— К адвокату Фрэнка? Пожалуй. Ты можешь обратиться к Мики… — У Милтона была привычка повторять ее слова, причем она не могла понять, согласен он с ней или не согласен, или вообще не пришел ни к какому выводу.

— Мне важно заполучить половину акций, — сказала она, — остальное меня не интересует.

Милтон взял фотоаппарат и посмотрел на нее через видоискатель. Чем бы он ни занимался, он всегда помнил, что в первую очередь он фотограф.

— Не знаю, Джо, — прошептал он. — Может, волосы по-другому уложить?

— Сам вижу. Не ворчи! Я уже думал об этом. — Она почувствовала, как пальцы Джо впились ей в голову. Он распустил ей прическу и стал заново укладывать волосы, переделывая все, над чем Кеннет так усердно бился утром в гостинице.

— Вот так лучше, — заметил Милтон дважды щелкнув фотоаппаратом. — Так лучше. — Он тихо повторил это еще несколько раз. Джо налил два бокала шампанского, и вдвоем они изучающе уставились на нее.

— Натяни-ка чулки, крошка, — сказал Джо. — Так, чтобы они играли на тебе. — Он поправил освещение, затем обошел ее сзади и поставил задник, обтянутый черным бархатом.

Милтон хмуро кивнул.

— Ты получишь не пятьдесят процентов, — произнес он, беря в руки фотоаппарат.

Откинувшись на изогнутую спинку деревянного стула и вытянув вверх ногу, она натягивала черный чулок. Услышав, что сказал Милтон, она замерла в напряженном ожидании.

— Что это значит, черт побери? — спросила она, неожиданно придя в ярость.

Милтон ухмыльнулся.

— Ты получишь пятьдесят один процент акций, Мэрилин, — успокоил он. — Я хочу, чтобы контрольный пакет принадлежал тебе.

— Значит, ты хочешь, чтобы я управляла компанией “Монро-Грин продакшнз”?

— Мы назовем ее “Мэрилин Монро продакшнз”. Это твоя компания, Мэрилин. Вот что это значит.

Она резко откинулась на спинку стула, чуть не опрокинувшись вместе с ним назад, и засмеялась счастливым смехом. Она радовалась не столько тому, что наконец-то станет самостоятельной женщиной, но больше всего тому, что такую возможность ей предоставил Милтон, а значит, она сделала правильный выбор. Послышалось жужжание фотоаппарата, потом щелчок.

— Пре-крас-но! — прошептал Милтон с типичным нью-йоркским акцентом. И она не сомневалась, что на этих фотографиях она будет выглядеть более сексуальной и счастливой , чем когда-либо раньше.

— Возьми-ка телефонную трубку, — сказал ей Джо. — Как это делают девочки Варгаса из “Эсквайра”.

Она послушно поднесла к уху телефонную трубку. Потом вдруг, просто так, из озорства, набрала номер, который оставил ей Джек. Милтон продолжал снимать ее. В трубке послышались гудки, затем густой раскатистый голос с явным бостонско-ирландским акцентом произнес:

— Секретарь сенатора Кеннеди.

Она попросила соединить ее с сенатором и тут же почти физически ощутила негодование, исходившее с другого конца провода, — должно быть, ирландец, ответивший на ее звонок, будучи истинным католиком, не был в восторге от ее знаменитого имени и не одобрял ее поведения. Она услышала, как он тяжело, будто припечатав, положил на стол трубку; до нее донеслось приглушенное жужжание разговора на другом конце провода — ей показалось, что она услышала женский смех, — затем чей-то громоподобный голос выкрикнул:

— Джек, тебе звонит блондинка.

Звонит блондинка? Она чуть не задохнулась от возмущения. К телефону подошел Джек.

— Ну что, Дэйвид помог тебе выбраться из гостиницы? — спросил он. Он говорил шепотом, и она с трудом слышала его.

— Да, спасибо. Я на свободе, сердце мое свободно, и я свободно гуляю по городу. — Она хихикнула. — Только тебя почему-то здесь нет?

— Я немного замотался здесь…

— Вот как. Помнится, в Лос-Анджелесе ты намекал, что бросишь все свои дела, как только я приеду в Нью-Йорк? Ну вот, я здесь?

— Я приеду завтра.

У нее чуть не сорвалось с языка, что она — не просто “блондинка” и ждать не привыкла, что завтра, возможно, у нее будет другой, и вообще, пусть он не беспокоится. Но что-то ее остановило.

