— В чем дело, Кит? — спросил я его.

— Не слишком много звезд вы здесь видите, — промолвил он голосом, в котором угадывалась примесь печали. Эта сторона характера Карсона мне открылась впервые.

— Да, конечно, — согласился я. — Если сравнивать с просторами Запада, где можно подняться ночью на вершину горы и наслаждаться созерцанием обширнейших просторов Вселенной, несравненными красотами небес…

— Верите в небеса, Эдди?

— Разумеется. Ибо разве не слышим мы в трогающей душу музыке высокой поэзии отзвуки высшей, божественной, небесной красоты царства ангелов?

— Не все верят в ангелов, — сказал Карсон, опуская взор и ногу на мостовую. — И в небеса не все верят. Индейцы, например. К примеру, племя моей жены. Их мертвые попадают в такой же мир, как и наш. Лагерь Другой Стороны, так они его называют. Те же горы, те же животные, те же…

Внезапно Карсон замолчал, замер и напрягся. В свете газового фонаря я различил на лице скаута выражение сосредоточенного внимания. И тут же меня оглушил грохот стремительно приближающейся повозки, цокот копыт и лязг металлических колесных ободов о булыжную мостовую. Голова моя инстинктивно повернулась в сторону источника шума, и кровь застыла в жилах.

На меня неслась парная пожарная упряжка! Две лошадиные морды с разметанными над ними гривами стремительно приближались, а я, оглушенный неожиданностью и заторможенный воздействием пунша, замер, как замирает на месте представитель вида Herpestes edwardsi,индийский мангуст, загипнотизированный взглядом кобры. Я представил, как в следующий момент превращусь в ужасную массу переломанных костей, разорванной плоти и брызжущей крови. Я закрыл глаза и вознес к небесам безмолвную молитву — единственное, что я мог сделать в этот ужасный момент.

Тут я ощутил сильнейший толчок, лишивший мою грудь воздуха, и полетел на мостовую. Бешеный пожарник прогрохотал в каких-то дюймах от того места на мостовой, куда я рухнул под тяжестью тела Карсона, который, не помышляя о своей безопасности, в мощном прыжке отбросил меня в сторону в последний момент.

Грохот повозки удалялся. Карсон перевалился с моего тела в сторону, вскочил и посмотрел вслед удаляющемуся экипажу. Затем повернулся ко мне и протянул руку, помогая подняться.

— Вы в порядке. Эдди?

Не сразу смог я ответить. Восстановив способность дышать, я открыл наконец рот и произнес:

— Благодаря вашим самоотверженным и своевременно предпринятым действиям, я совершенно не пострадал. Единственным негативным следствием этого прискорбного инцидента является незначительный ушиб правой руки вследствие падения на мостовую.

— Он даже не пытался затормозить, — задумчиво молвил Карсон. — А ведь не заметить вас никак было нельзя. Свету здесь хватает.

— Объяснение этому я готов дать немедленно, — продолжил я речь, полностью овладев собой. — Прискорбной чертой нашего города является то, что добровольные пожарные дружины формируются большей частью из представителей беднейших, можно сказать, деградировавших жителей трущобных окраин. Для большинства из этих так называемых пожарных членство в дружине равнозначно разрешению управлять своими повозками, как им заблагорассудится. Однажды на моих глазах пожарный обоз врезался в переполненный пассажирами омнибус, опрокинув его и высыпав людей на мостовую. Нередки случаи, когда пожарные, следуя к месту возгорания, причиняют больший ущерб, чем пламя пожара.

— Пожара-то поблизости никакого нет, насколько я могу судить, — Карсон вытянул руку в направлении движения пожарной повозки. — Видите там хоть какой-нибудь отблеск?

Я всмотрелся в указанном направлении и, действительно, не заметил в темном небе никакого зарева, обычного в случае городских пожаров.

— Нет, ничего не видно.

— И не слышно. И запаха нет.

— Возможно, возгорание имеет место где-то вдали, вне радиуса вашего весьма острого восприятия.

— Возможно, — с явным сомнением согласился со мною Карсон.

