Она закрыла дверь квартиры и спустилась вниз. Странное ощущение — оказаться за дверями квартиры. Это жилье так долго было ее Раем, свидетелем ее счастья. Марионетта подняла голову. Не стоит сейчас об этом думать, вспоминать прошлое, жалеть о том, что могло бы быть. Она толкнула входную дверь и вышла на улицу. Холодный воздух обжег ее лицо, и женщина быстро направилась на Полэнд-стрит, прочь от Сохо. Пока Марионетта шла, в ее голове звучали недавно прочитанные строчки Шекспира, они приобрели для нее новый смысл. Да, она поступила правильно. Она должна оставить Микки Энджела, должна положить конец этой сумасшедшей круговерти обмана и страха, иначе они оба погибнут. Необходимо пожертвовать своей любовью ради того, чтобы и ей и ему остаться в живых.

Мимо медленно проехало такси с горящим желтым сигналом. Марионетта махнула рукой, и водитель остановил машину.

— Куда, золотко? — спросил он.

Глава десятая

Альфонсо Моруцци, по-видимому, смотрел в окно и видел подъехавшее такси, потому что, когда Марионетта вышла из лифта на четвертом этаже, он уже ждал ее.

Старик приподнял брови при виде слишком большой красной куртки и брюк не по росту. Марионетта сейчас вовсе не походила на ухоженную женщину в манто, посетившую его перед Новым годом.

— Итак… ты вернулась, — наконец произнес он.

— Я должна с вами поговорить.

Он стоял неподвижно, без всякого выражения на лице.

— Пожалуйста! — добавила она.

Альфонсо молча открыл ей дверь в квартиру, и она вошла.

— Дорогу знаешь, — заметил хозяин.

Он усадил ее у камина, вежливо принял от нее куртку и предложил выпить.

— Коньяк? Виски? — Старик невозмутимо изучал ее. — Ты дрожишь. Выпей что-нибудь.

Не дождавшись ответа, он налил ей большую порцию коньяка и поставил бокал на столик рядом с ней, а сам уселся в кресло напротив. Он ждал, когда она заговорит, но женщина оглядывала комнату, видя ее теперь совсем другими глазами. Здесь рос Микки Энджел. На этом рояле он ежедневно играл гаммы, на камине стояла фотография его с дедом — маленький мальчик, кажущийся еще меньше на фоне крупной фигуры рядом. Как она могла не узнать это лицо, когда была здесь в последний раз?! Со снимка на нее серьезно смотрели темные глаза Микки. Должно быть, Микки был здесь несчастлив, среди этой дорогой бездушной мебели, в тщательно подобранном интерьере. Неудивительно, что он променял все это на маленькую синюю комнатенку на Бродуик-стрит…

— Марионетта? — Голос свекра внезапно вернул ее на землю. Она не должна мечтать о Микки — все уже в прошлом. — Ты собираешься сказать мне, зачем ты приехала, или я должен догадываться? — спросил он, с любопытством изучая ее.

— Все очень просто. — Она сама удивилась, насколько спокойно это произнесла. Отпила глоток коньяка и ощутила, как по телу разлилось приятное тепло. — Я пришла просить вас освободить мою семью от долга. — Альфонсо было заговорил, но Марионетта подняла руку, заставив его замолчать. — Выслушайте меня, пожалуйста, — сказала она. — Вы, верно, знаете, что сделал со мной Барти. Он едва не убил меня и не хочет, чтобы я вернулась. Он выбросил меня из дома. Разве теперь мы не квиты? Я платила долг, меня отвергли. Вот я и прошу вас снять с нашей семьи этот долг.

Марионетта смотрела на него с бьющимся сердцем. Старик сидел, уставившись на огонь. Как будто и не слышал ее.

— Пожалуйста, — попросила она.

— Я слышал тебя. — Опять последовало тяжелое молчание. Альфонсо все еще смотрел на огонь. Марионетта в страхе ждала. Наконец он взглянул на нее, и сердце ее упало. Она уже знала, каким будет ответ.

— Я тебя предупреждал, — проговорил он. — Я предупреждал тебя, что будет, если ты продолжишь заниматься благотворительностью в Сохо. — Он пожал плечами типично по-итальянски. — Ты ослушалась своего мужа, и он тебя слегка проучил. Это ваше дело — твое и Барти. Я не вмешиваюсь в личную жизнь моих сыновей.

