Прижимая к себе букет цветов, она подбежала к двери и распахнула ее. На пороге, сияя ослепительной улыбкой, стоял Жан. Николь он показался еще привлекательнее, чем всегда. В правой руке архитектор держал большой пакет, а в левой — букет тубероз.

Оба застыли на месте. Жан не сводил глаз с цветов в руках Николь, а она рассматривала его туберозы. Жан первым нарушил затянувшееся молчание.

— Послушай, Николь, я, конечно, знаю, что я классный парень, но смею тебя заверить, что с цветами меня встречают впервые, — напустив на себя невинный и безмятежный вид, произнес он. — Вот, я тоже купил тебе цветы.

Девушка не сразу нашлась что ответить и еще несколько мгновений стояла с открытым ртом. В глазах ее гостя заплясали веселые искорки.

Наконец Николь расхохоталась. Сначала она еле слышно хмыкнула, потом прыснула и рассмеялась так заразительно и безудержно, что к ней присоединился и Жан. Они хохотали, как сумасшедшие, не в силах произнести ни слова, и только беспомощно тыкали пальцами в букеты друг друга.

Когда Николь удалось успокоиться, она едва стояла на ногах. Впрочем, ей хватило сил на то, чтобы свободной рукой обвить шею Жана и прильнуть к его губам.

Они поужинали рано, потому что Николь хотелось посмотреть вечерние новости. Она рассчитывала увидеть кадры, снятые в аэропорту. Туберозы стояли в высокой вазе у нее в гостиной. Цветы, собранные ею в саду, остались внизу, в гостиной мадам Барбье.

Жан налил себе виски и, расположившись на диване, наблюдал за тем, как Николь возится с видеомагнитофоном.

— Я попросила родителей записать какой-нибудь другой канал, — сообщила она, усаживаясь рядом с Жаном. — Потому что, если здесь ничего не покажут…

Но все показали. В центральной части выпуска, после самых актуальных новостей, на экране телевизора появилось изображение Николь, позади которой покровительственно маячила фигура Пьера де Лайне. Девушка с удовольствием отметила, что в отснятом днем сюжете получилась очень даже неплохо. Чаще всего ей не нравилось, как она выходит на фотографиях. Единственное, о чем она пожалела, так это о том, что перед приземлением не догадалась освежить макияж.

Журналистов больше привлекал приключенческий аспект открытия, а не его научная ценность. Ее саму увлек рассказ о гробнице фараона, о древнеегипетских богах и о юной сотруднице Лувра, расшифровавшей загадочную надпись на керамической табличке.

Репортер познакомил зрителей с историей захоронения Сети I, оскверненного и разграбленного еще в минувшие эпохи. Однако выяснилось, что все три тысячи триста лет, минувшие с момента захоронения, статуэтка богини-змеи лежала в тщательно замаскированном тайнике. Кто и зачем ее туда положил? И зачем этот человек оставил зашифрованное послание, способное привести к тайнику? Неужели он рассчитывал на чудо? Ведь только чудом эта табличка дошла до наших дней и попала в руки ученых. Возможно, в этом скрыт сокровенный смысл, пока недоступный нашему пониманию?

И наконец, диктор высказал соображение, от которого Николь стало немного не по себе. Как египетские боги отнесутся к похищению очередного сокровища из усыпальницы одного из своих фараонов? Что, если проклятие, постигшее многих расхитителей и осквернителей гробниц, падет на головы тех, кто извлек статуэтку богини из тайника?

Впрочем, он тут же с улыбкой добавил, что статуэтка Меретсегер отправится в Египетский музей, а значит, как нетрудно предположить, боги примирятся с потерей. Тем не менее это последнее замечание показалось Николь довольно неубедительным.

Она обернулась к Жану и увидела, что он, закатив глаза и оскалив зубы, протягивает к ней руки со скрюченными в виде когтей пальцами.

— Я дух Сети I, и я пришел за тобой… — утробным голосом произнес он.

— Не смешно, Жан.

На какое-то мгновение девушка действительно испугалась.

— …чтобы поцеловать тебя, — улыбнулся Жан и привлек к себе Николь.

