— Что? Это он наболтал тебе? Как ты могла поверить в подобную ложь?

— А теперь погляди, чем все кончилось, — продолжала мать, не слушая меня. Она напоминала актрису, которая много раз репетировала одну и ту же роль и теперь вышла на подмостки. Она не хотела отступать от роли ни на шаг. — А что, если все это всплывет? Ты подумала о последствиях для меня? Ты подумала о том, что скажут мои друзья? Да никто и никогда не пришлет мне ни единого приглашения, светское общество отвергнет нас с Тони… и все потому, что у меня выросла распущенная, сексуально озабоченная дочь… эгоистка, бессовестная, ревнивая дрянь. Да-да, такая ты и есть, — заключила она, явно удовлетворенная своей речью. — И ты всегда была такой. Всегда ревновала ко мне, завидовала моей красоте, изяществу. Ты не простила мне нового замужества с человеком молодым, красивым и богатым, когда я оставила наконец твоего папашу, этого старика, который и мизинца моего не стоил.

— Это неправда!

— Нет, все это правда! Тони рассказал мне о твоем поведении в студии, в хижине, когда ты на каждом сеансе пыталась соблазнить его.

— Ложь, гнусная ложь! — закричала я. О небо, что же она делает, что говорит? Возможно ли такое между матерью и дочерью? — Я ведь не хотела быть натурщицей? Забыла? Ты заставила меня, и когда я потом прибежала к тебе, чтобы…

— Да, ты примчалась ко мне специально, чтобы поссорить нас с Тони. Ты хотела заставить меня ревновать, вот что ты делала, — заявила мать, сверкая глазами. — Ты надеялась с помощью басен о том, как он трогает тебя руками…

— Это было на самом деле, мама! Это не басни!

— Было, но совсем не так, как ты это представила мне. А когда твои уловки не сработали, ты заманила его к себе в спальню, когда он стал возражать, урезонивать тебя, швырнула ему в лицо мою тайну — мой возраст, собираясь использовать это как главный козырь. Ты надеялась этим проложить между нами пропасть! — (Я поняла, что она никогда не поверит, что Тони сам давно узнал дату ее рождения.) — В конце концов, будучи молодым, здоровым мужчиной, он поддался на твои козни, но посмотри, чего ты добилась! Да уж, теперь тебе есть чем гордиться, поздравляю, ваше высочество! — прошипела она.

Я не представляла, что она может быть так отвратительна — и внешне, и внутренне.

— Мама, в твоих словах нет ни капли правды.

— И все это после того, как я потратила на тебя столько сил, стараясь объяснить, как должна вести себя девушка, как она должна беречь свою честь и гордость. Я ГОВОРИЛА ТЕБЕ, ЧТО ПОРЯДОЧНЫЕ ДЕВУШКИ ТАК НЕ ПОСТУПАЮТ! ГОВОРИЛА?! — завизжала она.

Вопль матери до костей пронзил меня, начисто уничтожив остатки любви, привязанности и уважения к ней. Чувства хрустнули и рассыпались на кусочки, как фарфоровая тарелка. Россыпь воспоминаний дождем окатила меня — в последний раз я увидела перед глазами картины прежней счастливой жизни, былые душевные разговоры, когда мы доверяли друг другу, вместе смеялись, фантазировали, играли… Вот мама держит меня за руки, вот она улыбается, ласково целует на ночь… Грустная музыка разбитого счастья прозвучала и смолкла.

Я не в силах была больше терпеть. Не я ревновала — она. Не я была распутницей — она. Не я была лгуньей и предательницей — она. А теперь, пытаясь сохранить свой жалкий иллюзорный мирок, мать приписала мне новый грех, новое злодейство. Я оказалась виновницей ее несчастья, хотя насилию подверглась я, а не она.

— ТЫ ЛЖЕШЬ! — крикнула я. — Ты лицемеришь, бросая мне в лицо обвинения в распущенности. Я-то знаю о тебе все. Я слышала, что говорила бабушка незадолго до твоей свадьбы, знаю, что папа на самом деле мне не родной отец, знаю, что ты «залетела» и выскочила замуж за отца, не сообщая ему о твоем секретике! Он думал, что я его дочь. Да, я знаю об этом, но всегда держала в себе твою тайну, хотя она нестерпимо жгла меня и мучила.

— Это что еще за… — Мать отпрянула, пораженная.

— Вот она, правда. Тогда твоя мать помогла тебе найти мужа, человека, который искренне любил тебя, уважал, дорожил ребенком.

— Что за бред! — с силой произнесла она, оглядываясь, будто мы были не одни. — Это что, новые сказки, которые ты собираешься распространять? Нашла новый способ, чтобы разлучить нас с Тони?

