Гуссенс хлопнул Жака по плечу:
— Гей! А почему бы нам не выпить всем пивка, ребята? Хитрый Френчи запаслив!
— Угощаю, — сделал Жак приглашающий жест.
— Только не я, месье, — сдержанно поклонился Жан-Люк. — Мне завтра начинать с центра поля!
Он отдал общий поклон и пошел в апельсиновую рощу, туда, где был штаб его батальона. Тем временем Дэнни по знаку Жака уже выволакивал из палатки большой ящик-холодильник, плотно закрытый и набитый пивными бутылками вперемешку со льдом. Гуссенс выхватил оттуда бутылку и ногтем большого пальца умело сковырнул жестяную пробку.
— А мне наплевать на завтра, — объявил он после доброго глотка и вытер губы тыльной стороной ладони. — Пьем за сегодня!
ГЛАВА 6
Время остановилось. Ночное небо заволокло тучами. Накрапывало. Впереди, в непроглядной тьме, монотонно шумел поток, через который сейчас бесшумно переправлялся батальон Армана. Сам он был пока на командном пункте Штангера в неглубокой траншее, наскоро вырытой и замаскированной ветвями. Место для командного пункта указал Жак: отсюда поле предстоящего боя было хорошо видно.
Штангер лично пригласил Петра на свой командный пункт. Наступление готовилось втайне, и он решил не оповещать об этом остальных журналистов, чтобы агенты федералов не могли пронюхать о готовящейся операции. Но и без свидетелей, которые помогли бы ему войти в историю, он уже не мог.
Сейчас он стоял в траншее, облокотившись на бруствер, и пытался различить что-нибудь во тьме сквозь большой полевой бинокль. От него несло перегаром — Уильяме, предсказывавший, что Штангер напьется, оказался прав.
Все молчали.
— Пора, — сказал наконец Арман. — Через полчаса рассветет…
Его чернокожий адъютант, сидевший на краю траншеи, беспечно свесив в нее ноги, вскочил и протянул руку, помогая Арману выбраться наверх.
Арман на секунду задержался на бруствере, дожидаясь, пока из темноты появились трое или четверо командосов-телохранителей, потом ловко перемахнул вслед за ними через траншею и не оглядываясь пошел вперед.
— Жан-Люк должен уже быть наверху, — обернулся Гуссенс к Петру. — Ровно в шесть он должен бросить своих людей на бункера и захватить хоть два-три. Затем Арман поднимет своих людей.
Он похлопал по фотокамере, в которую Петр ввинчивал телеобъектив.
— Для твоей пушки, парень, тоже сегодня найдется работенка. Плачу по десять долларов за каждый снимок для моего семейного альбома.
— Шесть ноль-ноль, — торжественно произнес Штангер. — Сейчас Жан-Люк начнет атаку…
Тишину по-прежнему нарушал лишь слабый шум бегущей впереди воды да постукивание редких дождевых капель по листьям. Воображение рисовало Петру происходящее впереди. Солдаты Армана, мокрые, грязные после переправы, залегли в густой, почти в рост человека траве. Командосы Жан-Люка, обойдя холм справа, снимают бесшумно часовых, крадутся к бункерам, в которых установлены тяжелые пулеметы, врываются в них… Короткая схватка без единого выстрела, лишь стоны умирающих, не успевших даже проснуться молодых парней… Но кто-то успел схватить оружие… Выстрел! Затем другой, третий, и с первыми проблесками рассвета федералы перед своими окопами вдруг увидят цепи яростных, возбужденных алкоголем солдат Армана: Петр слышал, как вчера было решено выдать им по миске «иллисит джина» — самогонки из пальмового сока, крепкой, как спирт.
Но выстрелов наверху не было. Небо стало светлеть, низкое, угрюмое. Еще несколько минут, и наступит быстрый, короткий рассвет.
Гуссенс взялся за свой бинокль:
— Не нравится мне эта тишина!
Штангер, ничего не отвечая, продолжал смотреть на холм, уже вырисовывающийся темным силуэтом на светлеющем небе.
— У Жан-Люка что-то произошло. Момент упущен. Через пять минут будет совсем светло. Придется отложить атаку, — опустил бинокль и обратился к Штангеру Гуссенс.
Штангер оторвался от окуляров.
— Нет, — отрезал он. — Мы атакуем, что бы ни случилось! Пошлите кого-нибудь к Арману. Пусть начинает! Лицо Гуссенса налилось кровью.
