– Душенька, если ты будешь со мной до конца откровенной, то и разговор получится другой.

– Например?…

– Например, я сделаю все, что смогу. Не спрашивай, что именно, но что-нибудь да сделаю.

Эх, зря сказал. Пусть я человек мягкий и сентиментальный – тут уж ничего не поделаешь, но никогда нельзя показывать это другим. Должно быть, это добрых пол-литра рома заставили меня так разнюниться: я не привык пить ничего крепкого так рано.

Наш разговор был прерван появлением в дверях гостиной жирненькой кенгуру. Она несла на руках существо мужского пола, а за ней собственной персоной следовала Обожаемая Племянница.

– Извините… Мерче спрашивает – можно немножко посмотреть телик?

– Уроки сделала? – спросила Lady First, обращаясь к племяннице.

– Да.

По всей видимости, племянник еще находился в стадии приручения. Я немного приподнялся в кресле и на всякий случай отставил стакан, который держал в руке. If the right don't get you, then the left one will. [12]

– Сейчас половина девятого, детские программы уже закончились, – сказала Lady First, поглядев на часы.

– Мы записали мультики на видео, – с удивительной непринужденностью возразила племянница.

– Какие мультики, японские?

– Нет, Уолта Диснея.

Мысль о том, что племяннице запрещена любая возможность практиковаться в боевых искусствах, успокоила меня, и я немного расслабился.

– Хорошо, можешь посмотреть до ужина. Но сначала поздоровайся как следует с дядей Пабло.

О боже.

Она приблизилась трусцой, как какая-нибудь сказочная тварь. Я уже приготовился защищаться, как она вдруг остановилась, сказала: «Привет, дядя Пабло», наклонила непропорционально большую башку и, поджав непристойно раззявленный рот, изготовилась ни много ни мало как чмокнуть меня в самые губы. Все, включая маленькое беззубое существо, глазели на нас, так что мне не оставалось ничего иного, кроме как задержать дыхание и, не пикнув, подвергнуться насилию. К счастью, Вероника и чудовища мигом исчезли там, откуда явились, но я уже думал только о том, как бы убраться поскорее, даже не прикончив бутылки.

Lady First пресекла мою попытку ретироваться, удержав меня за руку.

– Пабло, я на тебя рассчитываю. Если тебе что-нибудь придет в голову, пусть даже глупость, звони в любое время.

Но я думал о другом.

– Слушай, откуда ты узнала про несчастный случай с отцом? Когда я о нем упомянул, ты тоже не удивилась.

– Мне сказал об этом Себастьян, когда звонил насчет конверта. Рассказал, как какая-то машина заехала на тротуар и задела его, что ничего серьезного, хотя ногу ему пришлось загипсовать. Он как раз собирался ехать в больницу. Теперь я думаю, что было бы неплохо спросить твоего отца, не знает ли он, куда направился Себастьян, когда ушел от них.

– Ладно, хорошо. Кстати, невестушка, совсем позабыл, как тебя зовут…

Она восприняла это как шутку.

– Глория.

– Рад познакомиться, Глория. Ты всегда выпиваешь три виски перед ужином?

– Обычно я ничего не пью, пока не улягутся дети. А ты? Всегда пьешь ром из горла?

– Только когда инопланетяне похищают моего брата, а невестка просит, чтобы я во всем разобрался.

Еще не было девяти, а я уже набрался. Худо дело. Выйдя на улицу, я решил пройтись немного, чтобы усвоить информацию, но в мыслях царил полный бардак. Тогда я прямиком отправился домой и рухнул на кровать: в голове взрывались петарды и фейерверки.

