— Очень надеюсь, а то Ярослав без тебя опять капризничать начнет. И как он тебя только слушается? Нянечки с ног от усталости валятся, а ты…

— Он же мой сын, Оленька, — я нежно погладил тыльной стороной ладони ее щеку.

— И мой тоже, если ты забыл, — ревниво заметила она.

— Никто не спорит, прелесть! И любит Ярослав больше маму, а не папу…

— Но слушается только папу, — проворковала Оля, потягиваясь в кровати.

— Не без этого.

Поцеловав любимую еще раз, я пошел в левое крыло дома отведенного для царской четы. По пути заметил Никифора, тихо костерящего щуплого веснушчатого пацаненка озирающегося по сторонам, словно намеревающегося дать деру при первой возможности. Не знаю, сколько времени продолжалась словесная трепка провинившегося слуги, однако стоило обер-камергеру заметить мое присутствие, он сразу отправил паренька прочь, не забыв его напоследок наградить звонким подзатыльником.

— За что ж ты его так? — поинтересовался я, мысленно прикинув в уме, что еще минут

20 в запасе у меня есть. Катю еще не закончили одевать, а красить пока еще и не начинали, благо, что прическу спозаранку сделать уже умудрились, иначе был бы полный швах! Скоро к ней и женушка моя ненаглядная подойдет, она такое мероприятие просто не может пропустить.

— Лексей совсем от рук отбился, вместо того чтоб за конями следить, он охальник малолетний за прислугой бегает, — недовольно буркнул Никифор.

— Ничего дело молодое, скоро в обратный путь двинемся, там не забалует. А сейчас для него дело имеется, пусть возьмет напарника в подручные и дров для камина наколет, а то в спальне утром холодно было.

— Как прикажете государь, — склонился обер-камергер.

— Молодец раз понял. Ступай, — отпустил я его, продолжив идти по намеченному пути.

В голову лезли недавние воспоминания тяжелых переговоров с Карлом, человеком упрямым, но в то же время простым, грубым, как и любой унтер- офицер его армии.

Однако, помотавшись по просторам России, Польши, немецких княжеств и Османской империи король набрался житейской мудрости, практичной смекалки, иногда заменяющей ему врожденную интуицию. Сравнивая нынешнего короля с ним самим десятилетней давности, каждый увидит огромную широченную пропасть между ними обоими и на всем ее протяжении нельзя увидеть ни единого мосточка связывающего прошлое и настоящее нынешнего шведского короля.

Общаться с ним в первое время было тяжело, как и ему со мной. Однако после первой недели, когда за окном не переставая валил мокрый снег, а в комнате горели масляные лампадки, тихо трещал камин, поневоле приходилось искать точки соприкосновения, общие начала, интересы. И вот когда до окончательного принятия оговоренного договора оставалось буквально пара строк и час обсуждения, в Ригу явился саксонский карфюстр Август, являющийся к тому же еще польским королем…

— Как это понимать, мой венценосный брат? — с порога спросил влетевший, словно ураган Август поздно вечером.

— Что именно? — спокойно ответил я, отрываясь от чтения "Свода законов Российского государства" под редакцией Феофана Прокопьевича и еще десятка людей, трудившихся над приведением в порядок всех указов появившихся с 1656 до 1713 год включительно. При этом большая их часть оказалась действующими, но по своей сути они должны были быть отмененными давным- давно.

— Твои переговоры с Карлом! Не ты ли говорил мне, что будешь вести войну до победного, неоспоримого никем и ничем конца? Или быть может, эти слова мне приснились? — голубые глаза польского короля, сводящие с ума, молодых дев и замужних дам, становились темнее с каждой секундой, они холодили. До тех пор, пока не превратились в две неживые, жгучие ледышки.

— А разве я не выполнил обещания? — удивился я, смотря на разъяренного саксонца.

Он прибыл под стены Риги в конце ноября, когда мои переговоры с Карлом подходили к закономерному, выгодному России и Швеции концу. Оставалось уладить пару моментов, и союз между двумя державами оказался бы заключен. Однако приезд Августа несколько отсрочил его заключение.

