— Я нуждаюсь в тебе, — рычит он. Его голос звучит тихо и хрипло. Он пробегает зубами по моей челюсти, кусается, и сосет, и затем целует меня снова, жестко. Я сжимаю ноги и обвиваю руки вокруг него, сильнее обнимая и прижимая его к себе, решив уничтожить все, что беспокоит его, и он начинает двигаться. Двигаться, словно в попытке забраться еще глубже во внутрь меня. Снова и снова — неистовый, первобытный, отчаянный, и, прежде, чем я потерялась в безумном ритме и темпе, он останавливается. Я испытываю недолгое недоумение по поводу того, что случилось с ним и, что его обеспокоило. Но мое тело берет верх, стирая все попытки думать; я переполнена ощущениями, они растут, поднимаются и я встречаю его толчки, своими ответными толчками.

Слушаю, как он дышит — тяжело, трудно, ожесточенно, — мне на ухо. Зная, что он потерян во мне.

Я громко стону, задыхаясь. Его потребность во мне так эротична. Я уже почти-почти достигаю оргазма, но он уводит меня выше, подавляя меня, забирая меня, — и я хочу этого. Я хочу этого так сильно, — для него и для меня.

— Кончи со мной, — задыхается он, поднимаясь надо мной и разрывая захват моих рук вокруг себя. — Открой глаза, — командует он. — Я хочу их видеть.

Его голос, безапелляционный и непреклонный. Мои глаза вспыхивают, открываясь на мгновение и видят его надо мной. Его лицо напряжено со страстью, его глаза — чувственные и пылающие. Его страсть и любовь — мое освобождение, и в сигнале моего оргазма, я откидываю голову назад, в то время как мое тело пульсирует вокруг него.

— О, Ана! — вскрикивает он и присоединяется к моему кульминационному моменту, двигаясь внутри меня, затем затихает и опадает во мне. Он переворачивается так, что я растягиваюсь сверху него, а он остается внутри меня. Поскольку я прихожу в себя после оргазма, и мое тело уравновешивается и успокаивается, я хочу сделать язвительное замечание о том, каково быть под принуждением и угнетением, но я сдерживаю язык, неуверенная в его настроении. Я смотрю поверх груди Кристиана, рассматривая его лицо. Его глаза закрыты, руки туго сцеплены, обвитые вокруг меня. Я целую его грудь через тонкую ткань его льняной рубашки.

— Скажи мне, Кристиан, что случилось? — Я спрашиваю мягко и с тревогой, ожидая услышать ответ. Может сейчас, пресыщенный сексом, он мне ответит. Я чувствую, что его руки сильнее сжимаются вокруг меня, но это весь его ответ. Он не собирается говорить. Вдохновение покидает меня.

— Я даю тебе торжественную клятву, быть твоим верным партнером в болезни и здравии, поддерживать тебя в хорошие времена и плохие, разделять твою радость, так же, как и твое горе, — прошептала я.

Он замирает. Его единственное движение, — он широко открывает свои бездонные глаза и пристально смотрит на меня, в то время, как я продолжаю свою свадебную клятву.

— Я обещаю любить тебя безоговорочно, поддерживать во всех твоих целях и мечтах, чтить и уважать тебя, смеяться и плакать с тобой, делить мои надежды и мечты с тобой, и утешать во времена нужды. — Я делаю паузу, желая чтобы он поговорил со мной. Он наблюдает за мной, приоткрывает губы, но ничего не говорит.

— И заботиться о тебе до конца нашей жизни. — Я вздыхаю.

— О, Ана. — шепчет он и двигается снова, ломая наш драгоценный контакт, и теперь мы лежим боком друг к другу. Он гладит мое лицо костяшками пальцев.

— Я торжественно клянусь, что буду оберегать и хранить, нежно и глубоко в своем сердце, наш союз и тебя, — шепчет он хриплым голосом. — Я обещаю любить тебя искренне, отречься от всех других, во все времена хорошие и плохие, в болезни и здравии, независимо от того, куда жизнь забросит нас. Я буду защищать тебя, доверять тебе и уважать тебя. Я буду делить твои радости и горести, и утешать во времена нужды. Я обещаю заботиться о тебе и поддерживать твои надежды и мечты, хранить тебя в безопасности. Все что мое, — теперь, и твое. Я даю тебе мою руку, мое сердце и мою любовь, с этого момента и пока смерть не разлучит нас.

Слезы катятся из моих глаз. Его лицо смягчается, он пристальнее смотрит на меня.

