— Весьма признательна, — сказала она, выходя из кухни. — Пойду возьму вещи из машины.
У меня редко останавливались гости, и нижняя спальня в основном предназначалась для Люси. На полу лежал огромный иранский ковер, испещренный красочными цветами, придававший комнате вид сада, посреди которого моя племянница была то розовым бутоном, то репейником, в зависимости от ее настроения.
— Вижу, тебе нравятся цветы, — рассеянно проговорила Эбби, опуская на кровать свой дорожный чемодан.
— Пожалуй, ковер такой расцветки здесь несколько великоват, — извинилась я. — Но, когда я его увидела, мне пришлось его купить, и не было другого места, где бы его можно было поместить. Не говоря о том, что он почти вечен, а поскольку в этой комнате останавливается Люси, то этот фактор является самым важным.
— Или, по крайней мере, был таковым. — Эбби подошла к платьевому шкафу и открыла дверцу. — Люси уже не десятилетняя девочка.
— Там должно быть достаточно плечиков. — Я придвинулась, чтобы посмотреть. — Если тебе нужно еще…
— Достаточно.
— В ванной комнате есть полотенца, зубная паста, мыло, — начала было показывать я.
Эбби распаковывала вещи и не обращала на меня внимания.
Я присела на край кровати.
Эбби повесила костюмы и блузки в шкаф. Вешалки царапали по металлической перекладине. Я молча наблюдала за ней, испытывая приступы нетерпения.
Так продолжалось несколько минут. Скользили ящики, скрипели вешалки, медицинская аптечка в ванной открылась и закрылась с характерным щелчком. Наконец она задвинула свой чемодан в шкаф и осмотрелась, словно стараясь представить, что сделать еще. Открыв портфель, извлекла оттуда роман и записную книжку, которые положила в тумбочку около кровати. С беспокойством я наблюдала, как она засовывала в ящик тумбочки пистолет 38-го калибра и пачки патронов.
Была уже полночь, когда я поднялась наверх, в спальню. Прежде чем лечь в постель, еще раз набрала номер бара «Семь-одиннадцать».
— Элен Джордан?
— Да? Я. Кто говорит?
Я назвала себя и объяснила причину своего звонка.
— Вы упомянули прошлой осенью, что в ваш бар заезжали Фред Чини и Дебора Харви. Дебора хотела купить пива, и вы попросили показать вам ее удостоверение личности.
— Да, правильно.
— Могли бы вы сказать, что именно вы проделали, когда попросили ее показать удостоверение личности?
— Я просто сказала, что хотела бы посмотреть на ее водительское удостоверение, — сказала Элен, она казалась озадаченной. — Да. Я попросила показать его.
— Она достала его из сумочки?
— Конечно. Ей пришлось достать его оттуда, чтобы показать мне.
— Затем она передала его вам, — сказала я.
— Угу.
— Оно было обернуто? Пластиковый пакет?
— Нет. Ничего не было, — сказала она. — Она просто протянула мне удостоверение, я посмотрела и вернула обратно.
Последовала небольшая пауза.
— В чем дело?
— Я пытаюсь установить, касались ли вы руками водительского удостоверения Деборы.
— Конечно. Мне пришлось взять его в руки, чтобы взглянуть.
Элен казалась напуганной.
— Надеюсь, мне не грозят неприятности?
— Нет, что вы, Элен, — успокоила ее я. — Ни малейшего беспокойства.
Глава 15
Задание Эбби состояло в том, чтобы собрать информацию в отношении Барри Араноффа. С утра она отправилась в Роаноки.
На следующий день, вечером, Эбби вернулась буквально за несколько минут до появления Марино, которого я пригласила на обед.
Когда на кухне он обнаружил Эбби, его глаза сузились в щелки, а лицо сделалось красным.
— «Джек Блэк»? — поинтересовалась я.
Я вернулась из комнаты на кухню и увидела Эбби, которая курила, сидя за столом, а Марино стоял у окна. Он постукивал по жалюзи и тупо смотрел на висевшую за стеклом кормушку.
— В это время ты не увидишь никаких птиц, если, конечно, тебя не интересуют летучие мыши, — сказала я.
Он не ответил и не повернулся в мою сторону. Я стала раскладывать салат. Марино сел за стол, лишь когда я начала разливать по бокалам «Кьянти».
— Ты не предупредила, что у тебя гости, — сказал он.
— Если бы я сказала, ты бы не пришел, — ответила я так же прямо.