Благодаря информации, поступающей от резидентов князя Долгорукого, не первый год занимающего должность русского посла в Польше, я успел подготовиться к разговору с саксонцем. Даже набросал на паре листов все "за" и "против" продления союза, заключенного, кстати говоря мной всего лишь на четыре года, то есть в феврале

1714 года союзный договор между Россией, Данией и Польшей-Саксонией прекращал действовать. И продлевать его я не собирался.

Россия не получала от союзников ничего кроме головной боли и постоянных упреков в невыполнении своих обязательств. И это мы (!!!) не выполняем данные обязательства? Цинизм и кретинизм союзничков просто зашкаливают за разумные пределы. Ну а раз так, то и держаться за них не имеет смысла. А коли основные тезисы будущего разговора с Августом уже наброшены, то и волноваться о потере стольким трудом завоеванной репутации не стоит. Все будет сделано в лучших традициях римского права и никак иначе.

— Какого обещания? — не понял Август.

— Того, о котором ты говорил только что. Россия добилась безоговорочного превосходства на земле и лишила шведского флота единоличного господства на море.

А самое удивительное то, что мы добились всего этого без помощи, уважаемых союзников, могущих только требовать денег и ничего не давать взамен, — если сначала я старался быть предельно вежливым, то сейчас злость, накопленная за долгие месяцы, была готова выплеснуться наружу.

Август, видя мое состояние, предпочел сбавить тон и не форсировать беседу, складывающуюся для него не лучшим образом.

— Но ты ведь понимаешь, к чему может привести подобный шаг? — успокоившись, спросил король.

— Конечно.

— И можешь спокойно говорить об этом? — удивился он. — Вспыхнет новая война…

— Не волнуйся, новой войны не будет, кто осмелиться воевать, зная, что против него выставят 200, а то и 250 тысяч отлично подготовленных, закаленных десятками сражений ветеранов. Не забывай, что победа в этой войне ковалась русскими солдатами.

— Быть может и так, — король тяжело сел в кресло, нащупал перед собой кубок с вином и залпом осушил его. — Значит союзному договору конец?

— Почему же? Я хотел предложить тебе заключить новые договора: торговый, на старых условиях и оборонный.

— Выбора как я понимаю, у меня нет? — горько усмехнулся саксонский карфюстр.

— Выбор есть всегда.

— Спасибо за вино и занимательную беседу, — встал Август. — Думаю завтра мы сможем обсудить новые условия с вашим величеством.

— Вице-канцлер свяжется с вашими министрами, — ответил я, вставая с места.

Король ничего не сказал, лишь только грустно улыбнулся и пошел к двери: осунувшийся, потерянный и безмерно уставший от бремени власти человек, променявший когда-то доверие к самому себе на тихое спокойствие сравнительно маленького немецкого княжества.

Мне было даже немного жаль Августа: высокого красавца, сильного физически, неутомимого охотника. Именно благодаря своей стати саксонец понравился Петру и имел на него сильное воздействие. Но так получилось только из-за неопытности молодого Петра и его молодости. На самом же деле за красивой внешностью скрывался недалёкий, но амбициозный гордец и неуёмный развратник. Вообще нынешнее время не отличалось высокой нравственностью, но даже портовые бордели казались бледными по сравнению с тем, что творилось при дворе курфюрста Саксонского, короля Польского Августа Сильного. В Дрезденском дворце дни и ночи проходили в пикниках и маскарадах, там было раздолье для развратных женщин и разномастных жуликов, а так же прочих искателей приключений.

Планы короля, вместе с мечтами о приобретении новых земель для королевства рушились у него на глазах, он не мог ничего с этим поделать. Лифляндия, обещанная им шляхте во время избрания больше 15 лет назад давно в руках русских, а мечта оставить польский трон сыну таит с каждым днем, словно клочки тумана под палящим июльским солнцем. Уже выходя Август, вдруг остановился и, полуобернувшись, спросил: