Изменить стиль страницы

«Лора — дама из высшего спета, — подумала она. — Она будет нас презирать, это точно. И Эрмин быстро привыкнет к беззаботной жизни, ведь ее станут опекать слуги! Господи, такого в Валь-Жальбере еще не было! Даже управляющий жил скромнее. Как странно! Как можно быть такой богатой? Я знаю, она унаследовала деньги своего мужа, состоятельного промышленника. Точно так же Жозеф унаследовал сахароварню своего дяди Бонифация. Мне, когда родители умрут, достанется ткацкий станок матери. Что ж, уже неплохо!»

Элизабет была так занята своими мыслями, что не сразу заметила присевшую рядышком Эрмин. Девушка решила отдохнуть и отдышаться. Она настояла на том, что сама занесет в дом стулья с мягкой обивкой и ящик с книгами.

— Я-то думала, что матери понадобится моя помощь! Что она будет жить здесь одна! — сказала девушка, обращаясь к Элизабет. — Теперь у людей будет о чем поговорить! Посмотри, вдова разговаривает с Иветтой, и обе смеются. А ведь они еще не знают, что приезжая дама — моя мать!

— Они узнают, и очень скоро, — отрезала молодая женщина. — И тогда разговоров будет куда больше. А пока они просто получают удовольствие, вся эта суета их забавляет. Но Лора и не смогла бы одна, без слуг, содержать в порядке такой огромный дом. Вспомни, супруга управляющего Лапуанта тоже привезла из Шамбора девушку, которая занималась готовкой и уборкой!

Эрмин не осмелилась поделиться своими страхами с Бетти. Сегодня она ясно ощутила, что на ее жизненном пути наметилась развилка. На одной дороге оставались Лолотта, все Маруа, Тошан. На другой — Лора со своей изысканной манерой выражаться, своими изящными туалетами, связями в Монреале и хорошо образованные артисты, такие, как пианист Ханс Цале.

«Мне придется выбирать, — растерянно думала девушка. — Но мне не хочется об этом думать. Это так грустно!»

Через два часа у дверей монастырской школы просигналил третий грузовик. Все любопытствующие давно разошлись по домам. Элизабет и Симон составили Эрмин компанию. Через десять минут должны были закончиться уроки у Эдмона, и они решили вместе подождать мальчика.

Достопочтенная Мирей, едва выбравшись из кабины грузовика, растянулась на земле во весь рост. Это была маленькая, очень полная женщина, одетая в давно вышедшую из моды просторную длинную юбку. Ее седые волосы были подстрижены каре. Эрмин подбежала, чтобы помочь ей встать.

— У меня ноги затекли, вот я и споткнулась, — пояснила экономка с улыбкой. — Я не привыкла сидеть без дела несколько часов подряд! Да и годы молодости не прибавляют! Подумать только, вы, мадемуазель, — вылитая мадам Лора!

Мирей девушке сразу очень понравилась. Лицо женщины излучало доброту и веселость.

— Скажите, вы знаете, когда приедет мама? — тихо спросила Эрмин. — Дом еще не готов. Все ящики стоят неразобранные.

Мирей хотела ответить, но ее слова заглушил детский гам — тридцать учеников высыпали из школы во двор. Она с улыбкой смотрела, как они разбегаются кто куда. Эдмон спешил к Элизабет и Симону, вышедшим ему навстречу.

— Ваш поселок не такой уж и заброшенный, как говорят! — заключила добрая женщина. — Мадам Лора так и сказала — «заброшенный поселок». Но я сама очень рада, что буду жить за городом. Я родилась в Тадуссаке и выросла на свежем воздухе. Когда выяснилось, что мы уезжаем из Монреаля, я обрадовалась. А дом будет готов к приему хозяйки еще до захода солнца, слово Мирей! Что-то Селестен не показывается… Я его знаю — уже ворчит… Ваша мать должна приехать к вечернему чаепитию. Знакомый из Роберваля привезет ее на машине.

Эрмин на радостях готова была расцеловать экономку. Но она сдержалась, чтобы не показаться нескромной и несдержанной.

— Я хочу познакомить вас с Элизабет Маруа, женщиной, которая, так сказать, вырастила меня. Это наша самая близкая соседка. Я называю ее Бетти.

Мирей поздоровалась с молодой женщиной, ущипнула за щеку Эдмона, искренне улыбнулась Симону.

