Я обалдел. Дамочка действительно умела шевелить мозгами…
— Слушайте, — спросил я, — вы до этого сами додумались?
— Да, Что скажете?
— Здорово. Только вот…
— Только вот — что?
— У меня есть к вам встречное предложение.
— Какое?
— Когда мы проделаем этот номер во всех здешних залах, то пора будет уносить ноги, верно?
— И что же?
— А то, что мне здесь нравится. И прежде я хочу с чувством истратить свои оставшиеся деньги. Хотите мне в этом помочь? Скажите только — «да», и мы тут же полетим в ваш несчастный пансион за вашими вещами. Мне кажется, из нас получится неплохая парочка. Во всех отношениях. Вы так не считаете?
Она слегка покраснела; это было ей очень к лицу. И быстро сказала:
— Пожалуй, да.
VII
Ее звали Эрминия.
Не говорите мне, что нельзя соединиться с женщиной через рукопожатие. Можно. У нас с ней это сразу получилось. Когда она прошептала «я согласна», ее рука потянулась ко мне, как некая величественная рептилия, и на ее конце расцвели тонкие белые пальцы. Я взволнованно посмотрел на эти пальцы. Потом пожал их — и, честное слово, ощущение было такое, будто я самым настоящим образом овладел ею на диване. Наши ладони плотно впечатались друг в друга, наши пальцы тесно переплелись. Мы долгое время сидели так — неподвижные, соединенные этими руками, утонув в глазах друг друга и чувствуя, как сердце беспорядочно колотится в животе.
— Вы появились в моей жизни в довольно важный момент, Эрминия…
— Вы, по-моему, тоже, — ответила она.
Мы съездили за ее вещами, и через час она уже поселилась под моей крышей.
Неужели я мог находить этот дом приятным до ее появления? Вот смехота! Она в два счета окропила его нежностью и грацией. Все вокруг стало теплым и ласковым, и даже радио Монте-Карло начало передавать песни, полные любви.
Эта девушка была настоящей сенсацией. Я был страшно благодарен себе за то, как именно взял ее на абордаж. Я вел себя тогда как настоящий мужчина, а на женщин это всегда действует безотказно.
Под вечер мы в первый раз легли вместе в постель.
Перед этим мы съели холодного цыпленка, запивая его шампанским… Приемник передавал фламенко. Наверное, из-за этой самой музыки все и началось. Тот парень, что играл на гитаре, будто щипал за самые кишки…
Я посмотрел на Эрминию, и она сразу все поняла. Она растянулась на диване, закинула руки за голову и стала ждать.
Я пошел к ней, как путник, добравшийся до конца своих странствий. У меня подгибались колени, я был измучен, но по первому же знаку силы вернулись ко мне в квадрате! Мы устроили себе невиданный сеанс, уж поверьте мне. В постели моя рыжая красавица своего не уступала… Мне казалось, что я сражаюсь с гигантским удавом. Она обвивалась вокруг меня, подобно плющу, и это сводило меня с ума. Наш дуэт продолжался несколько часов. Ей тоже нужно было восполнить приличный пробел по этой части. Когда мы закончили, по радио передавали уже не гитару: какой-то мужик рассказывал о жизни бобров…
Напрашивалась прогулка по набережной. Так мы и поступили. Было просто потрясающе катить по этой извилистой дороге вместе с моей избранницей… Мне казалось, что я сделался совершенно неуязвимым. Нет, фараоны уже ничего не могли со мной сделать. На этот раз Капут умер окончательно. Это ему я раздробил голову там, на итальянском пляже. Наконец-то мне удалось его уничтожить…
Я пел, проезжая вдоль моря и красных скал, вдоль золотых пляжей, утыканных разноцветными палатками…
— Я люблю тебя, Эрминия…
— Я люблю тебя, Робер…
Я не моргнул глазом. Это была правда. Меня звали Робер. Я любил это имя, как любят свое собственное, и уже не вспоминал о том, другом.
— О чем ты думаешь, Робер?
— О нас с тобой…
Мы поужинали, в Ницце, в ресторане с видом на море. Потом вернулись домой, как настоящая влюбленная парочка. Впервые в жизни я отправился в свадебное путешествие. Это было прекрасно.
