был настоящий Одиссей. Но прежде чем раскрыть свой план Великому Царю, Фемистокл попросил год на изучение персидского языка, поскольку, как он выразился, «ваш язык подобен одному из ваших великолепных ковров — замысловатый, тонкий, прекрасный. Я не могу выразить свои мысли через переводчика, как бы искусен он ни был».

Великий Царь дал Фемистоклу год. Он также пожаловал ему прекрасное поместье в Магнезии, после чего протянул руку для поцелуя и отпустил.

Когда Фемистокл покинул высочайшее присутствие, Артаксеркс хлопнул в ладоши и, весь порозовев, воскликнул:

— Теперь он мой! Я заполучил этого грека!

Как оказалось, у Фемистокла не было никакого определенного плана, он просто хотел ждать неизбежного остракизма Кимона, что и случилось четырьмя годами позже. За это время Фемистокл не только научился без акцента говорить по-персидски, но ему доверили управление Магнезией. На него также возложили строительство нового флота и обучение моряков на греческий манер. В то время персидские корабли напоминали плавающие крепости, были неуклюжи в сражении и очень легко воспламенялись. Фемистокл построил персам современный флот.

Возглавил бы он поход против собственного народа? Здешние афинские консерваторы считают, что таково и было его намерение. Эльпиниса не сомневается в его подлости. Но она предана памяти своего брата Кимона. С моей точки зрения, Фемистокл хотел лишь пожить и умереть в мире и комфорте, чего и добился. Через пять лет после своего появления при дворе он умер. Некоторые говорят, будто он сам покончил с собой. Я уверен, что нет. Просто таков закон природы — великие люди не живут долго вдали от народа, который возвеличили.

Десять лет Кимон был в изгнании, и афинское могущество значительно ослабло. Попытка афинян вторгнуться в Египет благодаря Мегабизу потерпела полную неудачу. Да, по существу, все у них кончалось провалом, разве что удалось захватить островок Эгину да одержать победу в паре стычек невдалеке от Афин. Потеряв Фемистокла и Кимона, Афины потеряли и свое значение в мире, которое так и не возвратили до сих пор.

Когда Кимон вернулся из изгнания, ему поручили командовать флотом. Но лучшие годы были для него упущены. Хуже того, эти годы были упущены и для Афин. Когда Кимон умер на Кипре, Афинская империя закончила свое существование, а Персидская осталась невредимой. Эфиальт и Перикл — жалкая замена тем героям. Не повторяй, Демокрит, эти мысли перед теми, кто не согласен со стариком, повидавшим в мире больше, чем рассчитывал — и уж подавно, чем хотел.