— Оставайся с мадам, Мимин, — сказала Элизабет. — А мы вернемся домой. Насколько я поняла, Лора скоро приедет. Но постарайся не опаздывать к ужину, не то Жозеф рассердится.

— Хорошо, Бетти, обещаю.

Девушка следом за Мирей вошла в дом, загроможденный коробками, диванами и матрацами. Она с нетерпением ожидала приезда матери, а пока решила помочь энергичной Мирей наводить порядок. Однако всякий раз, когда Эрмин предлагала свою помощь, как та останавливала ее нетерпеливым жестом.

— Мадемуазель, это моя обязанность, а не ваша, — повторяла Мирей.

— Если хозяйка узнает, что вы хоть пальчиком пошевелили, она устроит нам нагоняй, — подтвердил Селестен.

— Глупости! — возмутилась Эрмин через четверть часа бесплодных попыток помочь. — Я убираю весь дом у Бетти и монастырскую школу. Я не из сахара сделана! Я дою корову и чищу стойло Шинука, нашего коня. У меня никогда не было прислуги. И точно никогда не будет! И вообще, я делаю то, что хочу!

Девушка сняла крышку с огромного ящика, достала оттуда стопку тарелок и Демонстративно начала расставлять их на полках дубового серванта, стоящего между окнами. Мирей смирилась, но в глубине души была не так уж недовольна.

— У вас есть характер, мадемуазель Эрмин, — сказала она, когда они с девушкой вместе стелили постель в самой чистой и солнечной комнате дома. — Мадам говорит, у вас самый красивый голос во всем Квебеке.

Сияя от счастья, девушка погладила тонкую, приятно пахнущую ткань наволочки, которую только что развернула. Она с восхищением посмотрела на бархатные шторы с подкладкой, которые как раз подвешивал к карнизу Селестен.

— Я люблю петь, но что у меня самый лучший в стране голос — это преувеличение!

В стремлении излить переполнявшие ее душу чувства девушка без всяких вступлений запела арию, которая, по ее мнению, больше всего соответствовала моменту:

О, Магали, любовь моя!
Уединимся, ты и я,
Под сенью крон, в лесной тиши,
Под сенью крон, в лесной тиши!
Нам покрывалом будет ночь,
А звездный свет…

Эта ария была написана для сильного сопрано. Начиная со слов «звездный свет» тон повышался, и голос девушки разнесся по всему дому. Мирей и Селестен замерли, словно зачарованные. Они с восторгом и благоговением смотрели на хрупкую девушку, способную совершить такое чудо.

— Это отрывок из оперы «Мирей», — сказала Эрмин, закончив петь. — Специально для вас, мадам!

— Боже милосердный, она называет меня мадам! Дорогая мадемуазель, зовите меня просто Мирей. Теперь я понимаю, почему вас называют снежным соловьем.

Экономка замерла, зрачки ее зеленых глаз расширились. Она увидела, что на пороге комнаты стоят Лора и Ханс Цале. На звук их аплодисментов Эрмин обернулась.

— Мама! Мама, ну наконец-то! — воскликнула девушка.

В следующее мгновение Лора уже прижимала ее к груди. Пианист с умилением смотрел на мать и дочь.

— Моя дорогая девочка, я так торопилась с переездом! Но мне пришлось уладить очень много дел.

— Здравствуйте, мадемуазель Эрмин, — поприветствовал девушку Ханс Цале. — Вы пели прекрасно! Мне показалось даже, что здесь, в дорогом вашему сердцу поселке, вы поете лучше, чем перед публикой в Робервале.

— И вы правы, месье Цале, — сказала Эрмин.

— Можете называть меня Ханс, — поспешил сказать молодой человек. — По четвергам мы будем заниматься. Ваша мать наняла меня в качестве учителя пения.

Эрмин улыбкой выразила свое согласие. У нее было одно-единственное желание — оказаться с Лорой наедине, однако в данный момент это казалось невозможным.

— Мама, тебе понравился дом? — спросила она. — Мне кажется, это самый красивый дом в Валь-Жальбере.

— Мне тоже так кажется. Но мне понравился бы любой, лишь бы ты была рядом. Мирей, я пригласила месье Цале выпить с нами чаю. Когда он будет готов?

— Я сама! — объявила девушка. — До вечера еще так много нужно успеть! Мирей и Селестен и так работают не покладая рук!