Теперь, когда сгинули и команчи и кайова, Знаменитый Ботинок мог посетить землю своих отцов без каких-либо неприятностей. Он шел на восток к северному перевалу, за которым лежала Великая равнина. Ему хотелось пройтись вдоль нескольких рукавов Бразоса — Соленого, Прозрачного, рукава Двугорбой Горы, Собачьего — и посмотреть, далеко ли сместилась река по сравнению с тем временем, когда он был ребенком. В детстве ему нравилось смотреть, как Бразос проделывает себе новые русла.
Двигаясь на восток возле Агуа-Приста, Знаменитый Ботинок пересек след, который так напугал его, что ему захотелось забиться в какую-нибудь нору. Этот след не встречался ему уже многие годы и принадлежал сжигателю людей Мокс-Моксу. Апачи называли его Невидимая Змея за его привычку сжигать застигнутых врасплох людей. Особенно ему нравилось сжигать маленьких детей, но сжечь он мог любого из пойманных, когда на него находило желание сжигать.
Мокс-Мокс, по кличке Невидимая Змея, останавливался помочиться на тропе, по которой шел Знаменитый Ботинок. Знаменитый Ботинок тут же решил, что ему лучше поспешить, пока Мокс-Мокс не обнаружил его, и шел двое суток без передышки.
Добравшись до Рио-Рохо, он еще две недели шел на восток вдоль ее широких песчаных берегов. На старой реке ему стало лучше. Невидимая Змея не ужалила его, и теперь ему хотелось установить контакт со своим дедом, который жил и умер на низких песчаных берегах Рио-Рохо.
Но проходили дни, а дух деда не встречался Знаменитому Ботинку. Старик не любил команчей, и Знаменитый Ботинок решил, что духу деда надоело в страхе ждать, когда они схватят его, и он покинул свой дом, чтобы поселиться где-нибудь в другом месте. Скорее всего, он установит контакт с духом своего деда по пути на юг, среди рукавов Бразоса. А может быть, этого не случится, ведь дед его был непредсказуемым человеком. На его нетерпение и непредсказуемость жаловались все его жены. Дед уходил, когда ему хотелось, и никому не сообщал, куда направляется или когда вернется назад. Отправившись на юг, он мог передумать и повернуть на север. Для него не существовало границ и пределов. Эта привычка перешла к Знаменитому Ботинку, который тоже ходил туда, куда хотелось и когда хотелось. В какое-нибудь утро он мог проснуться и уйти на три месяца бродить по прерии.
Однажды в молодости он решил пойти на север и посмотреть места, откуда прилетают и куда возвращаются утки и гуси. Он знал, что птицы могут передвигаться гораздо быстрее, чем он, и что ему придется спешно проделать огромный путь, если он хочет застать их на севере в гнездах. Он отправился ранней весной, надеясь оказаться на севере к тому времени, когда туда возвратятся птицы. Ему говорили, что гнездятся они на краю света. Об этом рассказывал ему старый апач, который тоже интересовался птицами. Старый апач полагал, что утки, и гуси, и даже журавли улетают на край света каждую осень, чтобы вить там свои гнезда и высиживать птенцов.
Знаменитому Ботинку очень хотелось посмотреть на это. В своих снах он видел место, куда слетались гнездиться все утки и гуси. Там, конечно, будет много шума, ведь слетается столько птиц. Но все равно туда стоит сходить.
Планы Знаменитого Ботинка разрушила его нелюбовь к холодам. В прерии было довольно холодно и еще холоднее на равнинах севернее Рио-Рохо. Но эти холода не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось в конце осени на дальнем севере. Он дошел до конца равнины и попал в царство лесов. По мере того как дни становились короче, над головой все чаще стали появляться вереницы гусей, и он подумал, что, должно быть, приближается к великому гнездилищу на краю света.
Но затем ему показалось, что он уже на краю света, хотя до гнездилища так и не добрался. Он прошел дремучие леса и оказался там, где деревья были не выше его, а сам он большим ростом не отличался. Впереди на горизонте деревьев не было вообще, лишь изредка торчали какие-то одинокие растения. Впереди, похоже, был только снег. Если питаться еще можно было жирными птицами и медлительными кроликами, то идти по снегу становилось все труднее. Беспокоило также то, что растительность исчезает на глазах. А без дров для костра его ждала смерть от холода. К тому же была еще только осень. Настоящие холода его ждали впереди.
