— Ну хорошо, скажем так — «сдавал в аренду», — предложил Луи.
— «Продавал», ну это же надо!.. Хорошо, пусть будет «сдавал в аренду».
— Договорились. Сдавал в аренду сначала Паскалю Трарье, школьному приятелю, затем месье Гаттеньо, знакомому владельцу автосервиса, потом месье Масиаку, вашему клиенту — в обоих смыслах, поскольку вы к тому же предоставляли ему в пользование игровые автоматы. Месье Гаттеньо, судя по всему, горячо рекомендовал ваши услуги своему другу, месье Прадери. Что до мадам Занетти, состоявшей с вами в интимной связи во время вашего пребывания в ее гостинице, — она, в свою очередь, порекомендовала такое развлечение своему постоянному любовнику, Феликсу Маньеру, — без сомнения, она хотела сделать ему приятное. Может быть даже, таким путем прочнее привязать его к себе.
— Это даже не одна гипотеза, это целый букет!
— И вы по-прежнему не видите в них ничего общего с реальностью?
— Абсолютно ничего, насколько я могу судить. Но, конечно, определенная логика у вас есть. И даже воображение. Думаю, Алекс от души поблагодарила бы вас.
— За что?
— За труд, который вы взяли на себя, чтобы прояснить картину ее жизни… так рано оборвавшейся. — Он перевел взгляд с одного полицейского на другого и добавил: — Хотя ей уже, конечно, по большому счету все равно.
— Вашей матери тоже все равно? А вашей жене? А вашим детям?
— Ну, это уж слишком!
Теперь он поочередно посмотрел Камилю и Луи прямо в глаза.
— А вы знаете о том, господа, что подобные обвинения, не подкрепленные никакими доказательствами, — это чистой воды клевета? За которую, между прочим, тоже предусмотрено наказание.
Тома мне сказал, что он мне понравится, потому что у него имя как у кота. Это мать его так назвала. Но сам он совсем не похож на кота. Он все время смотрел на меня, не отрываясь, и ничего не говорил. Только улыбался как-то странно, как будто собирался откусить мне голову. Меня еще долго преследовал этот взгляд и это выражение лица…
В этом блокноте Феликс больше не упоминался, но в одной из тетрадей обнаружилась короткая запись:
Кот вернулся снова. Он опять долго смотрел на меня, улыбаясь как в первый раз. Потом он сказал, чтобы я перевернулась. Это было очень больно. Им с Тома не понравилось, что я так громко плачу.
Алекс тогда было двенадцать, Феликсу двадцать шесть.
На какое-то время в кабинете воцарилось напряженное молчание.
— В этом букете гипотез, как вы его назвали, осталось прояснить еще одну, последнюю деталь.
— Ну наконец-то. Давайте и в самом деле закругляться.
— Как Алекс удалось разыскать всех этих людей? Ведь события, о которых мы говорим, происходили около двадцати лет назад.
— У вас, я полагаю, есть гипотеза и на этот счет.
— В самом деле есть. Я понимаю, что вам это не очень нравится, но у нас есть некоторые соображения по поводу событий двадцатилетней давности. С тех пор Алекс сильно изменилась, к тому же мы знаем, что она много раз использовала разные имиджи, разные имена. У нее было достаточно времени, чтобы в деталях разработать план действий. Она очень тщательно организовала каждую свою встречу с каждым из этих людей. Для каждого она разыгрывала свою роль, создавала некий образ, с его точки зрения наиболее привлекательный Толстая неряшливая деваха для Паскаля Трарье, сдержанная элегантная дама для Феликса Маньера… Но вопрос по-прежнему остается: как ей удалось найти всех этих людей?
Тома повернулся к Камилю, затем снова к Луи, опять к Камилю — как человек, у которого голова идет кругом:
— Но не хотите же вы сказать…
Он сделал паузу, изображая притворный ужас, затем договорил:
— …что у вас нет своего объяснения на этот счет?
Камиль отвернулся. В такие моменты он чувствовал, что у него поистине чересчур изматывающая работа.
— Разумеется, — спокойно произнес Луи, — у нас есть объяснение.
