В Париже он познакомился с Раймундо Лульо. Мудрец прибыл в город для торжественного открытия основанной им же кафедры восточных языков, в которых он считался экспертом.

Стояла весна. Как-то вечером Арман участвовал в конференции, которую проводил философ с Майорки. Он пришел туда вместе с Ги де Сен-Жерменом, своим парижским наставником и рыцарем-тамплиером. Он на всю жизнь запомнил чудесную погоду, предвещавшую скорое наступление лета, и неведомое ему ранее томление, которое он испытывал, направляясь вместе со своим наставником к университету.

Позже, ночью, когда ряды слушателей мудреца значительно поредели, он собрал узкий круг мыслителей и алхимиков. Арман до сих пор помнил тускло освещенную свечами и факелами комнату, в которой находились выдающиеся умы Франции. Юный Перигор сидел за спиной своего учителя и слушал, стараясь не упустить ни единого слова. Все увиденное и услышанное навсегда врезалось в его память, и даже сейчас, годы спустя, он мог точь-в-точь повторить целые фразы. У испанского мудреца был глубокий голос, и о практической алхимии он говорил, демонстрируя такую ясность мысли, что юный ученик понял многое из того, что прежде воспринимал лишь на уровне интуиции.

Лульо считал, что алхимия позволяет объединить в лаборатории посвященного все уровни сознательного существования: физический, посредством используемых веществ, духовный, достигаемый с помощью высвобождаемых сил, уровень души, неизбежно укрепляющейся в ходе экспериментов, и даже космический уровень, представленный взаимодействием планет и символизирующий божественную силу.

— Алхимический процесс должен идти параллельно с нашим внутренним процессом, — продолжал ученый. — Наша душа также должна стремиться к трансформации в философском камне и очищаться как от контакта с ним, так и от собственных усилий.

Когда кто-то поинтересовался у него, достиг ли он этой конечной цели — открытия философского камня, Раймундо Лульо слегка улыбнулся в белоснежную бороду и ответил:

— Философский камень у каждого свой. Тот, кто станет искать его только на физическом плане, совершит серьезную ошибку. Вы только подумайте, — добавил он, — если стремление к совершенству присутствует всегда, этот поиск может быть поистине бесконечным, ибо человеческое существо никогда не сравнится с Господом.

Когда глубокой ночью собрание завершилось, Ги де Сен-Жермен взял Армана под локоть.

— Пойдем, я тебя представлю.

Им пришлось немного подождать, поскольку философа окружили участники только что окончившегося собрания. Наконец он обернулся к ним, и Ги де Сен-Жермен представил своего ученика.

— Тебе выпадает редкая удача — ты станешь свидетелем удивительных свершений, которые помогут проявиться твоим лучшим качествам, — обратился Лульо к юному ученику, двумя руками сжимая протянутую ему для рукопожатия ладонь. Его глубокие глаза спокойно смотрели на Армана, но юноше показалось, что этот взгляд пригвоздил его к месту, пронизав насквозь все тело. Внутри у него все похолодело, и он с трудом пробормотал в ответ несколько бессвязных слов.

Глубокой ночью, возвращаясь домой по ночным парижским улицам со своим учителем, Арман вдруг понял, как тесно Раймундо Лульо связан с орденом рыцарей-тамплиеров.

— Да, — подтвердил его наставник, — всюду, куда бы он ни приехал, он является нашим посланником. Он великий путешественник, — улыбаясь, добавил Сен-Жермен. — Он совершенствовал свои познания в алхимии у суфиев, во время одной из поездок в далекие земли. От них он узнал многое из того, что сегодня знает.

— Как вы думаете, что именно он хотел мне сказать? Его слова показались мне странными.

— Скорее всего, ничего особенного это не значило. Я склонен думать, что так он позавидовал твоей молодости, только и всего. Хотя, кто знает… — Он загадочно улыбнулся. — Говорят, что Лульо может предвидеть будущее.

Уже дома Ги де Сен-Жермен с гордым видом Предъявил ему манускрипт.

— Это краткое изложение алхимических экспериментов Лульо. Здесь он разъясняет, как преобразовывать материю и описывает свои достижения. Прочитав все это, ты поймешь, что его подход очень близок к нашему. Ах да, ты должен приступить к созданию своей собственной копии этого труда, которую сможешь забрать с собой, когда придет время тебе возвращаться в родной город.

