- Хотите купить? – спросил он, поглаживая бородку. – К сожалению, этот портрет не продается!

- Не продается?.. – чуть слышно переспросил Макс.

Парень внимательно взглянул на него.

Максим откашлялся. Сказал, чувствуя, как от волнения пересохло во рту:

- Я готов хорошо заплатить.

- Этот портрет не продается, - повторил парень. – Может быть, возьмете что-нибудь другое? Вот, посмотрите, у меня много других портретов!

- Нет, мне нужен именно этот… - хрипло, с усилием проговорил Максим.

Художник снова внимательно посмотрел на Максима и сказал, прищурившись и погладив бородку:

- Послушайте, а ведь я вас знаю.

- Мы не знакомы… - Максим улыбается, но его охватывает тревога: неужели предчувствие, все утро не покидавшее его, это радостное ожидание того, что должно было непременно произойти сегодня, вдруг окажется обманом, и ему снова придется вернуться в пустоту, в жизнь без надежды?

- Мы и в самом деле не знакомы, - говорит художник, - и все-таки я вас знаю.

Максим молчит. Он ждет. Напряженно смотрит в молодое улыбающееся лицо, чувствуя, как сильно и больно бьется в груди сердце.

Но парень не торопится. Щурит глаза, щиплет светлую бородку.

- Я видел ваше лицо на портрете, - наконец произносит он, медленно выговаривая каждое слово и словно следя за реакцией Максима, - в доме этой девушки…

Макс шевельнул побледневшими губами, его качнуло.

Художник схватил его за плечо.

- Что с вами? Вам плохо?

У Максима все поплыло перед глазами, слезы мешали смотреть, он улыбнулся жалкой, какой-то кривой улыбкой.

- Да что с вами? Сядьте, сядьте на этот стул! Вы сейчас упадете!

Художник усадил его на шаткий стул перед своим мольбертом.

- Послушайте, - Максим глубоко вздохнул, снова больно кольнуло в сердце, - нам нужно поговорить…

- Поговорим, поговорим! Только, прошу вас, пожалуйста, не бледнейте так больше! Я думал, вас удар хватит! Вот сейчас вы успокоитесь, и мы поговорим!

- Здесь очень шумно… - Макс расстегнул воротник: дышать было все труднее. – Давайте зайдем в это кафе, - он кивнул на вывеску, изображающую дымящуюся чашку кофе. – Мне нужно поговорить с вами! –он умоляюще взглянул на молодого человека.

- Но это очень дорогое кафе! Здесь за углом есть вполне приличная закусочная. Может лучше туда?

- Нет, нет, прошу вас! У меня есть деньги! Я вас приглашаю! – Максим встал. У него кружилась голова, ноги подкашивались. Он схватился за спинку стула.

- Ну, хорошо, хорошо! – художник поддержал его за локоть. – Анечка! – крикнул он молодой женщине, стоявшей неподалеку за прилавком с книгами. - Пожалуйста, присмотрите, я отойду ненадолго!

- Хорошо, Алеша! – кивнула та. - Присмотрю, иди спокойно!

Макс заказал салатов, закусок, пирожных, выпивку. Вскоре на столе не осталось свободного места. Художник сидел, не решаясь к чему-либо притронуться, несколько смущенно поглядывая на Максима.

- Пожалуйста, приступайте, - засуетился тот. – Не смотрите на меня! Я сейчас тоже начну есть! Последнее время у меня совсем пропал аппетит… Я почти перестал есть… Но сегодня я обязательно буду есть и пить! Потому что сегодня я услышал то, что уже давно хотел услышать. То, на что уже не надеялся. Давайте выпьем! – он разлил коньяк по рюмкам. - Выпьем за знакомство! Вы даже не представляете, как я рад, что сегодня встретил вас! Давайте выпьем! – приподнял рюмку. – Меня зовут Максим! Максим Градов!

- Алексей Смирнов! – художник погладил бородку, медленно смакуя, выпил коньяк. – Вкусно! – сказал, причмокивая.

- Вкусно?! – обрадовался Максим. - Вы ешьте, ешьте! И я буду есть! Если надо – закажем еще. Вы не думайте, денег у меня полно!

Он вытащил бумажник, достал пачку банкнот.

- Видите - сколько?! Мне не жалко! Но только деньги - не главное! Вы понимаете, не главное! – глаза его лихорадочно блестели. – Я это понял, пока жил эту зиму на своей пустой даче… все эти дни… долгие дни… Я думал – я потерял ее, потерял навсегда… И вот сегодня что-то толкнуло меня приехать на этот бульвар. Я словно чувствовал, что узнаю что-то важное, и вот увидел этот портрет… Пейте, пожалуйста, пейте, ешьте! – этот бодрый, деланно веселый тон никак не вязался с осунувшимся лицом, впалыми небритыми щеками.