— В любом случае, Кит, я обязан вам самим фактом своего существования. Идемте скорее, я хочу поведать дорогому моему семейству, как вы вырвали меня из пасти смерти.

Лишь только уста мои покинули эти слова, как я ахнул, пораженный внезапным озарением.

— Что еще стряслось? — спросил Карсон.

— Понял! — воскликнул я. — Вот решение загадки, мучившей меня по дороге домой. Это началось с реплики, брошенной этой негодной особой по имени Нелл. Она предположила, что партнер ее «не откусит ей голову». Помните этот момент, Кит?

— Ну и что?

— Ну ладно. Главное вот что: это замечание вызвало у меня какие-то полузабытые ассоциации, которые прояснились, как только я сам упомянул «пасть смерти».

Я схватил Карсона за руку и крепко сжал ее.

— Это был Мазеппа!

— Не понимаю, Эдди.

— Во время разговора с Гарри Праттом я спросил его, принимал ли мистер Уайэт гостей. Как вы, без сомнения, помните, Пратт ответил утвердительно, сообщив, что в доме появлялся джентльмен весьма примечательной наружности. Невысокий, но сильный, гордый, привлекательной внешности, с роскошными черными волосами и шрамом на физиономии. Мне сразу же показалось, что Пратт описывает какую-то персону, уже мною хоть раз где-то встреченную. Я мучительно размышлял, но не мог вспомнить. И вот теперь все прояснилось. Это был Мазеппа.

— Кто?

— Великий Мазеппа! Всемирно известный укротитель львов мистера Барнума, не так давно трагически погибший. Свирепый обитатель джунглей, лев Аякс, раздробил укротителю череп во время коронного номера, когда Мазеппа сунул голову в разверстую львиную пасть.

Глава пятнадцатая

Карсон несколько охладил мой пылкий восторг по поводу определения личности таинственного посетителя Уайэта. Он предположил, что среди многотысячного населения Нью-Йорка может найтись еще кто-либо, вполне подходящий под описание, данное Праттом. Вынужденный с этим согласиться, я все же не утратил уверенности, что указанный индивидуум — именно Великий Мазеппа.

В чем мы с Карсоном сошлись, так это в необходимости посетить заведение Барнума и, чтобы внести ясность в обсуждаемый вопрос, побеседовать с ближайшими знакомыми Мазеппы. Возможно, кто-либо из них сможет пролить свет на связь между укротителем и Уильямом Уайэтом.

Приняв это решение, мы вошли в дом миссис Уитэйкер и поднялись по лестнице.

Войдя в квартиру, мы сразу же направились в гостиную. Глазам открылась картина невыразимой прелести. Яркий свет аргановых светильников заливал наших дорогих близких, мирно наслаждавшихся вечерним домашним уютом. В кресле восседала госпожа Мария Клемм в своем обычном темном одеянии и белом кружевном чепчике. Она трудилась над вышивкой, композиционным центром коей выбрала девиз «Господь благословит вас!». К этому лозунгу устремили свой полет, вытянули стебельки и головки всевозможные птички, бабочки, цветочки и ягодки, вышитые в различной технике этого вида изобразительного искусства.

Напротив, на кушетке, расположилась моя милая жена. На коленях она придерживала открытую книгу. В этот момент она как раз коснулась кончиком указательного пальчика правой ручки своего высунутого язычка, розового и весьма изящного: Сестричка собиралась перевернуть страницу. Левой рукой она обнимала за плечи и прижимала к себе сына Карсона Иеремию, уже прикрывшего глаза и склонившего голову. Видно было, что мальчик задремал, слушая чтение.

И как детали, завершающие эту идиллическую картину, подчеркивающие ее ангельский мирный характер, в центре комнаты на ковре рядышком свернулись клубочками собака Карсона и наша прелестная кошечка Каттарина.

Путаница, увидев нас, тотчас отложила свою вышивку. Встав, она обошла возлегших вплотную друг к другу животных и подошла к нам. Сестричка, не желая тревожить заснувшего мальчика, подняла голову, тепло улыбнулась и приветственно помахала свободною рукой.

— Эдди! Мистер Карсон! — воскликнула Путаница. — А мы-то вас ждем не дождемся. Как у вас дела?