— Хватит. ХВАТИТ ЛГАТЬ.

— Да как ты смеешь так со мной разговаривать! Я твоя мать!

— Нет, ты мне не мать, — отступая и покачивая головой, проговорила я. — Нет у меня ни матери, ни отца. — Я поняла, что теперь могу позволить себе любую вольность, могу быть грубой, могу быть гадкой, даже безжалостной. — Ты решила, что все себе уже заграбастала? Все самое лучшее? Молодой красавчик-муж, роскошное имение, сногсшибательный гардероб и ДАЖЕ ПЕРВОСОРТНУЮ ЮНУЮ ЛЮБОВНИЦУ ДЛЯ СОБСТВЕННОГО СУПРУГА! — Я говорила приглушенно и зло, как часто делала мать. — Скажи-ка, мамочка, когда тебя посетила эта гениальная идея? Во время свадебного путешествия? Сразу после возвращения в Фарти? — Вопросы летели как стрелы. Я не давала ей возможности ответить, пользуясь ее же приемом. — А когда ты осознала, что твоя красота не вечна и что ты начинаешь увядать? — Я расхохоталась ей в лицо. — ДА, УВЯДАТЬ! С каждым днем ты становишься все старше и старше, мамочка. И ты всегда понимала это, пусть и не хотела себе признаться. Я не могу тебя больше видеть. Я ЗНАТЬ ТЕБЯ НЕ ХОЧУ! Тебя ничего не волнует, кроме твоей драгоценной физиономии. А теперь позволь мне кое-что сказать тебе, Джиллиан Таттертон. ИГРА ЗАКОНЧЕНА. Ты скоро будешь бабкой. Что, не почувствовала себя моложе от этого? Жаль. И как бы ты ни носилась со своей внешностью, как бы ни молодилась, тебе не уйти от факта, что у тебя внуки. И винить в этом тебе придется ТОЛЬКО СЕБЯ!

Я повернулась и выбежала. Я бежала прочь от вранья, прочь от этих лживых глаз, лицемерных речей, бежала от женщины, которую не желала более ни знать, ни любить. Захлопнув за собой дверь своей комнаты, остановилась в изнеможении, но нет, я не плакала. Ни одной моей слезинки больше не увидят в этом злосчастном месте. Фартинггейл стал мне ненавистен. Гнусным и страшным было то, что сделали здесь со мной. Я поняла, нужно вырваться отсюда, чтобы навсегда избавиться от грехов, которые обитали в этих стенах, от лжи и фальшивых чувств.

Рывком я распахнула дверцы гардероба, взяла чемодан и начала беспорядочно пихать туда вещи, хватая, не раздумывая, что-то с одной полки, что-то с другой, с третьей. На модные платья и драгоценности я даже не взглянула, не вспомнила и о сувенирах. На всем этом стояла черная печать Фартинггейла. А я… я просто хотела сбежать отсюда, и как можно скорее.

Я затянула ремни на чемодане и, ни секунды не медля, пошла к двери. Но на пороге остановилась — мне показалось, будто кто-то позвал меня из глубины комнаты. Ангел! Моя тихая, верная подруга! Она глядела с тоской и отчаянием, наверное, так же, как и я в те минуты. Нет, я не могу бросить ее. И, схватив куклу в руки, я чуть ли не бегом выскочила в коридор. Матери нигде не было. Не слышался и ее голос.

На лестнице я все же задумалась. Не могу же я просто взять чемодан и выйти на улицу, от Фартинггейла до ближайшего населенного пункта несколько миль! Что делать? Куда податься?

Ответ пришел через секунду. Бабушка Джана! Мне надо ехать к ней. Уж она-то знает, что на самом деле представляет из себя ее дочь Джиллиан. Я расскажу бабушке все. Она пожалеет меня, она будет любить меня и оберегать. Надо только направиться на юг страны и найти ее дом в Техасе. Правда, на дорогу потребуются деньги. Я проверила свой кошелек и обнаружила там всего долларов двадцать. Явно недостаточно, чтобы пересечь страну. Вспомнив, где в своем кабинете хранит деньги Таттертон, я пошла в другое крыло дома и взяла все, что там лежало, — около двух сотен. Рука у меня даже не дрогнула. Если кто и должен расплачиваться, то именно Тони. Конечно, двести долларов вряд ли можно было считать состоянием, но на поездку в Техас хватит.

Напоследок я посмотрелась в зеркало, расчесала волосы, промокнула глаза и набрала полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду. Я не имела права выглядеть расстроенной или отчаявшейся, хотя и была такой. Мне предстояло сойти вниз и, как ни в чем не бывало, попросить Майлса отвезти меня в Бостон. Если он заподозрит что-нибудь неладное, он пойдет в дом и начнет расспрашивать мать.