Остановившись у дверей, я взглянул на часы. Четыре двадцать пять.
Факультетский коридор заканчивался арочным окном. По левую руку четыре двери, по правую — только одна, она же единственная и открыта. Кэйти принадлежал второй кабинет слева.
Двойные двери легко подались, и когда я вошел, с грохотом захлопнулись за мной. Звук прорезал тишину, как выстрел. Я вздрогнул. Подавив желание крикнуть «Есть тут кто?», я направился к двери Кэйти и взялся за ручку.
Как ни странно, кабинет оказался заперт. Ошибки быть не могло: на уровне моих глаз красовалась внушительная табличка из нержавеющей стали с надписью «Кэтрин С. Мерон, доктор философии». Инициал «С» означал «Синтия». Свое второе имя Кэйти ненавидела, и мне стало любопытно, зачем его вообще написали. На всякий случай я подергал ручку еще раз. Да, заперто.
Во рту пересохло. Что-то здесь было не так… Даже тишина казалась слишком плотной, неестественной. С улицы не доносилось ни звука. Потом я сообразил: дело в хорошей звукоизоляции — чтобы преподаватели могли спокойно работать, их оградили от городского шума и грохота, с которым приходится мириться остальным.
Я развернулся и подошел к двери библиотеки напротив. Внутри стоял полумрак и, кажется, никого не было. Я вошел и тихонько прикрыл за собой дверь.
Обширное — около пятидесяти квадратных футов — помещение разделял надвое проход, который начинался прямо от дверей и упирался в батарею окон. Примерно треть площади занимали большие прямоугольные столы, на некоторых из них стояли компьютеры. Ни сумок, ни плащей, ни открытых книг, ни работающих дисплеев — словом, никаких признаков человеческого присутствия я не видел. За столами тянулись ряды высоких стеллажей, доверху уставленных книгами по политологии. Дневной свет из-за этих громад едва пробивался, что создавало присущую многим библиотекам мрачноватую атмосферу. В дальнем конце комнаты, под окнами, виднелось еще несколько столов. Они тоже пустовали.
Я все-таки крикнул:
— Эй, есть тут кто-нибудь?
Тихо.
Подойдя поближе к стеллажам, я достал телефон и еще раз набрал номер Кэйти. Снова включилась голосовая почта. Это меня уже не удивило, но лишило остатков самообладания. Если она не здесь, то где, ради всего святого?
Нужно сохранять спокойствие. Может, она закончила сегодня пораньше, а про телефон просто забыла? Хотя в таком случае она уже добралась до дома… где ее как раз поджидает тип, который копался в наших вещах. С какой стороны ни посмотри, хорошего мало.
Я засунул мобильник обратно в карман… и тут мое внимание привлекло нечто странное — на полу, перед одним из стеллажей. Оно едва выделялось на темно-зеленом фоне ковра.
Пятно. Дюйма два в диаметре.
Нервно сглотнув, я наклонился и тронул пятно пальцем. Оно оказалось неприятно влажным. Стоило взглянуть на измазанный палец — и никаких сомнений уже не осталось. Абсолютно никаких.
Это кровь.
И свежая.
Я уставился на пол. Чуть подальше — еще одно пятно, не такое большое. И еще одно… Темные жирные капли. Кровавый след.
Я остолбенел. Господи, только не это. Только не Кэйти. Только не моя жена. Она в жизни никого не обидела. Что угодно, только не это!
— Не теряй голову, — сказал я вслух. — Прекрати паниковать!
Подняв взгляд, в нескольких футах от себя я увидел приоткрытую дверь. Кровавый след тянулся за дверь, в темноту. Я замер и прислушался.
Тут зазвонил мой мобильник. Нет, не мой. Совсем другая мелодия. У меня стояла самая обычная, а эта была веселенькая такая, даже противно. И доносилась она из-за двери.
Смолкла.
Навалилась тяжелая тишина. Я чувствовал, как она давит на меня. Инстинкт умолял бежать что есть ног, спасаться. Но что, если за дверью истекает кровью моя Кэйти? Хотя телефон не ее, это еще ничего не значит.
Я сделал шаг — и остановился. Что я, безоружный, буду делать, если на меня вдруг нападут? Нужно звать на помощь, и побыстрее…
Тут дверь распахнулась, и я увидел высокого мужчину в забрызганном краской голубом комбинезоне, черной маске и перчатках. Он держал нож — с желтой ручкой и длинным изогнутым лезвием. Острие все в крови.