— Угадай, что я сейчас делаю? — произнесла она завлекающим тоном.

— Ну, э-э… не знаю…

— Я сижу на стуле, слегка запрокинувшись назад, и, вытянув вверх ногу, натягиваю черный нейлоновый чулок и пристегиваю его к поясу. И между прочим, на мне нет трусиков.

Последовало длительное молчание; она услышала, как он возбужденно сглотнул слюну.

— Мне бы хотелось на это посмотреть, — произнес он.

— Ну, если бы ты, парнишка, был сейчас здесь, ты бы все это увидел.

— Может быть, ты сможешь… м-м… повторить эту сцену для меня завтра?

Она послала в трубку сочный поцелуй.

— Ох, терпеть не могу повторяться, ласточка, — ответила она. — Куй железо, пока горячо; бери, пока дают — вот тебе мой совет.

— Откуда ты звонишь, черт побери? — воскликнул он раздраженно, и она поняла, что попала в цель, пробудила в нем дремавшее в глубине души желание обладать ею. Она проучит его: пусть представит, что он теряет, пусть знает в следующий раз, что ее любовь надо заслужить.

— Я сижу в компании двух божественных мужчин. Мы пьем шампанское и развлекаемся .

— Что?

— Я развлекаюсь с двумя мужчинами. — Она рассмеялась. — Все в порядке, радость моя. Меня фотографируют.

Он натянуто засмеялся.

— Ну, конечно. Как я сразу не понял.

Никому другому она не простила бы этого самодовольного тона. Пару раз, разозлившись на Джо, она звонила ему по телефону и осыпала ласковыми словами, находясь в это время в постели с другим мужчиной. Это позволяло ей ощущать себя независимой женщиной, хозяйкой положения. Она представляла, как он сидит у телевизора и, приглушив звук, рассказывает ей, как он долетел, в какой гостинице остановился, и даже не подозревает, что в этот самый момент она лежит в постели с другим.

— Ты поужинаешь со мной завтра? — спросил он, прервав ее размышления. — В “Карлайле”?

— Конечно.

Это было нетрудно устроить. Она скажет Уайлдеру, что ей нужно побыть вечером с Джо, а Джо — что будет ужинать с Уайлдером (им нужно обсудить ее роль в фильме); вряд ли они встретятся друг с другом. Правда, когда начнутся съемки, видеться с Джеком будет труднее.

— Мне надо бежать, — сказал он все еще шепотом. — До завтра.

Она послала в трубку еще один поцелуй.

— Жду с нетерпением. — Она нажала на рычаг и широко улыбнулась Милтону. — Где находится “Карлайл”? — спросила она.

Он ответил не сразу, как будто она задала ему трудный вопрос. Сменив линзы, он перезарядил фотоаппарат, проверил выдержку и только тогда посмотрел на нее.

— На углу Мэдисон-авеню и Семьдесят шестой улицы, — ответил он. В его глазах резко блеснул понимающий огонек; они смотрели на нее, как две точки от восклицательных знаков. — Номер Джека Кеннеди на двадцатом этаже, — добавил он тихо.

На мгновение она почувствовала, что теряет самообладание: очень уж он умный этот господин Сияет Как Пятак. Но он улыбнулся ей своей по-детски печальной улыбкой, и она счастливо расхохоталась. Фотографии будут изумительными, впереди ее ждет новая любовь и заманчивое будущее.

“Я и впрямь самая везучая девчонка на свете”, — подумала она, скрещивая пальцы, чтобы не сглазить.

Любовь каждый раз вселяла в нее оптимизм и новые надежды.

Она вошла в зал, обставленный дорогой мебелью, как в старинном английском клубе (правда, ей самой никогда не приходилось бывать в таких клубах, но так они выглядели в фильмах). На стенах висели старинные гравюры с изображениями кораблей. Темная полированная мебель из красного дерева, диваны и стулья, обтянутые блестящей узорчатой кожей, напоминали ей ресторан “Браун-Дерби” в Голливуде, где у них с Джонни Хайдом был свой столик.

В дальнем конце зала она увидела чуть приоткрытую дверь и прошла туда. Джек лежал в постели и читал финансовый раздел “Нью-Йорк таймс”. К ее удивлению, он был в очках, но тут же снял их. Рядом е кроватью на тумбочке в ведерке со льдом стояла бутылка шампанского. Он налил ей бокал, и она села на кровать рядом с ним.