«Печаль терзает мне сердце. Я рано потеряла мать и проводила дни с сестрой. Злые люди оклеветали и погубили сестру. Тоска и грусть гложут мне сердце. Я, ваша дочь Хоннён, провела у ваших колен более десяти лет, а сегодня покидаю родимый кров и отправляюсь на поиски бедной Чанхва. Я больше не увижу лица батюшки, не услышу его голоса. При одной только мысли об этом слезы застилают мой взор, душа трепещет. Прошу вас, не печальтесь обо мне, будьте счастливы!»

Уже пробили пятую стражу. Светила луна, дул ветерок.

Вдруг прилетает та самая птичка, садится на дерево и что-то щебечет.

— Не можешь ли ты, птичка, указать мне дорогу к сестре? — спросила Хоннён.

Птичка пропищала в ответ что-то очень похожее на «ын» [320].

— Если ты прилетела за мной, — продолжала Хоннён, — я охотно последую за тобой!

Птичка склонила голову и снова пропищала «ын» в знак согласия.

— Подожди меня, я только соберусь!

Она наклеила на стену свое прощальное письмо и, выходя из комнаты, заплакала:

— Сейчас я покидаю дом, а доведется ли мне увидать его снова?

И она последовала за птичкой. Вскоре вдали заалел восток. Вокруг дыбились зеленые горы, поросшие высокими соснами. Лебеди тянули унылую песню, навевая тоску и страх.

Птичка привела Хоннён на берег озера. Огляделась Хоннён. И вдруг из косматых облаков, переливающихся всеми цветами радуги, над озером зазвучал печальный голос, обращенный к Хоннён:

— Зачем ты, потеряв все надежды, хочешь оставить здесь свою драгоценную жизнь? Ведь жизнь дается один раз, и не стоит губить ее понапрасну! Не думай больше о смерти, вернись под родительский кров, утешь родительское сердце! Будет у тебя достойный муж, будут дети, и это принесет успокоение душе покойной матушки!

Узнав голос сестры, Хоннён воскликнула:

— Сестра моя! За какую провинность ты оставила меня и теперь одна скитаешься в этих краях? Я не могу жить без тебя! Я хочу быть с тобой!

С неба доносился печальный голос... Оправившись от потрясения, собрав все силы, Хоннён опустилась на колени и вознесла мольбу небесам:

— Небо! Сними с моей сестры этот неслыханный в веках позор! Всемогущее Небо! Внемли моей страстной мольбе!

Забилась, зарыдала Хоннён. Упоенная печальным голосом, призывавшим ее с небес, она подобрала подол юбки и — о горе! — бросилась в озеро. Затмился солнечный свет...

С тех пор в густом тумане, застилающем озеро, день и ночь, не переставая, звучит печальный голос, возвещающий о жизнях, безвинно загубленных злой мачехой.

Небо услышало мольбу Хоннён. Но всякий раз, когда в Чхольсан приезжал новый правитель уезда и отправлялся в управу, чтобы разобраться в обстоятельствах таинственного дела, ему являлись души обеих сестер, и правитель от страха испускал дух, а уезд вновь оставался без правителя. Чхольсан стали называть «пхеып», что значит «город, пользующийся дурной славой».

И в самом деле — один за другими следовали неурожайные годы, голод уносил множество жизней, жители покидали Чхольсан, и вскоре город совсем опустел. О невзгодах, обрушившихся на Чхольсан, сообщалось в донесениях на высочайшее имя, и король был весьма озабочен происходящим.

Но вот однажды некто Чон Донхо, человек честный и обходительный, сам вызвался поехать правителем уезда в Чхольсан. Король пожелал увидеть смельчака и лично вручить ему указ о назначении.

— Дошло до нас, что в Чхольсане происходит что-то совершенно непонятное, за ним установилась дурная слава. Мы очень озабочены этим и рады, что ты сам вызвался поехать туда. Действуй осмотрительно и постарайся успокоить народ.

Новый правитель уезда почтительно поклонился королю и в тот же день отбыл к месту назначения. По приезде он тотчас вызвал сельского старосту.

— Я слышал, что в твоей округе правители умирают на другой день после вступления в должность. Так ли это?

— Осмелюсь доложить, господин мой, за последние пять-шесть лет каждый новый правитель в первую же ночь по приезде в Чхольсан видел какой-то страшный сон, и к утру мы находили его мертвым. Не могу сказать вам, в чем тут дело.

Выслушав, правитель уезда приказал:

— Ночью никому не гасить огня, не спать, тщательно следить за всем, что происходит.

