Чтобы расставить все по местам, выскажем догадку, что убить Смауга было главной задачей всей книги, а не одних только гномов. У Толкина было несколько образцов, которыми он мог в этом деле руководствоваться: так, Беовульф убил «своего» дракона в честном поединке, но и сам при этом погиб; Сигурдр из «Эдды» убил Фафнира с помощью нехитрой стратагемы, использовав известное уязвимое место драконов — мягкое брюхо; Витарр должен будет убить дракона Мидгардсомра, или Ящера Средьземелья, когда разразится Рагнарек, то есть конец света, и сделает это так — наступит дракону на нижнюю челюсть, руками возьмется за верхнюю и разорвет чудовище надвое. Последний способ не подходит ни людям, ни хоббитам, способ, избранный Беовульфом, чересчур мрачен, а способ Сигурдра — слишком незамысловат и потому не очень интересен. Поначалу Толкин, впрочем, обдумывал нечто именно в этом роде, но если гномы знают много искусных приемов борьбы с драконами, то и Смауг, надо полагать, в таких делах был не новичок. В конце концов Толкину все–таки пришлось разыграть вариант с «мягким брюхом», но при этом в сцену убийства дракона он добавляет нечто столь же анахроничное по отношению к «героизму» старого закала, как и решение, которое Бильбо принимал в темноте подземелий. Этот новый элемент — «дисциплина».

Как и слово glamour,«дисциплина» ( discipline) —слово, претерпевшее на своем веку множество изменений. В своем первом английском варианте, в Ancrene Wisse,оно означало «бичевание», — отшельницам рекомендовалось укрощать плоть mid herde disciplines.Позже это слово стало означать «обучение» или «натаскивание», особенно в смысле военной муштры, выучки. В XVIII столетии оно относится к комплексу действий, который должен был приводить в состояние боевой готовности оружие британской пехоты — мушкеты «браун бесс». Требовалось наладить оружие, зарядить его, прицелиться, взвести курок и, наконец, выстрелить. При точном и безупречном выполнении этот ритуал делал британские «красные мундиры» неуязвимыми для лобовой атаки (как при Куллодэне [171]), однако в случае неточности или сбоя оставлял англичан, согласно цитате из ОСА, «жертвой презрения и легкой добычей врагов» (как при Фалькирке годом раньше [172]).

В дни Толкина слово «дисциплинированность» стало означать самое ценимое из британских «имперских» качеств характера. «Британская дисциплинированность» выражается в особом хладнокровии и готовности, если необходимо, принять заслуженную кару. ОСА находит это качество трудным для определения. Классический случай яркого проявления этого свойства — поведение пяти сотен моряков во время крушения военного корабля «Биркенхед» в 1852 году, когда пять сотен моряков оказались на тонущем корабле посреди полного акул моря, при том что шлюпок было мало и все утлые. Матросы выстроились на палубе, соблюдая, согласно «Годовому журналу» за 1852 год, «абсолютную дисциплину». Им было разрешено прыгать за борт и плыть к тем нескольким лодкам, которые были спущены на воду. Но капитан корабля обратился к матросам с просьбой не делать этого, так как лодки, в которых уже сидели женщины, неминуемо перевернулись бы и утонули. «До лодок попытались добраться лишь некоторые, не более трех человек, — говорится в отчете. — Героически соблюдая дисциплину, все солдаты были, с погружением корабля, поглощены волнами» [173]. Это событие стало неотъемлемой частью мистического ореола Британии — как и свойство характера, о котором идет речь. В 1916 году лорд Китченер обратился к армии, в которой служил тогда Толкин, с призывом «выказать дисциплинированность и точность под огнем врага», в чем слышна явная установка на пассивную модель поведения. В ранней северной литературе нет ничего похожего. В «Саге об Эрике Рыжем» рассказывается история, напоминающая только что рассказанную: один из героев уступает другому свое место в спасательной шлюпке. Но делает он это по–своему, с характерной бравадой и грубостью [174].