Морская ракушка

Кико Ледгард в элегантном белом смокинге. Съемочная площадка – чикагский перекресток тридцатых годов: припаркованный «бьюик», джаз-клуб в переулке, парикмахерская, винная лавка, вывеска Армии спасения. Четверо характерных актеров притворно скучают, и каждый крутит в руках характерную принадлежность своего реквизита: проститутка размахивает сумочкой, полицейский – резиновой дубинкой, всклокоченный пьяница – бутылкой бурбона, а частный детектив крутит на пальце фетровую шляпу. Я вопросительно гляжу на Lady First. Она склоняется к тому, чтобы выбрать пьяницу; мне больше нравится детектив. Мы спорим. Кико Ледгард старается запутать нас еще больше: детектив – подставное лицо; Кико предоставляет нам возможность заменить его на «бьюик» – это верный приз, к тому же не развалина. Аплодисменты, в студии раздвигается занавес и появляются четыре секретарши, одетые под Бетти Буп, которые тащат за собой огромную горку с круассаном на вершине. Кико читает вслух прикрепленную к сооружению карточку: «Чтобы стать хорошим детективом, надо идти по следу до конца». Стоп. Он снова соблазняет нас «бьюиком». Противоречивые возгласы публики; мы просим Кико, чтобы он продолжал читать. Цель игры: добраться до гигантского круассана, карабкаясь по горке. Подъем разделен на участки, отмеченные привязанными к вертикальному шесту красными тряпицами. За каждый отвязанный флажок нам дадут сто тысяч круассанов и – целый миллион, если мы доберемся до верха. Пустяки: я скидываю пиджак, закатываю рукава и подхожу к горке. Lady First твердит, что мы должны были выбрать пьяницу. Она тоже уже пьяна. Целует меня в губы и смотрит пьяным взором. Публика ревет, но это не ободряющие крики, а неистовое возбуждение жаждущего крови. Кико Ледгард исчез, его место заняла Майра Гомес Кемп в ажурных чулках ромбиками, туфлях злобной училки и с очень коротко подстриженными волосами, крашенными в оранжевый цвет. Она щелкает хлыстом: «А ну давай, чертов пьяница, лезь, подтяни жопу!» До сих пор я не узнавал себя, но теперь понимаю, что загримированный пьяница был я, а все происходящее – жестокий фарс. Пробую карабкаться вверх, но я слишком тяжелый, слишком пьяный, а горка смазана маслом, толстым слоем масла, руки скользят, и мне никак не удержаться на этой глянцевой поверхности. Я смотрю вверх, чтобы подбодрить себя видом приза, но наверху уже нет никакого гигантского круассана, вместо него я вижу только свою Обожаемую Племянницу, бросающую в меня крохотные звездочки ниндзя, которые она любовно целует, прежде чем метнуть.

Я проснулся, как от толчка, и на этот раз мне даже понравился вид моей похожей на свинарник спальни; благослови. Боже, каждую из этих куч грязных носков, подумал я. Будильник показывал час ночи. Похмелье. Лучшее средство борьбы с похмельем – снова безотлагательно напиться. Но нельзя нализаться на пустой желудок: чревато временной потерей сознания. Я быстренько принял душ и проглотил четыре яйца, запив их парой стаканов молока: хороший способ в спешке набить брюхо чем-нибудь питательным; а поспешить надо было, потому что бары вот-вот закроются.

Выйдя из дома, я зашагал в направлении бара Луиджи. Помню, что задержался у светофора, чтобы пропустить мотоциклиста, а затем стал переходить улицу. Но не успел я дойти и до середины пешеходной дорожки, как услышал страшный грохот, который даже заставил меня невольно пригнуть голову. Затем донесся какой-то металлический лязг.

Я взглянул на улицу: только что проехавший передо мной мотоциклист впилился во внушительных размеров мусоровоз, который пер через перекресток при мигающем светофоре. К месту происшествия уже сбегались люди, сидевшие в открытом баре напротив, и, мигом справившись с нерешительностью, я тоже ринулся туда. Когда я преодолел какие-то полсотни метров, отделявших меня от места столкновения, там уже собрались зрители: четверо ехавших в грузовике мусорщиков, стоявший во втором ряду таксист, хозяин ближайшего бара и несколько других случайных лиц. В общей сложности вокруг столпилось человек десять-двенадцать. Мотоциклист лежал, раскинувшись, на земле, уже без шлема, который покачивался на асфальте, как расколотый ванька-встанька. Останки «BMW» – большого и красного, как напившееся крови насекомое, – были обречены стать частью декорации какой-нибудь неоавангардистской постановки под многозначительным названием «Сумерки богов» или «Мать Ньютона». Вот такое вот посмертное признание. Учитывая, что людей сострадательных оказалось предостаточно для одного раненого, я уже было собрался повернуться и идти, как вдруг круг любопытствующих на мгновение расступился, позволив мне лучше разглядеть его лица: Херардо Беррокаль, один из братьев общины святой Марии, Берри, поседевший и без очков, но это был Берри, сомневаться не приходилось.