Когда мы вернулись домой, я нашел в почтовом ящике банковское уведомление: перечисление денег уже состоялось. Я глубоко вздохнул. Нет ничего приятнее успеха. Не обязательно такого, который приносит плоды, а просто успеха как такового.
— Ты выглядишь очень счастливым, Робер…
— Я действительно счастлив.
И поскольку счастье всегда нужно с кем-то разделить, я занялся с ней любовью прямо в саду, под громовое стрекотание цикад.
VIII
В последующие дни мы не возвращались в казино. Она, впрочем, по нему и не скучала. Те, кто мошенничает, обычно не любят игру. Для них рулетка или стол для «баккары» — все равно что заводской станок. К тому же, в целях выполнения грандиозного проекта Эрминии, нам нельзя было появляться в подобных заведениях вместе.
Мы принялись спокойно проживать мои деньжата. Не допуская излишеств, но и ни в чем себе не отказывая. Словом, для нас началась эта самая «красивая жизнь»…
Мы валялись в постели до самого позднего утра. Потом я шел купить что-нибудь на завтрак, а она наводила порядок в доме. Мы с ней лопали из одной тарелки ветчину и уматывали до самого вечера в соседний поселок или на пляж. Потом ужинали в дорогом ресторане, распивали бутылочку в кабаре на набережной, возвращались домой и ложились в постель.
Я никак не мог насытиться этой женщиной. Я специально сдерживал себя целый день, чтобы придать больше веса той благословенной минуте, когда мы оказывались наедине, без свидетелей… Когда она наступала, я будто взрывался и разгуливал за пределами жизни, в тех местах, где можно встретить маленьких человечков с ореолом над головой… Но вот в один прекрасный день все это порвалось, огни погасли, и я понял, что никому не дано размозжить собственную голову камнем…
Все началось поутру, когда я возвращался с покупками… Я любил ходить по магазинам. Может быть, вам смешно представить себе, как крутой гангстер торгуется с молочницей или складывает в авоську апельсины? А мне это нравилось. Чего я только не покупал в эти дни: ананасы в банках, икру, всякие изысканные колбаски… Словом, все, чего я был лишен в своем поганом детстве и на что мог тогда лишь таращиться, расплющив нос о витрину.
Когда я ставил сумку на стол, Эрминия вышла из кухни; ее фигуру обтягивал черный шелковый халат с китайскими мотивами.
— Слушай, тебя тут только что спрашивали…
Если вы когда-нибудь решите снять фильм по моим воспоминаниям, не забудьте влепить в этом месте могучие звуки трубы. Да, чтобы передать мое тогдашнее состояние, нужен был большущий кусок Армстронга…
Я посмотрел на Эрминию. Красивые рыжие волосы стянуты в «конский хвост», глаза напоминают очертаниями два миндальных ореха, губы не накрашены, бледная кожа усыпана крохотными веснушками…
— Спрашивали? — пробормотал я.
— Да. Это тебя, похоже, взволновало?
— А кто?
— Да такой забавный коротышка…
Я рассмеялся.
— Так это же домовладелец!
— А, может быть.
— Он ничего не просил передать?
— Нет, сказал, что зайдет после обеда, около двух.
Я пошел к телефону, чтобы рассеять оставшиеся сомнения, и позвонил в свое агентство по недвижимости. Мне ответил сам старичок в черном канотье. Он удивился моему вопросу. Нет, он меня сегодня не спрашивал… Я положил трубку на рычаг, чувствуя, как холодеют руки.
Если меня спрашивал не домовладелец, то кто же? Кроме него, меня никто не знал!
Я окликнул Эрминию, которая, насвистывая, готовила нам еду.
— Что?
— Слушай, какой он из себя, этот твой забавный коротышка?
Она подумала.
— Погоди-ка… Ну, он чем-то похож на хозяина кафе или пивной. Почти лысый, одет совсем обыкновенно, лицо круглое, глаза наполовину закрыты. Знаешь кого-нибудь такого?
Нет, я не знал, решительно не знал; это меня и тревожило.
В моей голове тоненько пищал сигнал тревоги. «Что если это легавый?» — подумал я.
Но это было мало вероятно. Легавые ходят парами, как улитки.