— Я это сгоряча сказала, что если не вернешься, то туда тебе и дорога. Мне жаль, что так получилось. Я просто была не в себе, — проговорила она.

Когда Лорена извинялась перед ним, что происходило каждый раз после того, как она выходила из себя, а выходила она из себя довольно часто, Пи Ай расстраивался еще больше. Лорена не должна извиняться. В его глазах она всегда была права. Если они в чем-то расходились, то из них двоих не прав был он. А в случае с капитаном он не прав дважды: по отношению к Лорене и детям — если бы поехал, а по отношению к капитану — потому что не поехал.

Но в этот раз ему, похоже, совсем было худо. Капитан казался ему совсем старым, когда они встретились у поезда. Ему на самом деле было уже много лет и следовало бы перестать гоняться за бандитами в таком возрасте. Конечно, обычные бандиты, которых еще много разгуливало по Западу, не представляли для капитана никакой проблемы даже в таком возрасте.

Но все дело было в том, что этот Гарза не походил на обыкновенного бандита. Пи Ай встретил Чарлза Гуднайта, когда ездил к кузнецу в Квантаки, и Гуднайт был удивлен, увидев его.

— А я думал, ты поехал с Каллом отлавливать парнишку Гарзу, — сказал он угрюмо.

— Нет, у меня семья стала слишком большая, — ответил Пи Ай. Чарлз Гуднайт был суровым мужиком даже когда находился в хорошем расположении духа, а тем, кто впадал к нему в немилость, приходилось совсем туго.

— У меня родился еще один ребенок, а жене надо учить детей в школе, — продолжал Пи Ай, чувствуя, однако, что всякие объяснения тут бесполезны. Какие бы причины он ни придумал, они все равно не стали бы для Гуднайта уважительными. Тот все равно воспринял бы их так же, как и капитан: как оправдание человека, у которого кишка стала тонка для таких рискованных дел.

— Мне наплевать на подробности. — Гуднайт критически рассматривал копыто лошади, на которое кузнец только что посадил подкову.

— Так вот, капитан уехал с человеком с железной дороги, — пояснил Пи Ай. — Парень, за которым его снарядили, совсем молодой, и я сомневаюсь, чтобы он доставил капитану много хлопот. Как говорится, молодо-зелено.

— Ты умалчиваешь о кое-каких фактах. — Гуднайт так задрал ногу лошади, что та едва не упала. Он был здоровенным мужиком и, несмотря на преклонный возраст, все еще мог поднять едва ли не любую лошадь, если в том была необходимость.

— Какие факты? — спросил Пи Ай. — До нас на ферму доходит немного новостей.

— По прикидкам, Джо Гарза убил свыше тридцати человек, и это только те, кого нашли, — произнес Гуднайт. — Могут быть еще и те, которых не нашли и никогда не найдут. Он стреляет из немецкой винтовки с оптическим прицелом, да так, что валит наповал на расстоянии пятисот ярдов, а это дальше, чем видит большинство людей. Так можно перестрелять половину всех путевых обходчиков к западу от Пекоса. Кто найдет путевого обходчика, если его застрелили в пятидесяти милях от блок-поста? Да и кто спохватится, что его нет? Они и так пропадают без конца.

Пи Ай видел винтовки с оптическими прицелами. Они появились уже давно, но не подходили рейнджеру из-за того, что из них нельзя было быстро произвести выстрел, поэтому он лично никогда не пользовался такой винтовкой. И то, что человека можно убить с расстояния в пятьсот ярдов, ему трудно было себе представить, если только то был не феноменальный выстрел, подобный тому, что сделал знаменитый Билли Диксон в бою под Эбоуд Уоллз. В большинстве случаев, которым он был свидетелем, смертельные выстрелы производились с расстояния не более тридцати ярдов. Очень часто это расстояние было даже еще меньше. Пятьсот ярдов — это примерно как от школы Лори до Ред-Ривер. Он лично сможет увидеть быка или бизона на таком удалении, но это еще не значит, что он попадет в него, если станет стрелять.

— Боже милостивый, я ничего не слышал об этом, — пролепетал Пи Ай.

— Тебе следовало бы отправиться со своим капитаном, — заявил Гуднайт. — На этот раз ему может понадобиться опытный помощник.

— Ладно, я обещаю, — сказал Пи Ай, которому вдруг стало дурно. Мистер Гуднайт был, очевидно, прав. Ему следовало поехать.

