– Видишь? Человек до конца остается любопытным. Это-то их и беспокоит. На самом деле чем меньше ты знаешь, тем лучше. А теперь, если ты не против, мне нужно сосредоточиться, чтобы немножко восстановить гибкость. Жаль, что кончился твой заменитель кокаина, неплохо бы сейчас принять еще дозу.

Я вытащил из кармана еще один пакетик и свернутую банкноту и положил их на стул.

– У нас осталось два грамма. Если, конечно, сеньор не против травить себя всякой гадостью.

– Я не травлю себя, а лечусь. Большая разница.

Он нюхнул, но для этого сел в шпагат, растягивая мышцы бедра. Потом уперся ногой в стену выше уровня головы и стал тянуть отводящие мышцы, обхватив себя за икру и дотянувшись кончиком носа до передней части голени. Впрочем, это так же трудно описать, как и понять. Но, покончив с этим балетом, он не успокоился и приступил к упражнениям руками типа фу-фу – нечто вроде быстрых и отрывистых ударов, каждый из которых сопровождался резким выдохом «фуу, фуу», причем руки его, крепко сжатые в кулаки, ходили взад-вперед, как поршни. Через несколько минут подобного напряжения он начал согреваться и скинул мою рубашку. Уже много лет, как я не видел The First в трусах; за два десятилетия он почти не изменился, явный случай подавленного развития; все его тело – ноги, грудная клетка, руки, спина – могло бы служить для рекламы виртуального майонеза и печенюшек «Утешение желудка». Тяжелый случай.

– Смотри, Брюс Ли, не заработай себе грыжу, а то нам крышка…

– На себя посмотри, боров.

– А вы – вяленая вобла, уважаемый коллега.

Так продолжалось, наверное, около часа: The First с головой ушел в свои пируэты, я же, валяясь на матрасе, внимательно разглядывал потолок. Хотел было вздремнуть немного, но не смог, этот заменитель кокаина поддерживал человека в форме, не давая ему уснуть, так что нам не оставалось ничего иного, кроме как терпеть друг друга по мере сил. Однако, несмотря на все это, в промежутках между бранью мы успели окончательно отрежиссировать предстоящую сцену и достичь определенного соглашения относительно ведения атакующих действий. Поэтому, как только мы заслышали голоса наверху, нам не потребовалось и пяти секунд, чтобы занять исходные позиции: The First рухнул на стул, спрятав якобы связанные руки за спиной, а я скрылся за занавеской, встав на цыпочки и стараясь дышать как можно тише.

Едва спрятавшись, я психологически подготовился к тому, чтобы раскроить череп кому угодно, но только не к тому, чтобы снова увидеть обезображенное лицо The First, который внезапно, нарушая все планы, вскочил со стула, отдернул занавеску и сказал мне тоном упрека:

– Задвижка!

– Что задвижка?

– Задвижка на двери, болван! Как только они спустятся, то сразу поймут, что дверь не заперта.

Вот черт. Верно.

– Выйди и запри ее до того, как они начнут спускаться. Спрячься в другой камере и сразу беги сюда, как только я закричу.

Вот тебе и планы…

Я стремглав выбежал наружу, прикрыл за собой дверь, умоляя, чтобы спускающиеся не услышали легкого скрипа, забрался в камеру напротив и затворил дверь.

