– А раньше нельзя?

– Раньше? Ах ты козел херов!.. Мне придется вызвонить Гюнтера по телефону в Берлине, а его может не быть дома… и потом, ты меня уже совсем заколебал этими своими…

– Джон!

– Что?!

– Спасибо.

– Поцелуй меня в зад.

Последняя реплика прозвучала по-ирландски, и сразу же вслед за этим раздался щелчок повешенной трубки.

Тут же, охваченный приступом неукротимой деятельности, я просмотрел шапку «Эль Периоди-ко» и набрал один из номеров, которые там фигурировали.

– Первая полоса, доброе утро.

– Доброе утро. Я хотел бы получить кое-какую дополнительную информацию о заметке, которая появилась сегодня в «Эль Периодико де Каталунья»…

– Подождите минутку, сейчас соединю вас с редакцией.

В редакции другая сеньорита соединила меня с «Делами житейскими», а какой-то тип из «Житейских дел» соединил меня с рубрикой «Происшествия». Наконец я наткнулся на человека, который, похоже, что-то знал сам, но дядька оказался нахальный.

– Вы от какого-то предприятия?

– Нет, я звоню по собственной инициативе.

– Вас не затруднит сказать, как вас зовут?

– Пабло Кабанильяс.

– Родственник политического деятеля?

– Не имею никакого отношения.

– Родственник какой-то другой знаменитости?

Я уже собирался было сказать, что я внебрачный сын проститутки и боцмана Пятого флота, но сдержался.

– Я частный детектив. Если угодно, могу дать номер моей лицензии. Дело в том, что это происшествие может быть как-то связано с одним из моих клиентов.

– Сожалею, лиценциат, но мы не предоставляем никакой информации помимо той, что публикуется в газете.

– Понимаю, но я и не надеялся узнать от вас нечто, чего не мог бы выяснить сам, заехав на место происшествия, я подумал только, что корреспондент, который там был, помог бы мне сэкономить немного времени и сил.

– Мы никогда не отступаем от принятых правил. К тому же редактора, ведающего этой информацией, сейчас нет на месте.

Да пошел ты. На десять тысяч попадается только один такой тип, но если уж вы на него нарвались, то тут ничего не поделаешь. Предположив, что в жандармерии окажутся еще менее разговорчивы, я решил направить свое расследование в иное русло. Отыскав среди выданных принтером бумаг номер офиса Робельядес, я позвонил. К телефону подошла уже какая-то другая женщина, лет двадцати.

– Доброе утро. Можно попросить господина Робельядеса-старшего?

– Кто говорит?

– Пабло Молукас, клиент.

– Ах да, господин Робельядес вчера вечером оставил для вас сообщение. Несколько дней его не будет, у них в семье горе. В офисе больше никого нет, но если вы не можете заехать, то я могу отправить его с нарочным, либо вам придется немного подождать, чтобы обсудить его с самим господином Робельядесом.

Я сказал барышне, что узнал о гибели младшего Робельядеса из газеты, и, отвечая на мой вопрос, она объяснила, что похороны завтра. Тело перенесут в часовню Санчо де Авила сегодня утром. Потом я попросил напомнить мне адрес их конторы, и мы договорились, что я обязательно заеду сегодня утром, чтобы забрать сообщение.

По всей видимости, патологоанатомы уже обследовали труп. И что из этого следует? А черт его знает. Пользуясь своей минутной нерешительностью, я сварил кофе, выкурил косячок за тысячу монет, принял душ и оделся. Деятельность, по моему замыслу, должна была помочь мне очухаться.

На улице было солнечно, весна завершала свой последний выход: тротуары сияли, словно готовясь к торжественному шествию, домохозяйки оживленно сновали по рынкам, офисные барышни возвращались с обеденного перерыва, старики с жадностью поглощали инфракрасные лучи, и увечные голуби клевали какие-то ошметки. К счастью, поколение «Плейстейшн» уже разошлось по школам, и можно было не бояться, что тебе заедут по заду футбольным мячом или велосипедом. Следуя по прихотливому маршруту тенистых тротуаров, я сам не заметил, как оказался на перекрестке Травесеры и Жауме Гильямет.