— О! Ну так поделитесь же со мной!
— Точно так же, как мы полагаем, что вы дали месье Трарье адрес вашей сестры и сообщили ее приметы, — мы полагаем, что вы помогли своей сестре отыскать всех шестерых.
— Но прежде чем Алекс прикончила этих людей… Даже если предположить, что я был знаком с ними со всеми, — он предостерегающе поднял указательный палец, словно подчеркивая всю условность такого предположения, — откуда бы я узнал, где они? Ведь прошло двадцать лет!
— Ну, во-первых, некоторые за эти двадцать лет никуда не переехали. А во-вторых, я думаю, что вы всего лишь сообщили Алекс их имена и старые адреса, а дальнейшими розысками она занималась самостоятельно.
Тома с ироничной улыбкой несколько раз соединил ладони, изображая аплодисменты. Затем резко спросил:
— Ну и зачем же мне это понадобилось?
57
Мадам Прево всем своим видом демонстрировала, что не боится противника. Она вышла из народа, никогда не купалась в золоте, одна воспитала двоих детей и никогда не слышала ни от кого ни слова благодарности и т. д. — все эти максимы отчетливо сквозили даже в самой ее манере абсолютно прямо сидеть на стуле. Она явно настроилась на то, чтобы не дать заморочить себе голову всякими досужими россказнями.
Понедельник, шестнадцать часов.
Ее сын должен был явиться к семнадцати.
Камиль нарочно сделал так, чтобы они не успели переговорить между собой.
В первый раз он увидел мадам Прево в морге на опознании, куда ее попросили приехать. Сейчас ей было предписано явиться, ситуация изменилась, но мадам Прево не признавала разницы — свою жизнь она выстроила как цитадель и теперь полагала себя неуязвимой. То, что она собиралась защищать, находилось внутри. И делать это она намеревалась со всей решительностью. В морге она не стала подходить к телу дочери, дав Камилю понять, что это слишком тяжело для нее. Сегодня, глядя на нее, он сомневался, что она и в самом деле подвержена таким слабостям. Так или иначе, несмотря на ее чопорный вид, непреклонный взгляд, молчаливое сопротивление, все эти манеры несгибаемой женщины, было заметно, что ее впечатлило и место, где происходила беседа, и этот маленький полицейский, ноги которого болтались сантиметрах в двадцати над полом. Пристально глядя на нее, он спросил:
— Что именно вам известно об отношениях Тома и Алекс?
На лице мадам Прево появилось удивленное выражение — она словно спрашивала, какое еще «именно» может быть в отношениях брата и сестры. Она заморгала — немного быстрее, чем было бы естественно. Камиль выждал некоторое время, но игра велась на равных. Он знал, и она знала, что он знает. Это становилось невыносимо. И Камилю не хватило терпения.
— В каком возрасте ваш сын начал насиловать Алекс?
Она разразилась возмущенными восклицаниями. Ну еще бы.
— Мадам Прево, — с улыбкой произнес Камиль, — не принимайте меня за идиота. Больше скажу — я бы посоветовал вам активно помогать следствию, потому что иначе я упеку вашего сына за решетку до конца его дней.
Угроза относительно сына подействовала. С ней пусть делают все что угодно — но если речь зашла о сыне… Однако она не сдавала позиций.
— Тома очень любил свою сестру. Он никогда не тронул бы и волоска на ее голове.
— Возможно, но я говорю не о волосах.
Мадам Прево никак не отреагировала на этот сомнительный юмор. Она лишь покачала головой, то ли желая сказать, что ничего об этом не знает, то ли — что не хочет обсуждать эту тему.
— Если вы все знали и никак этому не препятствовали, вы становитесь соучастницей изнасилования с отягчающими обстоятельствами.
— Тома никогда не трогал свою сестру!
— Что вы об этом знаете?
— Я знаю своего сына.
Опять начиналось это хождение по замкнутому кругу. Нет жалобы, нет свидетелей, нет преступления, нет жертвы, нет палача.
Камиль вздохнул и слегка кивнул головой.
«Тома приходит ко мне в комнату. Почти каждый вечер. Мама об этом знает».