На долю секунды мы оба застыли, напряженно глядя друг на друга. Нас разделяло не больше пяти ярдов. Я даже не успел испугаться: меня словно парализовало на месте.
Мужчина рванулся ко мне — гигантскими шагами, высоко занеся нож — с совершенно очевидным намерением.
Я безотчетно схватил с полки какую-то книгу, швырнул в него и бросился бежать, но в панике забыл, где выход, и повернул в глубь комнаты. Возвращаться было поздно, и я ринулся по проходу к окнам. За спиной пыхтел мой преследователь, стук каблуков по ламинированному полу гнал меня, как затравленного зверя.
Пробегая мимо деревянной тележки с книгами, я резко дернул ее и обрушил убийце под ноги. Он с грохотом в нее врезался, отбросил, и книги полетели на пол. Я выиграл секунду-другую, однако оглядываться не стал и думал только об окнах, надеясь — да что там, молясь! — чтобы они открывались наружу. До земли было футов двадцать, может, больше… Не важно! Главное — выбраться!
Подбежав к первому попавшемуся окну, я дернул задвижку. Заперли, черт бы их побрал! Топот ног позади становился все громче. Когда я, зажатый между двух столов, обернулся, преследователь был уже рядом, а окровавленный нож — в паре футов от моего живота. От ужаса я закричал.
Спас инстинкт: я схватил стоявший рядом стул и ударил, стараясь ножками попасть по лицу и груди преследователя и сбить его с ног. Он закрылся руками, попятился, и мне удалось выскользнуть из-за стола. В глаза бросилась дверь чуть поодаль с табличкой «ТУАЛЕТ» — возможный путь к отступлению. Но думать об этом было некогда. Я давил стулом, пытаясь снова отпихнуть убийцу. Однако на этот раз он среагировал: проворно отскочил в сторону, вцепился в ножку стула и стал выворачивать его.
Так мы боролись несколько секунд, пока он, улучив момент, не достал меня ножом чуть выше локтя. Из-за бешеного выброса адреналина боли я не почувствовал, только крепче стиснул зубы. Сквозь порез в рубашке хлестала кровь. Нож снова рассек воздух, я не успел как следует увернуться, и лезвие полоснуло по щеке. Снова опалило кожу… на шею шлепнулась капля крови.
До меня наконец дошло, что все происходит на самом деле. Я сражаюсь за свою жизнь, потому что этот человек хочет меня убить. А вокруг никого.
Убийца попытался захватить мою ногу и сделать подсечку; потом опять дернул на себя стул и сделал выпад ножом, целясь в диафрагму. Я изо всех сил толкнул стул, выпустил его из рук — и отскочил, больно ударившись о стоящий рядом стеллаж. Противник, похоже, этого не ожидал и чуть не повалился на пол.
Вот он, мой шанс! Я со всех ног — в жизни так не бегал! — кинулся к туалету, зная, что, если облажаюсь, мне крышка.
У меня патологический страх перед смертью от ножа. Боюсь, что меня вскроют, как консервную банку, и останется лишь беспомощно наблюдать, как из тела вытекают кровь и жизнь… Это началось лет десять назад, когда одного моего однокашника закололи в ночном клубе — двумя точными ударами в сердце. Охранник, ничего не подозревая, вышвырнул его на улицу. Там, на тротуаре, он и умер. Вот и мне предстояло то же самое — страшная, собачья смерть.
Ворвавшись в туалет и захлопнув за собой дверь, я обнаружил еще два помещения. Слева женская комната, прямо мужская. Я рванул прямо. Наружная дверь опять распахнулась: преследователь не отставал.
От кабинок у входа я шарахнулся вправо и с трудом удержался на ногах — подошвы заскользили по плитке. За кабинками были писсуары, над одним из них — узкое оконце полтора на три фута, закрытое на старый шпингалет, с которого давно сошла краска. Я вскочил на писсуар, ударом сбил задвижку и надавил обеими ладонями. Окно поддалось. Отчаянно молотя ногами, я стал протискиваться наружу и, когда это наполовину удалось, увидел в шести-семи футах под собой плоскую крышу одноэтажной пристройки. Спасен! Я почти перевалился через подоконник и уже выставил руки, чтобы смягчить удар, как сзади донесся топот, и убийца вцепился в мою ногу. Он попытался задрать мне штанину и добраться до икры, но едва лезвие коснулось моей кожи, я брыкнул что было силы свободной ногой. Видимо, удар пришелся по лицу: преследователь взвыл, а я, лягнув его еще раз, оттолкнулся руками от наружной стены и полетел вниз, будто с вышки в воду.