Но вот бабушка Рельда трижды постучала по двери и известила дом, что семья вернулась. Открылся последний волшебный замок, дверь распахнулась.

После того как они выпили молока с печеньем и протерли ссадины на боку Эльвиса тампонами с растительным маслом, бабушка скомандовала:

— А теперь — быстро умываться и спать! Завтра ведь в школу! Я вас и так задержала дальше некуда.

— Послушай, ба, — ответила Сабрина, — я, похоже, заболеваю. Если я пойду в школу, то всех заражу.

Бабушка усмехнулась:

— Вы и так уже три недели пропустили. Если завтра не пойдете, меня в тюрьму посадят. Ну-ка марш в постель!

Сабрина, нахмурившись, притворно закашляла, чтобы бабушка почувствовала себя виноватой, и стала подниматься по лестнице в спальню. Неужели бабушка не понимает, что есть вещи поважнее школы?

Дафна уже давно посапывала во сне, когда Сабрина выбралась из огромной кровати с пологом. Кровать стояла в комнате, в которой в детстве жил их отец. Под потолком еще висели сделанные им модели самолетов, а на письменном столе лежала его бейсбольная перчатка. Сабрина, встав на четвереньки, вытащила из-под кровати несколько пыльных книг и связку ключей, поднялась и тихо прокралась в коридор.

А красться Сабрина умела мастерски. В этом она была, пожалуй, своего рода экспертом: полтора года жизни в приютах и приемных семьях научили ее совершенно беззвучно ступать по деревянному полу, избегая скрипучих досок. Это выручало ее в самых неприятных ситуациях — за эти полтора года сестры сбежали более чем от дюжины опекунов. Некоторые из них использовали сестер как своих личных слуг, другие — как развлечение для собственных несносных детей, которые их без конца лупили. Сейчас, конечно, девочки никуда не собирались убегать, ведь у бабушки Рельды они были в родном доме, но умение красться бесшумно и здесь могло пригодиться. Особенно когда Сабрина знала наперед: за то, что она делает, бабушка по головке не погладит.

Сабрина подошла к двери около лестницы и, перебрав ключи в своей разросшейся коллекции, нащупала длинную медную отмычку. Раз — и замок открыт. Быстро оглядевшись — не видит ли ее кто-нибудь, девочка шагнула в комнату.

Там было пусто, если не считать огромного, во весь рост, зеркала, висевшего на дальней стене. Благодаря лунному свету, проникавшему в комнату сквозь единственное окно, Сабрина могла хоть что-то разглядеть в темноте. Она подошла к зеркалу, и в нем появилось ее отражение: длинные светлые волосы и голубые глаза, которые в полумраке отсвечивали молочной голубизной, словно у призрака. Но Сабрина пришла сюда вовсе не для того, чтобы полюбоваться на себя. Она сделала то, что для большинства людей было просто невозможно: прошла сквозь зеркало и исчезла.

Зеркало на самом деле было порталом — входом в огромное помещение, которое Сабрина знала как Чертог Чудес. Своим невероятно длинным цилиндрическим сводом, опиравшимся на грандиозные мраморные колонны, он напоминал ей Центральный вокзал в Нью-Йорке. Вдоль каждой стены чертога тянулись тысячи дверей. На каждой двери — бронзовая табличка, объяснявшая, что находится за дверью. А там были и говорящие растения, и гигантские живые шахматные фигуры, и синий бык по кличке Малыш, и тысячи других волшебных предметов и существ. Всё это собрали Гриммы. Бабушка называла это хранилище самой большой в мире кладовкой. Сабрина же знала — здесь ее единственная надежда.

Она оглядела зал и, заметив одинокую фигуру, сидевшую в кресле с высокой спинкой, направилась прямо к ней.

— А знаешь, Зерцало, — обратилась девочка к невысокому, коренастому человечку, — мне кажется, я нашла кое-что полезное.

Зерцало (так звали сидящего в кресле) был лысеющий человечек с грубыми, угловатыми чертами лица, на котором выделялись полные губы. Он жил внутри зеркала. Именно Зерцало когда-то провозгласил, что Белоснежка «всех милее, всех румяней и белее», чем ужасно разгневал злую королеву-мачеху.

Увидев Сабрину, Зерцало отложил иллюстрированный журнал из жизни знаменитостей и поднялся с кресла.

— Я уж думал, ты больше не придешь, — сказал он.

— Да бабушка всех загрузила, — объяснила девочка. — Ну что, начнем?

— Как? А где же твое «Здравствуйте!»? Где «Как поживаете?» или «Как жена и детки?» — обиделся человечек.

— Извини, Зерцало, у меня мало времени.

— Извинения принимаются. Ну, что у нас сегодня на повестке дня?

