— Еще день-два лодыжка Эллис не позволит ей ездить верхом и рыбачить, — вступил в разговор Грегори, избавив ее от необходимости подыскивать более убедительную отговорку.

Она была благодарна ему за выручку, но в то же время досадовала на себя за то, что не нашла такую очевидную отговорку.

Потом до нее дошло, что Грегори выручил самого себя.

Ее вежливо отвергли, и она почувствовала острую боль.

Ну что же, за день-два Нелли и Патрик могут надоесть друг другу, подумала она, Грегори уедет вместе с бабкой, и все пойдет своим чередом.

Стемнело, и Патрик зажег свечи в двух лампах. Грегори помог убрать со стола и вернулся из кухни, держа в руках новый пузырь со льдом.

Эллис безропотно повернулась на скамейке и подняла ногу, когда он опустился рядом с ней на колени.

— Ну как лодыжка, болит?

— Нет. Она онемела от льда.

Онемела настолько, что едва чувствовала прикосновение его пальцев…

Через открытое окно кухни было слышно, как дед и его гостья мыли посуду и вполголоса переговаривались. Она вспомнила, какими вечно влюбленными были он и бабушка Мэри, как часто они обменивались поцелуями. А теперь, судя по всему, он предаст ее и поцелует Нелли. Как он может?

— Мне даже думать не хочется, что сказал бы дед, если бы увидел, как его вдова строит глазки другому мужчине, — словно подслушав ее мысли, сказал Грегори. — А ваша бабушка, если бы она увидела сейчас Патрика?

— Она пожелала бы ему счастья, — подумав, ответила Эллис. — Однако они с Нелли ведут себя как подростки.

— Да, ни капли благоразумия, и мне это не нравится.

— Верно. — Эллис посмотрела на волосы Грегори, золотисто блестевшие в свете свечей, и подумала, что бы она почувствовала, запустив в них свои пальцы? Сколько женщин удовлетворяли таким образом свое любопытство?

Затем она переключила внимание на звезды. Слишком много выпито красного вина, сказала она себе. Слишком много этого Грегори Маршалла. Большая его ладонь ощутимо согревала ее подошву. На смену боли пришло наслаждение и мысль о Золушке и Принце с хрустальной туфелькой. Это ее туфелька, она приходится ей впору.

— Почти не распухла, — прошептал Грегори, — отлично. — Он бросил взгляд на кухонное окно. — Что-то они там затихли.

— Да уж, — откликнулась Эллис.

— Чем они там занимаются?

— Бог их знает.

— Может, один из них пошел в ванную комнату?

— Наверное. — Она подумала о своей ванной комнате. Грегори будет там принимать душ, бриться и чистить зубы. Снова опустив глаза, она увидела, что он поднял свои и пристально смотрит на нее, забыв о Патрике и Нелли.

— У вас очень тонкие щиколотки, Эллис.

Он захватил ее лодыжку большим и указательным пальцами, как бы снимая мерку. Ладонь другой руки все еще прижималась к ее подошве.

— Просто… у вас… длинные пальцы. — А еще голубейшие глаза, широчайшие плечи и роскошнейшие золотые волосы, сказала она себе.

— Не желаете принять комплимент за чистую монету, а, Эллис?

— Эй, вы там! — позвал их Патрик. — Мы с Нелли собираемся немного прогуляться. Недалеко. Возьмем с собой Боба и Джима. Как ее лодыжка, Грегори?

— Отлично. Только не делайте ничего такого, чего не сделал бы бойскаут. Не забывайте о нашем уговоре.

Патрик беззаботно помахал им из окна:

— Железно, парень.

— Да уж постарайтесь, — пробормотал Грегори, поворачиваясь к Эллис.

Он взглянул на свои пальцы вокруг ее щиколотки. Ножка у Эллис просто отличная, первоклассная. Кожа гладкая и теплая. Хорошенькие розовые пальчики, подвернувшиеся на его ладони. Как ему хотелось скользнуть рукой выше, пощупать ее икру, колено, бедро…

Но она не приняла его искреннего комплимента, так допустит ли его разведку лаской? А он сам? Хочет ли, чтобы его бабушка согласилась на подобную разведку Патрика? Нет!

Он быстро навернул пакет со свежим льдом на ее щиколотку и закрепил его полотенцем.