— Как ты думаешь, боги действительно мне… — ей не удалось закончить вопрос, потому что Жан закрыл ее губы поцелуем.

Тут опять зазвонил телефон, ознаменовав новую серию звонков. Звонили родители Николь, затем Сюзанна, потом Агнес («Ты выглядела в сюжете просто замечательно», — заверила ее Николь), коллеги по работе, друзья…

— Как ты смотришь на то, чтобы включить автоответчик? — Жан воспользовался минутой затишья. — Я так прикончу все твои запасы виски.

— Я сделаю Кое-что получше, — лукаво улыбнулась ему Николь. — Я вообще отключу телефон. Как ты на это смотришь?

Вернувшись от телефона к дивану, она обвила руками шею своего возлюбленного.

— Знаешь что, Жан? Сегодня мне не хочется оставаться одной…

32

Париж, 2000 год

— Дата назначена. Тридцатое июня. Это следующая пятница. Срок истек. Нет смысла тянуть с осуществлением пророчества. Откладывая великое событие, мы можем столкнуться с весьма непредсказуемыми проблемами.

— Но женщина пока располагает лишь одним фрагментом…

— Этого достаточно. Нам известно местонахождение двух остальных. Кроме того, мы уже убедились в том, что ее прикосновение к ним не возбуждает гнева оберегающих их сил. Во всяком случае, так было в Египте, и у нас нет оснований полагать, что с другими фрагментами будет иначе.

— Быть может, нам стоит позаботиться об охране того, который сейчас в доме?

— А ты знаешь другое место? Более надежное? Это наша территория и там никто не сможет до него добраться. Силы, которые его охраняют, подчиняются нам, — он взмахнул рукой, давая понять, что тема закрыта. — Но ты собирался рассказать мне об архитекторе…

— Да. Когда он остался в нашем доме на ночь, мы вторглись в его сны. Ничего особенного, только…

— Что только?

— Ничего. Вот именно: ничего. Огромная пустота. Ни мыслей, ни чувств, ни реакции на наше появление. Это походило на заброшенный дом без жильцов, без жизни…

— Очень странно, — его собеседник задумался. — Но я не думаю, что этому стоит придавать значение. Быть может, это кататонический ступор.

— Или он располагает необычайно сильными защитными механизмами.

— Возможно… Но нас это не касается, хотя за ним стоит понаблюдать. — Он поднял на собеседника скучающий взгляд. — Речь идет о второстепенной фигуре… Если потребуется, можем ее и вовсе удалить.

33

Севилья, 1559 год

Диего Рамирес шел по коридору, привычно пряча сложенные перед собой руки в широких рукавах сутаны. Его взгляд, как всегда, был устремлен в пол, не столько для показной сосредоточенности, сколько для того, чтобы избежать ненужных приветствий и не интересующих его разговоров. Немногие решались заговорить с ним, однако всегда находился кто-то, кто считал, что идиотскими вопросами может заслужить его благосклонность.

По этой же причине Рамирес всегда ходил очень быстро, от чего всем, кто его видел, казалось, что он спешит по очень важному делу.

Но сегодня он, погруженный в свои мысли, против обыкновения шел медленно. Он шел из своего кабинета в подземелье, обдумывая содержимое оставшейся на его столе папки. Папки с материалами на Бартоломе де Каррансу.

Архиепископа арестовали по обвинению в ереси 22 августа в Торрелагуне, когда тот направлялся в Вальядолид. Рамиресу стоило больших усилий сохранить спокойствие и даже напустить на себя безразличный вид, когда эта новость дошла до него. Он поспешил под каким-то вымышленным предлогом расстаться с принесшим известие собеседником и уединился в отведенных ему комнатах. Подойдя к зеркалу, он позволил проявиться обитающей в его теле сущности, всмотрелся в свое лицо и, вскинув руки в ликующем жесте, издал хриплый победный клич.

Подобный исход дела превзошел все его ожидания. Дело Каррансы было открыто чуть больше года назад, вскоре после назначения его архиепископом, и вот уже примас Испании должен был предстать перед судом по обвинению в ереси — глумлении над верой и дискредитации католической церкви.