Добравшись до последнего деревца, Знаменитый Ботинок нехотя остановился и с тоской посмотрел на север. Может быть, до края света осталось дня два пути, думал он. На такой риск он еще мог пойти, но идти дальше по голым местам, когда наступали великие холода, глупо. А небо над головой было темным от уток и гусей, которые летели туда, куда так тянуло Знаменитого Ботинка. Всю ночь он слышал, как они перекликаются, приближаясь к родным местам. Он сетовал на гусей, считая, что они могли бы оценить, как далеко он забрел, движимый интересом к ним, и что какой-нибудь из самых больших гусей мог бы спуститься и помочь ему добраться туда. Старый апач утверждал, что видел однажды белого гуся, достаточно большого, чтобы нести человека. Знаменитый Ботинок не знал, как относиться к его рассказу, так как старый апач был немного чокнутым и к тому же увлекался крепкими напитками, которые вполне могли из обычного гуся сделать в его глазах такого, на котором можно летать. Но даже если такой гусь существовал, он тоже должен был лететь на свою родину. Страдая от холода, Знаменитый Ботинок провел целый день у последнего дерева в надежде, что большой гусь увидит его и, признав в нем большого почитателя птиц, подхватит и унесет в свое гнездо. И там он увидит, что такое край света.
Но большой гусь не прилетел, и Знаменитому Ботинку пришлось уносить ноги, пока они не превратились в ледышки. Через несколько дней ему крупно повезло и он убил небольшого медведя. Сделав из медвежьей шкуры мокасины, он поспешил на юг в надежде добраться до леса, пока не поднялись вьюги. Через три дня после того, как он оказался в густых лесах, поднялся сильный буран, но у Знаменитого Ботинка было с собой достаточно мяса медвежонка, которым он питался, пока бушевала буря.
Спустя месяц, находясь все еще далеко от дома, Знаменитый Ботинок увидел в небе над прерией все тех же гусей и уток, которые опять возвращались на юг. В их голосах ему послышалась насмешка, когда они пролетали у него над головой. На какое-то время ему стало горько, и он решил, что больше не любит никаких птиц вообще. Их не трогало, что он шел целый год, чтобы только взглянуть на их гнездовья. И он решил не проявлять больше интереса к этим неблагодарным созданиям, оказавшимися неспособными оценить его порыв.
Но вернувшись на Сьерра-Мадре и наблюдая за орлами, что гнездились недалеко от его дома, Знаменитый Ботинок постепенно перестал обижаться на птиц. В присутствии великих орлов он даже немного устыдился сам себя. Два-три орла знали его и позволяли ему сидеть рядом — не слишком близко, но и не так далеко, чтобы он мог видеть их глаза, когда они наблюдали за долинами далеко внизу. Их достоинство заставило его почувствовать, каким он был глупым, рассчитывая заинтересовать уток и гусей или каких-либо других птиц своими передвижениями. Он считал себя великим ходоком — ведь не зря же его звали Знаменитым Ботинком, но что это значило для любой из птиц? Гуси и огромные аисты за час пролетали расстояния, которые он покрывал за день. Орлы с ястребами могли видеть гораздо дальше, чем он, и даже такие мелкие птахи, как воробьи, могли делать то, чего не мог он: они могли летать. В этом было их величие, и его передвижения не могли произвести на них впечатления.
Знаменитый Ботинок был благодарен орлам за то, что они позволяли ему сидеть поблизости и приходить в себя после долгого путешествия. Ему нужно было избавиться от тщеславной мысли о том, что он такой же, как птицы. Он не заслуживал того, чтобы увидеть великие места гнездования и взглянуть на край света. Он был всего лишь человеком и принадлежал земле, а не небу, и не умел делать того, что делали птицы.
Возвращаясь с Рио-Рохо через Квантаки, он напал на след лошади, которая везла его старого приятеля Пи Ая по руслу небольшого засохшего ручья. Знаменитый Ботинок знал Пи Ая еще с тех времен, когда границу охраняли рейнджеры. Он где угодно мог различить след Пи Ая, который любил налегать на левое стремя, и левый след лошади поэтому отпечатывался сильнее, особенно от заднего копыта. Ему было странно видеть, что Пи Ай направляется на юг, ведь у него была женщина и несколько детей, да еще и ферма. И тем не менее он уезжал от всего этого. Знаменитый Ботинок знал, что женщина Пи Ая была учительницей, и хотел, чтобы она когда-нибудь научила его читать странные следы в книгах. Это были единственные следы, которые он так и не научился разбирать. Долгие годы он носил с собой маленькую Библию. Ее дал ему старый человек, который возил много таких книжек в своем фургоне и раздавал их индейцам. Старого человека звали Маршалл, и он оказался среди апачей, когда там находился Знаменитый Ботинок, пытавшийся уговорить старого шамана по имени Черепаха вернуть маленькую белую девочку, которую тот захватил во время налета. Черепаха не отдавал девочку. Его собственная жена усохла до такой степени, что не проявляла к нему никакого интереса, и ему нужна была молодая. Деньги, которые предлагал Знаменитый Ботинок — те, что дала семья маленькой девочки, — не были так важны для Черепахи, как сама девочка. Черепаха терпеливо объяснял это Знаменитому Ботинку, который и так все понимал без объяснений. Его собственная жена когда-то тоже потеряла к нему интерес, вынуждая его тратить время на поиски девушек, тогда как он лучше бы употребил это время на то, чтобы сосредоточиться на других вещах. Но тогда он был моложе, и отсутствие женщины часто мешало ему сосредоточиться.