— Мне Кей тоже ничего не сказала, — проговорила Эбби. — Раз теперь установлено, что все мы рады видеть друг друга, давайте обедать.
Если я и научилась чему-то за время своего неудачного брака с Тони, то лишь тому, что никогда не следует вступать в споры поздно вечером и во время еды. Я прилагала все усилия, чтобы заполнить висевшую тишину светским разговором, дождалась, когда пришла пора подавать кофе, и лишь тогда высказала свои соображения.
— Эбби поживет некоторое время у меня, — сказала я Марино.
— Твое личное дело, — ответил он, протягивая руку за сахаром.
— Это также касается и тебя. Все мы вовлечены в общее дело.
— Может быть, ты объяснишь, во что именно мы вовлечены, доктор. Но сначала, — он посмотрел на Эбби, — мне хотелось бы знать, в каком месте твоей книги будет отражена эта небольшая сцена. Тогда мне не придется читать от начала до конца твою чертову писанину. Я взгляну лишь на нужные страницы.
— Знаешь, Марино, ты действительно бываешь ничтожеством, — проговорила Эбби.
— Хоть задницей, но ты не получишь этого удовольствия.
— Спасибо, теперь мне есть на что надеяться.
Выхватив карандаш из нагрудного хармана, он швырнул его через стол.
— Лучше начинай записывать прямо сейчас. Не хочу, чтобы меня неверно цитировали.
Эбби с яростью взглянула на него.
— Прекратите, — рассерженно сказала я. Они посмотрели на меня.
— Вы ведете себя не лучше всех их, — добавила я.
— Кого? — спросил Марино, лицо его выражало полное непонимание.
— Всех, — сказала я. — Я по горло сыта этой ложью, подозрениями, игрой во власть. Честно говоря, я рассчитывала на большее от своих друзей, считая вас таковыми.
Я отодвинулась от стола.
— Если вы намерены продолжать обливать друг друга грязью, продолжайте. Но с меня довольно.
Не глядя на них, я взяла свой кофе и прошла в гостиную, включила стерео и закрыла глаза. Моим лекарством была музыка. Я слушала Баха. Его Вторая симфония, кантата № 29, началась с середины. Постепенно я стала расслабляться.
После ухода Марка я часто спускалась вниз, когда не могла уснуть, надевала наушники и наслаждалась музыкой Бетховена, Моцарта, Равеля.
Когда минут через пятнадцать Эбби и Марино присоединились ко мне, на их лицах было глуповатое выражение людей, достигших перемирия после ссоры из-за пустяков.
— Ух, мы поговорили, — сказала Эбби, когда я выключила стерео. — Я постаралась объяснить ему, как могла, и — мы начали достигать уровня взаимопонимания.
Я была в восторге, услышав это.
— Можешь рассчитывать на нас двоих, — сказал Марино. — Вот чертовщина, оказывается, Эбби в настоящий момент не репортер!
Это замечание, я бы сказала, слегка покоробило ее, но они были готовы сотрудничать — чудо из чудес!
— К тому времени, когда книга выйдет в свет, с этим делом, видимо, будет покончено. Вот что главное — с ним будет покончено. Оно тянется почти три года, убиты десять подростков. Если прибавить Джилл и Элизабет, получится двенадцать.
Он покачал головой, взгляд сделался сосредоточенным.
— Кем бы ни был тот, кто нанес удар по ребятам, он не уйдет на пенсию, док. Он будет продолжать до тех пор, пока его не поймают. А в расследованиях, подобных этому, кому-то обязательно повезет.
— Возможно, нам уже повезло, — сказала ему Эбби. — Не Аранофф сидел за рулем того «линкольна».
— Ты уверена? — спросил Марино.
— Абсолютно. У Араноффа седые волосы, те немногие, что остались. Рост около пяти футов восьми дюймов, весит, должно быть, около двухсот фунтов.
— Хочешь сказать, ты его видела?
— Нет, — ответила Эбби. — Его все еще нет в городе. Я постучалась в дверь, и его жена впустила меня в дом. На мне был рабочий комбинезон, ботинки. Я представилась служащей электрокомпании и попросила разрешения проверить счетчик энергии. Мы разговорились. Она предложила мне стаканчик кока-колы. Находясь внутри, я оглядела комнату, заметила семейную фотографию, расспросила ее о ней, чтобы окончательно убедиться. Так я узнала, как выглядит Аранофф. Это не тот, кого я видела, и не тот, кто преследовал меня в Вашингтоне.