— Я тут кое-что обнаружила в книге сказок «Тысяча и одна ночь», которую перевел Бёртон, — нетерпеливо сказала девочка и, открыв книгу, протянула ее Зерцалу.

Но тот даже не взглянул на раскрытую страницу.

— Понимаешь, Беляночка, — сказал он, — тут такое дело… Уверяю тебя, будь у нас волшебная лампа с джинном, у меня бы росло куда больше волос на голове и все мы уже жили бы на Гавайских островах… Родная моя, тебе не кажется, что, имей твоя бабушка доступ к томуволшебству, она бы уже давным-давно отыскала твоих родителей?

Сабрина нахмурилась. Целыми днями она искала по книжкам способ, как спасти родителей, но каждую ночь Зерцало разносил ее идеи в пух и прах.

— Ну, хорошо… А как тебе вот это? — спросила Сабрина, протягивая Зерцалу еще одну раскрытую книгу.

На этот раз Зерцало взглянул на страницу, потом, перевернув книжку, посмотрел на обложку и улыбнулся.

— А-а… Фрэнк Баум! Ну, пойдем со мной, мой маленький ковбой. Это, надо думать, у меня как раз имеется. — Человечек повернулся и пошел по длинному коридору со словами: — На самом деле Золотая Шапка — самое интересное, что принадлежало Злой волшебнице Запада, но всех почему-то куда больше привлекает ее метла.

— Знаешь, сколько я всего перечитала? В меня уже больше не лезет, — сказала Сабрина, стараясь не отставать.

— Ну, в этом я нисколько не сомневаюсь, — ответил человечек, оборачиваясь к ней на ходу. — А ты знаешь, как ею пользоваться? — спросил он Сабрину.

— Конечно. Надел ее — и обезьяны тут как тут. И сделают всё, что ни пожелаешь.

— Только вот запах от этих обезьян… жуть, — сказал Зерцало. — Такая вонь… Никак потом не выветришь.

Через некоторое время Зерцало остановился перед дверью с табличкой «ВОЛШЕБНЫЕ ШАПКИ». Сабрина протянула ему свою связку ключей.

— О, да у тебя уже целая коллекция, — неодобрительно буркнул он. — А бабушка знает, что ты берешь у нее ключи и делаешь дубликаты?

Сабрина покачала головой: нет, мол, не знает.

— Ну, от этой у тебя ключ есть, — сказал он, открывая дверь и входя внутрь.

Сабрина ждала снаружи, наблюдая, как он роется в комнате. Он с грохотом двигал тюки и коробки, уронил какой-то шлем, и тот, брякнувшись на пол, загремел и покатился. Но вот Зерцало вышел из комнаты с тяжелым золотым шлемом, к которому по бокам были приделаны две банки с содовой. Из банок свешивались трубочки, болтавшиеся ниже ремня, застегивающегося под подбородком. Впереди на шлеме крупными зелеными буквами было написано: «ИЗУМРУДНЫЙ ГОРОД. ЗЕЛЕНЫЕ ГОЛЬФЫ». Зерцало стряхнул пыль со шлема и протянул его Сабрине.

— Как? — недоверчиво спросила девочка. — Неужели это та самая Золотая Шапка, с помощью которой Злая волшебница Запада вызывала Летучих Обезьян?

— Да, она обожала спорт, болела за свою команду, за эти «Зеленые гольфы». Волшебные инструкции внутри шлема.

— Может, ты мне голову морочишь? — спросила Сабрина, углубляясь в инструкции.

— Боюсь, что нет.

Девочка нахмурилась, нахлобучила на себя шлем. Следуя этим дурацким инструкциям, она, встав на левую ногу, подняла правую и принялась повторять какой-то бред:

—  Эппи-пеппи-как!

Зерцало отвернулся и захихикал.

— Перестань, я и так себя идиоткой чувствую, — сказала Сабрина.

Она переступила на правую ногу и, подняв левую, сказала:

—  Хилло-холло-хелло!

— Эх, сейчас бы видеокамеру! — прыснул со смеху человечек.

—  Зиззи-зуззи-зук! — прозудела Сабрина, стоя на полу теперь уже обеими ногами.

Внезапно ей заложило уши — от шума сотен хлопающих крыльев. Обезьяны возникали прямо из воздуха. Собравшись вокруг той, которая призвала их, они скалились, вскидывая свои черные крылья. Сабрина тут же почувствовала специфический запах, о котором ее предупреждал Зерцало. Фу, хуже протухшего рокфора… Ее чуть не стошнило, когда Предводитель обезьян в круглой шапочке с ярко-голубым помпоном на макушке вдруг взял ее руку и поцеловал слюнявыми губами.