Шаги – вниз по лестнице; и внезапно – лязг отодвигаемой задвижки на двери камеры The First. Глядя через глазок, я увидел со спины двух типов, одетых в форму агентов службы безопасности. Один из них уже переступил порог камеры The First и протягивал ему металлический поднос; другой застыл, прислонившись к косяку. Первый что-то говорил моему Неподражаемому Брату, слов я не разобрал, но по тону это было что-то шутливое. Прошло несколько секунд, на протяжении которых The First должен был разыгрывать роль умирающего, и тип слегка наклонился к нему. Спина второго охранника мешала мне видеть, что именно происходит, но я услышал пронзительный вопль The First, следом за ним – приглушенный стон и увидел пролетевший по воздуху металлический поднос. Дольше ждать я не стал и, настежь распахнув дверь, стремглав ринулся вперед с душераздирающим криком. Тип у косяка уже максимально изготовился встретить неожиданно воскресшего The First, но по моему визгу понял, что враг приближается и с тыла, и попытался обернуться, судорожно ища что-то у себя под мышкой. Я не дал ему времени найти то, что он искал: туша борова весом сто двадцать килограммов, помноженных на полдюжины метров пробега, помешала ему сделать это. Столкновение было чудовищное. Я ударился боком, защищаясь выставленной вперед напряженной рукой, и мог пожаловаться только на то, что пребольно стукнулся головой о его подбородок. Мой противник, наоборот, никак не ожидал оказаться в роли жертвы дикого вепря: на мгновение он отступил с выражением паники на лице и в считанные секунды, совершив четырехметровый холостой полет, оказался размазанным по противоположной стороне камеры. Большая часть моей кинетической энергии сообщилась телу несчастного, но мне еще хватило инерции, чтобы потерять равновесие, грохнуться и сбить стул (к счастью. The First уже не сидел на нем). Я несколько раз перекувырнулся, и мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я остановился, особенно потому, что меня подстегивала мысль как можно скорее вернуться в исходное положение, не дав типу возможности воспользоваться пистолетом. Во время второго кульбита я потерял ориентацию, но почувствовал, как моя рука ткнулась во что-то мягкое, и понял, что это тип, который, должно быть, отлип от стены и свалился на пол. Хорошенько не видя, что делаю, я ощупал его пиджак в поисках кобуры. Сунув руку под одежду, я вытащил пистолет. Только тогда я со всей проворностью вскочил на ноги и понял, что тип хотя и шевелится, стараясь поднять голову, но уже вне игры.

Однако это была только половина работы, которую мне предстояло проделать. Пока я разбирался со своим противником, The First вел схватку с его товарищем и, по всей видимости, пока не совсем удачно. Когда я повернулся к ним, они кружили по камере, принимая различные позы. Мой Неподражаемый Брат был вылитый богомол в разгар брачного танца, ему невольно хотелось вытатуировать дракона на спине; но гиена в костюме тоже, должно быть, знала парочку трюков и так просто не давалась. После нескольких па тип молниеносно повернулся вокруг своей оси на триста шестьдесят градусов. Цель заключалась в том, чтобы в нужный момент выбросить вперед ногу и поразить все, что находилось в убойном секторе, конкретно – голову моего Неподражаемого Брата, который в последний момент успел перекатиться через больной бок и избежать удара. У меня в руках был пистолет, но я не знал, что с ним делать: одна из идей была использовать его как метательное орудие, но я боялся, что он выстрелит, а это было чревато. Времени для размышлений не было: удар, нанесенный The First, дал гиене возможность сунуть руку в кобуру и вытащить свой ствол, и похоже, уж он-то знал, что с ним делать. К счастью, The First мгновенно обрел равновесие и, изящно лягнувшись, выбил пистолет из руки противника. Несмотря на это, дело его было плохо: двигался он с трудом, и гиена знала все его уязвимые точки. Самое скверное, что танец все усложнялся, и я не знал, как мне, черт побери, в него войти, появилось чувство, что я могу только помешать, так что я не отваживался вмешиваться, пока гиена не угодила кулаком прямо в больной бок The First. Удар парализовал его, о чем можно было догадаться по крику, на сей раз отнюдь не воинственному, которым адресат засвидетельствовал точное попадание. Вот тогда-то я сгреб пистолет в кулак, чтобы случайно не нажать на курок, и снова бросил в бой свои килограммы, сопровождая таранную мощь свирепым рыком. На сей раз мне не так повезло: тип краем глаза заметил меня и успел немного отстраниться, так что мы оба примерно с равной силой шмякнулись о дверь, я – лицом, он – спиной. Врезавшись в стену коленом, которое моментально перестало что-либо чувствовать, я брякнулся об пол, да так там и остался. Типу тоже досталось при столкновении, но отдача оказалась для него благоприятной, и, пошатываясь, он сделал несколько шагов вперед. Но тут-то его и поджидал The First, который нанес блистательное двойное фу-фу в солнечное сплетение, а когда доблестный агент скрючился от боли, последовал точный удар по затылку, заставивший типа растянуться ничком на полу, неподвижно, как раздавленная жаба.