— Не плачь, — бормочет он; его большой палец ловит и вытирает редкую слезу.

— Почему ты не хочешь поговорить со мной? Пожалуйста, Кристиан.

Он закрывает глаза, словно от боли.

— Я поклялась давать утешение в тяжелые времена. Пожалуйста, не заставляй меня нарушить мою клятву.

Он вздыхает и открывает глаза, его лицо мрачнеет. — Это поджог, — просто говорит он, и становится вдруг таким молодым и уязвленным.

Вот дерьмо.

— Но больше всего меня беспокоит, что это из-за меня. И если из-за меня… — Он останавливается не в силах продолжить.

— …они могли бы убить меня, — продолжаю я. Он кивает и я понимаю, что наконец-то нашла причину его беспокойства. Я глажу его лицо.

— Спасибо, — шепчу я.

Он хмурится. — За что?

— За то, что рассказал мне.

Он качает головой и тень улыбки касается его губ.

— Вы можете быть очень убедительной, Миссис Грей.

— Тебе следовало бы проанализировать все те чувства и переживания, которые загоняют тебя в могилу. Тебя хватит сердечный приступ, наверное, еще до твоего сорокалетия, а я хотела бы, что бы ты был со мной дольше.

— Миссис Грей, пока смерть не разлучит нас. Когда я увидел тебя на водном мотоцикле, меня чуть инфаркт не хватил. — Он откинулся на кровать и закрыл глаза рукой, и я почувствовала его дрожь.

— Кристиан, это же водный мотоцикл. Даже дети могут управлять им. Могу себе представить, что будет с тобой, когда мы поедем в твой дом в Аспене, и я буду кататься на лыжах в первый раз.

Он вздыхает и поворачивается ко мне, а мне хочется рассмеяться от выражения паники на его лице.

— Наш дом, — подчеркивает он.

Я игнорирую его.

— Я уже выросла и гораздо выносливее, чем кажусь. Когда ты, наконец-то, это уже усвоишь?

Он пожимает плечами и я решила, что пора менять тему.

— Итак о пожаре. Знает ли полиция о поджоге?

— Да. — Его выражение становится серьезным.

— Хорошо.

— Охрана будет усилена, — говорит он, как ни в чем не бывало.

— Я все понимаю. — Я осматриваю его тело. На нем все еще его шорты и рубашка, а на мне футболка. От этой мысли я хихикаю.

— Ты чего? — спрашивает Кристиан в недоумении.

— Ты.

— Я?

— Да. Ты все еще одет.

— О. — Он осматривает себя, потом меня, и на его лице растягивается большущая улыбка.

— Ну ты же знаешь, как тяжело держать свои руки подальше от тебя, особенно, когда ты хохочешь как школьница.

Ах да — щекотка. Ха! Щекотка. Я быстро оказываюсь верхом на нем, но он молниеносно раскусил мой коварный план и схватил мои запястья.

— Нет, — говорит он.

Я дуюсь на него, хотя отлично понимаю, что он на самом деле не готов к этому.

— Пожалуйста не надо, — выдыхает он. — Я не выдержу этого. В детстве меня никогда не щекотали. — Он сделал паузу и я расслабила свои руки, так что ему нет необходимости сдерживать меня.

— Я наблюдал за Карриком с Элиот и Мией. Он щекотал их, и им было так весело, но я… я…

Я приложила свой указательный палец к его губам.

— Тихо, я знаю, — бормочу я и намереваюсь нежно поцеловать его губы, где совсем недавно был мой палец, затем завиток волос на его груди. Недавние воспоминания и глубокая печаль, болью вспыхнули внутри меня, в моем сердце, — представляя Кристиана маленьким мальчиком, — они потрясли меня еще сильнее. Я знаю, я должна сделать что-нибудь для этого мужчины, потому что я так сильно его люблю.

Он обнимает меня и прижимает свой нос к моим волосам, глубоко вдыхает, и в то же время мягко поглаживает мою спину. Я не знаю, как долго мы так лежим, но в конечном счете, я ломаю комфортабельную тишину между нами.

— Какое самое долгое время ты провел, не встречаясь с доктором Флинном?

— Две недели. Почему? У тебя неисправимый порыв все время щекотать меня?

— Нет, — хихикаю я. — Я думаю, что он помогает тебе.

Кристиан фыркает.

— Он и должен, — я ведь плачу ему достаточно. — Он мягко тянет мои волосы, поворачивает мое лицо, чтобы посмотреть на него. Я поднимаю голову и встречаю его пристальный взгляд.