Староста поклонился и вышел. А правитель отправился на свою казенную квартиру, зажег свечи и раскрыл «Книгу перемен». Настала полночь. Неожиданно поднялся сильный ветер, и тотчас в комнату вошла красавица в зеленой кофте и красной юбке и опустилась на колени перед наместником.

— Кто ты, девушка? — едва придя в себя, спросил он. — Что привело тебя ко мне среди ночи?

Красавица склонила голову, поднялась, а потом снова опустилась на колени.

— Я — Хоннён, дочь правителя волости Пэ Муёна. Когда мне было три года, а сестре моей, Чанхва, семь лет, умерла наша любимая матушка, и мы остались с отцом. Вскоре батюшка женился на жестокой и завистливой женщине. Она ему родила одного за другим трех сыновей. Отец поверил клевете злой мачехи и ожесточился против моей сестры Чанхва. Чанхва всеми силами старалась угодить госпоже Хо, даже звала ее матерью, но та обращалась с ней день ото дня хуже. Издавна благодаря богатству покойной матушки мы жили в достатке: было у нас много земли и много слуг — ни в чем не знали мы нужды. Опасаясь, что после замужества все богатства перейдут к нам с сестрой, мачеха задумала погубить нас, чтобы имущество досталось ее отпрыскам. Она опорочила сестру в глазах отца и приказала своему сыну Чансве утопить ее в озере. Узнала я все это, и стало мне страшно: а вдруг и меня ждет такая же участь? И я решила утопиться в том же озере, где погибла моя сестра. Я не жалею о содеянном, одно лишь не дает мне покоя: ведь на сестре моей осталась печать позора! Почему-то каждый, кто видит нас, немедленно испускает дух от страха перед нами, и я никому не могу выплакать свое горе. Теперь, к счастью, светлейший правитель, мне удалось поведать вам свою печальную судьбу. Будьте милостивы, исполните мою просьбу — снимите позор с моей сестры!

С этими словами красавица поднялась, поклонилась и исчезла. Воспрянул духом правитель уезда: «Так вот отчего на Чхольсан обрушилось столько бед!»

На другой день поутру отправился он в управу и призвал старосту:

— Живет здесь правитель волости Пэ Муён?

— Так точно, господин мой, живет.

— Сколько у него детей?

— Были две дочери, да обе умерли. Осталось трое сыновей.

— А отчего умерли дочери?

— Точно не могу сказать, господин, но суть, кажется, вот в чем. Старшая как-то согрешила и вскоре утопилась в Лотосовом озере. А младшая, оставшись одна, долго горевала — они очень любили друг друга, — потом отправилась на озеро искать сестру и тоже утонула. После смерти обе стали вечно блуждающими душами. Каждый день они выходят из озера, садятся на берегу и плачут, повторяя: «Мы погибли по злому умыслу мачехи». Говорят, что никто из прохожих не может удержаться от слез!

Правитель уезда вызвал чиновника для особых поручений и приказал немедленно доставить к нему Пэ Муёна с женой.

Приказ был тотчас исполнен.

— Мне говорили, — начал правитель, обращаясь к Пэ Муёну, — у вас две дочери от первой жены и трое сыновей от второй. Верно это?

— Да, светлейший правитель.

— Живы они все?

— Дочери умерли, а сыновья живы.

— Отчего же умерли ваши дочери? Под страхом смерти говорите только правду! Не то кончите жизнь под батогами!

Побледнел Пэ Муён — не может слова вымолвить. Но тут вмешалась его любезная супруга:

— Ну какое же может быть вранье, если ваша милость уже все знает? Действительно, у мужа моего остались две дочери от первой жены. Старшая-то была гулящая, вот и нагуляла себе живот. Потом испугалась, взялась тайно травить плод, да и выкинула. Я про себя думаю: «Никто не знает, как было дело; скажут, что мачеха, мол, виновата — недоглядела!» Позвала я ее и говорю: «Мне тебя не жалко, но если ты умрешь, все будут думать, что мачеха убила. Так и быть, я прощаю тебя. Но впредь гляди в оба, чтоб больше этого не повторялось! Подумай о нас с отцом: узнают люди — позору не оберешься! Как тогда будем людям в глаза смотреть?» Ну, поругала я ее, дошло до нее, что она натворила. А как дошло, она той же ночью, ни слова не сказав, ушла из дома, да и утопилась в озере. Младшая же, Хоннён, не уступала сестре — вот уже год, как сбежала из дома — и следов не найдешь. Коли дети янбанов убегают из дома, их и искать не стоит. Потому-то мы и не показывались на глаза людям...