— Благодарю вас. — В ее голосе прозвучало явное облегчение. — Не окажете ли мне еще одну любезность?

— С удовольствием. — Его воображение рисовало далеко не одну любезность, которую он хотел бы оказать ей. — Какую именно?

— Поищите еще раз костыли на чердаке.

Этого он не предполагал…

— Как туда попасть?

— В прачечной, за кухней, есть лесенка, спускающаяся с потолка. Свет на чердаке зажигается автоматически, при опускании лесенки.

— Я не прочь сам отнести вас.

— А я против.

— Ага. — Он встал. — Это-то вы ясно дали понять. — Ее подбородок опять выпятился вперед, а губы сжались в ниточку. Судя по ее виду, она нуждалась в долгом нежном поцелуе больше, нежели в костылях.

И он поспешил уйти, чтобы не поддаться своему порыву.

В прачечной он опустил лесенку, и свет действительно зажегся. Он взобрался по лесенке, сунул голову в люк чердака и среди всякого пыльного хлама сразу увидел деревянные костыли, прислоненные к огромному кедровому комоду.

Как же далеко готовы зайти предки-оптимисты, лишь бы сосватать своих внуков!

Ночное небо пересекла падающая звезда, и Эллис проследила за ней взглядом. Прекрасная ночь для романтической прогулки. Однако Патрик и Нелли видели только друг друга. Они, наверное, целуются, как подростки. Она представила на их месте себя и Грегори, и вполне зрелый жар желания охватил все ее естество.

Хоть бы он принес эти проклятые костыли! Долго же он их ищет, дольше, чем Патрик и Нелли, если они вообще их искали. Она сразу заподозрила, что насчет костылей они приврали, лишь бы бросить их с Грегори в объятия друг друга.

Как долго его нет! Или ей это только кажется из-за того, что она осталась одна за столом? В его присутствии время летело…

Сердце ее забилось, когда сзади открылась кухонная дверь.

— Никаких костылей. — Он присел рядом с ней на скамейку.

— О! — Невероятно, но Патрик и Нелли, похоже, не сговаривались. — Извините за беспокойство.

— Никакого беспокойства. — Не совсем так: его беспокоило собственное неблагоразумие там, наверху. Он мог думать только о том, как понесет Эллис в постель, как она будет сопротивляться — и проиграет — на всем пути к спальне.

Глядя в сверкающие зеленые глаза Эллис, он вдруг подумал, что на самом деле ему следовало ухватиться за костыли, как утопающий хватается за соломинку.

Но отступать было поздно.

— Что ж, пора спать, — притворно зевнул он и, подхватив Эллис на руки, направился к лестнице.

Конечно же, она сопротивлялась и крыла его на чем свет стоит, но он этого почти не слышал и не ощущал. Легкая боль от ее кулачков, лупящих его по груди, не заглушала острого первобытного желания, охватившего его с неимоверной силой…

4

Он посмел схватить ее на руки и уложить в постель, невзирая на ее протесты! Каков нахал! И неизвестно, чем бы это закончилось, если бы не его обещание деду. Теперь Эллис понимала, что возмутивший ее мужской договор, возможно, спас ее… Спас? От чего? По крайней мере, не от собственного почти невыносимого желания, заставившего ее проворочаться всю ночь. Заснула она только под утро.

А чуть свет ее разбудили новые в этом доме звуки. За дверью, ведущей в ванную комнату, плескалась вода и кто-то насвистывал веселую мелодию. Понятно. Грегори Маршалл уже в душе.

Она нахмурилась, испытывая сильное раздражение. Сейчас этот нахал выльет на себя всю горячую воду. Однако даже досада не могла подавить ее воображения, представлявшего его намыленное тело под горячими струями — мокрое, мускулистое, мужественное.

Она приложила немало усилий, освобождаясь от этого миража, и попыталась сосредоточиться на других вещах. Бодрая мелодия свидетельствовала, что он отлично выспался. Эллис с остервенением накрыла голову подушкой — она-то не выспалась и была сейчас совсем разбита.

Вывихнутая лодыжка болезненно пульсировала всю ночь. А все ее тело испытывало влечение к мужчине, виновному в вывихе. Ее заполняло желание.

Его не было с тех пор, как она уступила Нику. Думающий лишь о себе, он оказался не очень-то приятным любовником. И больше ее не тянуло в мужские объятия. А теперь вот в ее ванной поет голый Грегори…