Он пытался есть, но у него дрожали руки, и он опустил их на колени.

- Вы мне расскажете? – наконец не выдержал он. – Расскажете, где вы ее видели? Прошу вас! – он смотрел на Алексея умоляюще и в глазах его был страх, страх быть обманутым в своих ожиданиях, страх разочарования.

- Не знаю, должен ли я… - с сомнением глядя на него, медленно проговорил художник.

- Алексей, я прошу вас! Я уже очень давно ищу эту девушку, - торопливо и сбивчиво заговорил Максим, - всю осень и зиму… Я уже потерял надежду… Мне очень, очень нужно найти ее! Помогите мне, прошу вас!

Алексей слушал его молча. Потом закурил сигарету, спросил серьезно:

- Кто она вам?

- Она?.. – Макс замялся. – Я люблю ее… Я очень люблю эту девушку… Но она исчезла… и я не знаю, где ее искать…

- Может быть, она не хочет, чтобы вы ее нашли?

Максим тоже закурил, затянулся нервно.

- Нет, нет, вы должны понять меня! Мы поссорились… она обиделась на меня… и уехала… исчезла… - он раздавил сигарету в пепельнице, сжал ладонями виски. – Я должен, должен найти ее! Попросить прощения! Неужели вы меня не понимаете? Скажите, ради бога, где она? Прошу вас!

Что-то было в его лице, в его глазах… Алексею стало жаль его.

- Хорошо, я расскажу… Наверное, если бы эта девушка плохо к вам относилась, в ее доме не было так много ваших портретов.

Макс взглянул удивленно.

- Портретов?

- Да, несколько ваших портретов. Думаю, она провела немало часов за работой. Немного не хватает ей мастерства, конечно, некоторой, знаете ли, профессиональной точности, но она, несомненно, несомненно, очень талантлива. Я так ей и сказал.

Значит, она думала о нем… Максим вспомнил ее побелевшее лицо, ее глаза, и это узкое черное дуло, направленное на него. Она думала о нем все это время… не переставала думать…

- У нее все хорошо?

- Не знаю, трудно было вот так понять сразу. Выглядела она спокойной. По крайней мере, внешне. Правда, очень редко улыбалась. И глаза такие, знаете, не по возрасту грустные. Впрочем, у меня было мало времени. Как только дождь закончился, она сказала, что мне пора… Мне, конечно, хотелось остаться. Ее голос, и лицо… Но я не смел настаивать.

- Вы встретили ее здесь, в городе? – с нетерпением спросил Максим.

- Нет, не здесь. На побережье. Есть такое местечко чудесное. Замечательная природа – горы, море. Правда, далековато добираться. Но оно стоит того… «Ущелье серых камней» называется. Слышали, наверное?

Максим кивнул, судорожно сглотнув. Она уже совсем близко, совсем рядом. Вот-вот из призрачной тени, за которой он гонялся все это время, она снова превратится в живого человека, снова обретет плоть и кровь.

- Каждый год в декабре я отправляюсь в это ущелье, - продолжал художник, словно не замечая волнения собеседника. – Я люблю зимнее море, мне больше по душе эти пустынные берега, этот серый глубокий цвет. Часами гуляю по берегу и, конечно, работаю над картинами. И вот как-то увлекся – море в тот день было прекрасно – начинало штормить, тяжелые темные волны, свинцовые тучи… Но тут хлынул дождь, казалось, небеса разверзлись! Я кинулся в поселок. Дорогу размыло, я промок до нитки. Не знаю, как добрался до ближайшего дома. Постучал. Мне открыли. Открыла она… Лера… - Алексей улыбнулся.

Максим вздрогнул, услышав любимое имя. Лера, Лера… Не Лена… Она оставила себе имя, которое он шептал ночами, шептал в отчаянии, что больше никогда не позовет ее по имени. Он неприятно поражен тем, что оно произнесено этим чужим человеком. Взглянул исподлобья, неприязненно. Быстро опустил глаза, испугавшись, что Алексей заметит этот взгляд.

Но тот заметил, усмехнулся.

- Вы не волнуйтесь. Я провел в этом доме не более двух часов. Дождь быстро кончился. Мне пришлось уйти, она сказала, что мне пора… - он вздохнул с сожалением. – Мы почти ни о чем не успели поговорить. Так, немного о цвете волны, об освещении.