Она чуть не задохнулась, услышав это ханжеское заявление. Альфонсо Моруцци вмешивался постоянно, при любой возможности! Вплоть до того, что указал своему сыну, на ком жениться, и результатом этого стал кошмарный союз между ней и Барти.

Свекор наклонился и достал сигару из инкрустированной шкатулки.

— Твой долг — быть рядом с мужем, — резюмировал он, как бы подводя итог разговору.

Марионетта со злостью открыла сумку и выхватила оттуда вырезку из газеты, которую взяла перед уходом.

— Он не хочет, чтобы я вернулась! — повторила она, протягивая вырезку Альфонсо.

Он прекратил прикуривать сигару и взглянул на фотографии Барти и Пегги Уайтмор, не выказав при этом никакого удивления. Через мгновение он вернул вырезку и принялся снова раскуривать сигару, попыхивая ею. Сигарный кончик то загорался, то затухал.

— Мужчина, если пожелает, может завести любовницу, — изрек Альфонсо. — Ты родилась в этой стране, тебе не понять. В Италии… — Голос старика заглох, он откинулся в кресле, судя по всему, погрузившись в воспоминания.

Марионетта нетерпеливо пошевелилась. Иногда он напоминал ей дедушку — та же самая одержимость по поводу всего, что касалось Италии, хотя они уже давным-давно живут в Англии. И в этом нет ничего удивительного, сообразила она: ведь дедушка и этот человек выросли вместе в маленькой деревушке на Сицилии. Она неожиданно поняла, что убедить этого гордого человека освободить ее от брака так же невозможно, как если бы Марионетта попросила о том же своего покойного деда с его старомодными взглядами, строгой моралью, неподдающимися изменению понятиям и о том, что хорошо, а что плохо, которые он сурово навязывал своей семье в Лондоне. Вспомнив консерватизм деда, когда-то в детстве игравшего вместе с Альфонсо Моруцци в полях Сицилии, после боровшегося против него и влюбившегося в ту же самую девушку, Марионетта поняла, что потерпела неудачу. Но она должна попытаться еще раз, это была ее единственная надежда.

— Мне наплевать, сколько любовниц у Барти, — воскликнула она, — я только хочу от него освободиться. Разве это трудно понять?

Теперь Альфонсо смотрел на нее, лицо в тени, лишь глаза сверкают да светится кончик сигары.

— Ты — добрая католичка, Марионетта, — спокойно произнес он. — Ведь не хочешь же ты предложить мне поддержать мысль о разводе? — Он закашлялся. — Что подумает церковь, что подумает отец Джозеф, если услышит тебя? — Свекор немного наклонился вперед, не сводя напряженных глаз с ее лица. — Я верю в святость брака, — продолжил он. — Как ты думаешь, почему я оставил в покое твою бабушку, когда она вышла замуж за Франко Перетти, твоего деда? Потому что их союз был освящен перед лицом Господа, Марионетта, так же, как и твой брак. Что говорят при бракосочетании? — задумчиво спросил он. — «Пусть ничто не разъединит вас…» — Старик смотрел, как женщина борется с желанием разрыдаться. — Брак — он на всю жизнь, — закончил наконец Моруцци угрюмо. — В горе и радости. В моем случае это было в горе, да и в твоем, похоже, тоже. — Он вздохнул. — Другим, вроде твоего дедушки, повезло больше. Тут уж кому как выпадет, figlia.

Марионетта решила попытаться еще раз.

— А что, если развестись в гражданском суде? — спросила она, стараясь скрыть отчаяние. — Если мне разрешат оставить Барти, я пообещаю, что от меня не будет никаких неприятностей.

Старик медленно и решительно покачал головой.

— Не может быть и речи, — отрезал он. — У тебя была возможность прекратить твою идиотскую благотворительность, но ты предпочла этого не делать. Не о чем больше и говорить.

— Я хотела прекратить, — заметила она дрожащим голосом. — Но Барти сразу начал драться…

Она рылась в сумке в поисках носового платка, злясь на себя за эти слезы, ведь собиралась быть сильной и решительной во время этой встречи.

— Возвращайся и попытайся все наладить, — повелительно говорил тем временем Альфонсо. — Роди ребенка. Роди двух. Я жду внуков, Марионетта. — Выражение лица стало грустным. — У меня, считай, и нет внуков… — Он говорил о Микки Энджеле.