Арман де Перигор улыбнулся, вспомнив, что тогда он, искренне благодарный своему учителю, тоже улыбнулся.

Собор остался далеко позади. Поглощенный своими мыслями Арман шел по улицам Лиона, и сладостно щемящее чувство, которое неизменно порождали воспоминания об ушедших временах, не давало ему покоя. Ноги сами привели его к дому Клода Сенешаля, одного из самых уважаемых врачей в городе. Клод и Арман были друзьями, и Сенешаль часто поручал Перигору составление лекарств и препаратов. Среди клиентов Перигора были еще три городских эскулапа и множество лекарей из окрестностей Лиона, чьи посыльные в любое время суток стучали в его дверь. Так он зарабатывал на жизнь, а в его лаборатории было все необходимое для алхимика, а также то, без чего не мог обойтись фармацевт.

Он остановился перед дверью друга и, скосив глаза на длину теней, прикинул, что уже около пяти часов. Вполне удобное время, чтобы нанести другу визит, а заодно захватить сегодняшние заказы. Все врачи в конце рабочего дня присылали в его лабораторию учеников со списками необходимых лекарств. Впрочем, Арман и сам регулярно наведывался к своим клиентам, собирая заказы.

— Да, он дома, — ответила открывшая дверь служанка. — Сейчас он с пациентом. Слава Богу, последним на сегодня. Он, поди, не знает даже, какой сегодня день… — Женщина сокрушенно покачала головой. — Пойду скажу, что вы его ждете.

Перигор улыбнулся и вошел в дом. Он давно знал Агнес, служанку четы Сенешалей — та всегда найдет повод поворчать. Опустившись на скамью у стены в комнате, где пациенты обычно ожидали приема, он вытянул уставшие ноги и огляделся. Все в доме врача говорило о достатке, приносимом ему профессией, которого Клод Сенешаль, вне всякого сомнения, заслуживал. Он был старше Армана, — ему было что-то около тридцати пяти, — и Перигор отлично знал, какие усилия его друг прилагает для того, чтобы оставаться в первых рядах представителей своей профессии. Он не только регулярно устраивал встречи всех врачей округи, но и часто наведывался в Париж, чтобы быть в курсе последних достижений медицины.

Арман знал и о его пятнадцатичасовых рабочих днях, и о том, как в разгар зимы он готов ринуться по вызову в любую из окружающих Лион крошечных деревушек, и о пациентах, которые даже ночью стучат в его дверь, лишая друга сна и отдыха.

Отец Сенешаля также был врачом, и именно ему доверяло заботу о своем здоровье семейство Перигоров. Арман помнил, как он, еще малыш, горя от температуры или страдая болями в животе, лежал в постели, когда над ним склонялась внушительная и внушающая трепет фигура. Он до сих пор помнил тот страх, который испытывал при виде длинной бороды врача и ланцета в его руке.

С его сыном он познакомился уже после возвращения из Парижа. Едва завершив оборудование своей лаборатории, Арман узнал, что Клод Сенешаль недавно начал прием больных, и отправился к нему с визитом. Врач решил поручить юному алхимику изготовление отваров и лекарств и таким образом стал его первым клиентом.

— Пока что заказов у меня очень мало, — засмеялся он, — но этот рецепт позволит тебе официально вступить в должность фармацевта. — Он протянул ему только что заполненный бланк. — Это для моей жены. Ее мучают головные боли.

С тех пор их взаимная симпатия и дружба росли и крепли.

Арман услышал, как отворилась и захлопнулась дверь, а затем звук приближающихся шагов. Клод Сенешаль очень разумно устроил свою приемную. Из комнаты ожидания пациенты попадали в крошечную комнату, в которой стоял лишь стол и несколько стульев. Там врач беседовал с пациентом и расспрашивал его о симптомах заболевания. Отсюда еще одна дверь вела в следующую комнату, где врач осматривал пациента. Таким образом, Сенешаль лишал тех, кто ожидал своей очереди, возможности слышать рассказ пациента, а также его порой неизбежные крики и плач. Он также оборудовал отдельный выход, что позволяло больным после приема попасть сразу на улицу.