— Я пойду туда сам, — глухо сказал он и тяжело полез из траншеи.
Выбравшись наверх, Гуссенс согнулся, насколько это позволял ему его толстый живот, и неуклюже потрусил вперед. Петр взял оставленный им бинокль и увидел, что через поток в нескольких местах перекинуты легкие мостики из бамбука — их поставили ночью солдаты Армана.
Добравшись до одного из них, Гуссенс недоверчиво попробовал ногой жидкий настил и затем стал осторожно перебираться.
Ступив на тот берег, Гуссенс потрусил дальше, тяжело бросаясь на землю через каждые несколько ярдов, неуклюже поднимаясь опять и опять бросаясь в доходившую ему до пояса траву, пока Петр не потерял его из виду.
Штангер раздраженно посмотрел на часы, потом на совсем уже просветлевшее небо и выругался. Затем схватил бинокль и направил его на правый фланг. Петр тоже направил туда бинокль и увидел, как между редких кустов перебегают, поднимаясь по склону, командосы Жан-Люка, опоздавшие на добрых полчаса.
Ему вспомнилось, как наемники, разгоряченные спиртным — после пива они взялись за виски, — кричали вчера, что без артиллерийской поддержки штурмовать укрепленные бункера — безумие! И если только будет упущена возможность внезапной атаки… начнется бойня, самая настоящая бойня!
Он перевел бинокль на центральный участок и увидел, как цепи Армана короткими перебежками приближаются к вершине молчащего холма.
Сам Арман шел позади всех с пулеметом в руках во весь рост. Петр оторвался от бинокля и взглянул на часы: 6.45. И в это мгновение грохот разнес в клочья утреннюю тишину. Холм превратился в ад. Пулеметные и автоматные очереди слились с уханьем базук федералов. Земляные стобы разрывов взметнулись среди наступающих, продолжающих бежать вверх по крутому склону, паля из поднятого над головами оружия. Кто-то падал, кто-то поднимался и продолжал рваться к вершине холма…
Арман что-то кричал и махал рукой. Вот упал его адъютант. Потом телохранитель. И вдруг он рухнул сам. Второй телохранитель бросился на землю рядом с Арманом, потом встал на колени, приподнялся голову француза, огляделся по сторонам и, пригибаясь, потащил его вниз.
Наступающие залегли. Петр взглянул направо. Командосам Жан-Люка удалось все же ворваться наверх, и теперь там шел рукопашный бой.
— Батальон Уильямса! — обернулся Штангер к чернокожему офицеру — своему адъютанту, спрыгнувшему в траншею, как только началась пальба. Тот крикнул что-то на языке идонго, и через траншею перепрыгнул мальчишка-солдат, кинувшийся к бамбуковому мостику.
Глядя, как легко он бежит, как ловко падает и вскакивает опять, Петр вдруг вспомнил о Дэнни. В пять часов утра выяснилось, что Дэнни исчез, ушел к Жан-Люку и пропал. И ни Жак, ни Петр не сомневались, что мальчишка упросил Жан-Люка взять его на операцию.
Гуссенс сам поднял в атаку батальон Уильямса. Он вскочил первым и вскинул вверх руку с растопыренными пальцами.
— Победа! — донесся до Петра его хриплый голос.
— Война! — взревели сотни глоток, и из травы по ту сторону потока поднялись цепи, поднялись и устремились вперед, навстречу раскаленному свинцу, вслед за толстяком Гуссенсом.
Вот они достигли тех, кто еще остался в живых из батальона Армана… Гуссенс пинает лежащих ногами, заставляя их подниматься, размахивает руками, увлекая вперед все редеющие цепи, позади которых яростно потрясает стеком Уильяме.
Но вот Гуссенс падает. Адъютант и телохранители подхватывают его и не оглядываясь бегут назад, вниз, под пулями федералов. Наступающие ложатся, начинают пятиться… Уильяме оборачивается и кричит что-то пулеметчикам, те бьют поверх дрогнувших цепей.
Еще одна попытка поднять солдат в атаку — и Уильяме в ярости отшвыривает стек, безнадежно машет рукой. Мимо него бегом спускаются адъютант и телохранители Гуссенса, волокут тяжелое тело за ноги, голова Гуссенса волочится по земле.
Санитар поспешно перевязывает голову Арману.