— Думаю, капитан справится с этой задачей, — виновато добавил он.

— По моему, Вудроу Калл просто дурак, если бросается в таком возрасте за молодыми убийцами, — отрубил Гуднайт. — Мне столько же лет сколько ему, и у меня нет никакой охоты гоняться за ними.

Пи Ай молчал. В нем нарастало чувство вины. Ему было дурно от одного только неодобрительного отношения к нему старого рейнджера.

— Он опасен, этот парень? — спросил Пи.

— Всему племени команчей понадобится год, чтобы перестрелять тридцать человек, и то это должен быть удачный год, — ответил Гуднайт с непонятным торжеством, глядя на Пи Ая.

Затем, словно ему вдруг надоели его мысли, а может быть, и сам процесс размышления, Гуднайт опустил ногу мерина и вскочил на него.

— Всегда бывает шанс оказаться в проигрыше, — заключил он. — Для меня этот шанс оказался связанным с адвокатами. Я никогда не выигрывал ни у одного из адвокатов, даже у самого тупого. А они тоже грабят, только с помощью закона. Им не надо стрелять из немецких винтовок с оптическими прицелами.

Пи Ай встречал лишь двух адвокатов. Один из них жил в Куане и выправлял им купчую, когда они с Лореной покупали ферму.

— Всегда бывает поездка, из которой не возвращаешься, — сказал Гуднайт и развернул коня, собираясь тронуться в путь, но затем повернул обратно, привстал на стременах, сунул руку в карман и, вынув несколько монет, протянул их кузнецу.

— Ты что, так и дал бы мне уехать, не заплатив тебе? — спросил он молодого кузнеца.

— Да, сэр, — ответил кузнец Джим Пиплз, которому и в голову бы не пришло спрашивать у Чарлза Гуднайта про деньги.

— Было бы чертовски досадно, — заявил Гуднайт, — если бы мне пришлось возвращаться в такую даль, чтобы расплатиться. Если хочешь, чтобы дело шло, научись говорить.

— Да, сэр, — проговорил обалдевший Джим Пиплз. Он даже не предполагал, что Чарлз Гуднайт станет разговаривать с ним, а тем более читать ему мораль. Это было все равно, как если бы мораль ему стал читать сам Господь Бог или, по меньшей мере, пророк Моисей. Джим Пиплз был баптистом. Он читал Библию каждый вечер, да и по воскресеньям тоже, но, несмотря на это, не считал, что знает, как выглядит Господь Бог, а вот пророка Моисея мог представить себе довольно отчетливо. По мнению Джима, Моисей был очень похож на Чарлза Гуднайта.

Гуднайт перевел взгляд на Пи Ая. Этот человек совершил поразительный переход длиной в сотню миль, совершенно раздетый, по земле чейеннов, чтобы, отыскав Калла, привести его туда, где умирал его раненый напарник Гас Маккрае. Этот переход был, по мнению Гуднайта, большим делом. Немногие на его веку удавалась совершить нечто подобное хотя бы раз в жизни. И лишь единицы совершали такое более одного раза, насколько ему было известно. Он сам водил людей в походы, и многих. Люди, столь верные, каким был Пи Ай по отношению к Каллу, шли со своим капитаном до конца, и лучшие из них полегли в боях. Гуднайт сам был женатым, но бездетным. Он частенько задумывался над тем, что это значит — иметь своих отпрысков. Как это отразилось бы на нем как на вожаке, на его способности сняться с места и выступить, а выступив, идти и не сдаваться, на его отношении к опасностям жизни рейнджера? С ним этого не случилось, но он не предполагал, что жизнь его стала бы проще, если бы ему было о ком беспокоиться. В моменты опасности он иногда вспоминал о жене, но в основном всегда его мысли были заняты его людьми. Он не слишком беспокоился о жене и никогда не считал себя хорошим мужем, ибо постоянно был занят. Его жена была деловитой женщиной и, наверное, была бы счастливее с кем-нибудь более оседлым. Не ему никогда не приходилось беспокоиться о детях, а вот человеку, стоящему перед ним, действительно надо было думать о них.

— Полагаю, что твоя жена не одобряет этого, — заявил он.

— Не одобряет чего? — не понял Пи Ай. Его несколько удивляло то, что он так долго разговаривал с Чарлзом Гуднайтом, который прослыл по всему Западу своей нелюбовью к долгим разговорам.