Я стоял на углу, где произошел несчастный случай, и ничто не указывало на произошедшее сегодня рано утром. Желтые ограждения, оставлявшие узкий проход для пешеходов, стояли на своих местах, а ограду из металлических листов, окружавшую котлован, уже починили. Мне пришлось вглядеться пристальнее, чтобы определить место столкновения, но как только мне это удалось, сами собой стали объявляться и прочие признаки: блестящая стеклянная крошка на асфальте, погнутая металлическая балка, но явственнее других выглядел длинный темный след, оставленный покрышками после резкого торможения. Мысленно продолжив его, я обратил внимание, что машина ехала по Гильямет и ее сли шком занесло, чтобы она смогла свернуть на Травесеру. Был заметен еще один тормозной след, более короткий и оставленный более узкими покрышками, который прерывался недалеко от пересечения с первым. Это наводило на мысль о двух машинах, которые изо всех сил пытались затормозить на крутом повороте: одна сбила передние ограждения и металлическую стенку, другая тормознула чуть раньше и, возможно, задела первую – судя по желтым блестящим кристалликам автомобильного стекла.

Чтобы покончить с сомнениями, я решил посмотреть, нет ли какой боковой вмятины на кузове упавшего автомобиля, и поверх стальной стенки заглянул в котлован. Глубина была страшная – все равно что смотреть с высоты четырех– или пятиэтажного дома, – и поднять машину со дна, наверное, было нелегко, но машины там уже не было. Единственная линия расследования, возможная при данных обстоятельствах, заключалась в том, чтобы проверить тормозной след и попытаться установить, где началась погоня, если таковая была. Редкое движение на этом отрезке позволило мне углубиться на Жауме Гильямет. Я шел по проезжей части и внимательно смотрел на асфальт. Метрах в пятидесяти от дома номер пятнадцать (прямехонько рядом с ремонтной мастерской) я наткнулся еще на один след покрышек, несомненно свидетельствовавший о том, что стоявшая здесь машина сорвалась с места на полной скорости. Именно это я и искал, но мне не хотелось надолго задерживаться, и я прошел дальше. Тогда-то мне и пришла в голову мысль выдать себя за журналиста и попробовать вытянуть какую-нибудь информацию у одного из тех соседей, про которых упоминалось в «Эль Периодико». Однако при виде многочисленных зданий, откуда можно было что-то разглядеть, я понял, насколько трудно будет установить личность этих свидетелей. Одновременно я понял, насколько нелепо приниматься за расследование гибели детектива, которого я нанял как раз для того, чтобы он вел расследование для меня. Нелепо и едва ли не опасно.

За то время, которое прошло, пока мимо проехало первое свободное такси, я успел выкурить целую сигарету. Я остановил его и попросил шофера отвезти меня к главному входу в больницу. Прежде чем забрать Багиру, я вполне мог разнюхать что-нибудь там, это было всего лишь в паре кварталов от гаража на Вильяроэль, где я ее припарковал.

– Скажите, пожалуйста, тело Франсеска Робельядеса все еще у вас или его отправили в другой морг? Он погиб сегодня ночью в результате несчастного случая, – сказал я в больнице сидевшей в справочном бюро очень предупредительной девице. Она сверилась с загадочным экраном компьютера, повернутого ко мне задом.

– Труп вывезли из Института судебной медицины. Должно быть, его вот-вот отправят в Санчо де Авила.

– Могу ли я поговорить с врачом, который знаком с этим случаем?

Девица сказала что-то о приемных часах врачей, но обескуражила меня, предупредив, что обычно они разговаривают только с ближайшими родственниками. Я знаю, что Сэм Спейд прямо направился бы к главному входу нужного отделения, обошел бы все коридоры, выдавая себя за нейрохирурга, и даже добился бы того, чтобы увидеть труп собственными глазами. Я уж не говорю, чего добилась бы госпожа Флетчер. Но мне становилось дурно при одной мысли о том, чтобы отправиться разглядывать трупы погибших в несчастных случаях с целью найти тот, который меня интересует. Оставалось только ретироваться.