Толкина учили ценить дисциплину с самых ранних лет, и это помогло ему решить проблему Смауга. Смауга убивает Бард Лучник. Это деяние вполне можно назвать истинно героическим. Решающую роль здесь играет стрела, переходившая из поколения в поколение как сокровище рода. До удачного выстрела в дракона Бард — всего лишь безымянный участник массовки, хотя он и руководит обороной. Это он приказал трубить в трубы, вооружиться, наполнить водой все кувшины и разрушить мост, кстати, это последнее остроумное распоряжение на мгновение остановило Смауга, который собирался проникнуть в город по мосту и побоялся, что холодная озерная вода угасит его огонь. Город встречает дракона «тучей черных стрел», выпущенных отрядами лучников под руководством «хмурого человека (звали его Бард), который беспрестанно перебегал от одних защитников города к другим, подбадривая лучников. Именно он заставил отдать приказ о защите города до последней стрелы». Выражение «сражаться до последнего» (to fight to the last round,на английской почве этимологически восходит к эпохе мушкетов) — это, конечно, фразеологизм, порожденный на британской почве именно идеей дисциплины. Толкин перенес в древность этику Ватерлоо и Альбуэры [175]. Когда дракон разрушает город и жители бросаются к шлюпкам, повторяется тот же прием: «…И все–таки небольшой отряд лучников, занявший оборону среди горящих домов, все еще продолжал сопротивление. Отрядом командовал Бард…» Фраза «держать оборону» (to hold one's ground (147)) до 1856 года не была зафиксирована ни в одном из словарей, ее нет даже в ОСА, хотя похожее выражение встречается еще в древней поэме «Битва при Мэлдоне», где англичане призываются «защищать место, на котором стоят» (что им не удается). Это «удерживание места» не приносит данным конкретным лучникам из «Хоббита» никакой пользы, равно как и вреда Смаугу: дракону их стрелы не причиняют никакого вреда, а гибель он находит от последней стрелы, единственной в своем роде, выпущенной Бардом в последнем героическом порыве. Однако в целом сцена выдержана скорее в современном духе, нежели в архаическом: хладнокровие участников, их готовность к любому исходу решающим образом отличают их от берсеркеров (слово «берсеркер» в переводе означает «медвежья рубаха», то есть вызывает ассоциации скорее с Беорном) с их древней «боевой яростью». Смауга удается победить только благодаря дисциплине и тому, что за долгие годы дракон позволил себе расслабиться и утратил бдительность (148), в результате чего броня его пришла в негодность. Кроме того, он по случайности выдал свое слабое место хоббиту, тот сообщил дрозду, и в итоге об этом стало известно человеку.

Смерть Смауга, как и приключения Бильбо в темноте подземелий, дает автору повод на наглядном примере познакомить нас с тем, что такое современное мужество. Противоположность этим сценам представляют Битва Пяти Воинств (где Бильбо исчезает из виду, и героизм демонстрируют другие — Торин, Фили, Кили, Дайн и, в особенности, Беорн), а также, немногим раньше, в главе 15, необычайно усложненная сцена спора между Бардом и Торином В этой сцене лучник и гном противостоят друг другу, причем их противостояние никоим образом не напоминает детски непосредственное «выяснение отношений». Если подытожить предложения, которые Бард делает Торину, получится следующее: 1) я убил дракона, следовательно, заслуживаю награды; 2) я — наследник Гириона, властителя Дейла, а значительная часть сокровищ Смауга похищена именно у Гириона, поэтому я должен получить свое богатство обратно; 3) Смауг уничтожил Озерный Город, и множество людей осталось без крыши над головой, но эти люди помогли гномам на пути в Гору, и они заслуживают того, чтобы гномы вернули им долг, тем более что дракон напал на город по вине гномов (хотя, точнее говоря, произошло это по вине Бильбо). На все эти соображения, в оригинале разбавленные тяжеловесными риторическими вопрошаниями, Торин отвечает в том же стиле, нарушая, правда, очередность. Пункт 1) он игнорирует вообще — возможно, просто из гордости; пункт; 2) отвергает на том основании, что Гирион умер и не может претендовать на свою долю сокровищ; пункт; 3) принимает только частично, что вполне в духе гномов: он предлагает честно оплатить затраты на их содержание в городе и на прочую помощь, однако отказывается возместить потери, связанные с нападением дракона, поскольку за нанесенные Смаугом разрушения отвечает Смауг, но никак не он, Торин. Наконец, Торин заявляет, что под давлением вообще никаких переговоров вести не будет, и сам задает риторический вопрос: «Мне хотелось бы спросить тебя, какую долю сокровищ отдал бы ты моим родственникам, обнаружив под Горюй никем не охраняемые богатства, а нас — мертвыми?»