Но есть люди, которым они не нравятся, которые считают себя выше их, смеются над ними…
Наташа обернулась к Андрею Ивановичу.
— Андрей Иванович, что вы вообще думаете о справедливости?
— Как вообще о справедливости?
— Видите ли… Один человек как-то сказал мне, что справедливость — это мечта слабых. А сильным она не нужна. Что вы скажете на это?
Андрей Иванович усмехнулся.
— Я не знаю, кто это тебе сказал. Но ясно одно, что этот человек не был ни сильным, ни справедливым. «Сильным не нужна справедливость!» Да это же парадокс. Совсем наоборот! Только сильный человек и может быть по-настоящему справедливым. Ведь что такое несправедливость? Это отголосок того древнего инстинкта, который человек унаследовал от своих предков — зверей. А у зверей, как ты знаешь, один закон: ешь или тебя съедят. Только тогда человек стал окончательно человеком, когда он смог подняться над этим законом джунглей. Но отголосок его остался в людях до сих пор. Не так просто вытравить инстинкт, выработанный тысячами поколений. Только по-настоящему сильный, сильный духом и волей человек может сбросить с себя его оковы и стать до конца справедливым и честным. И таких людей у нас становится все больше и больше…
Наташа молчала. Она смотрела на Андрея Ивановича и видела перед собой Сашу. Вот так же горячо и страстно говорил о справедливости и он. Но до сих пор она думала, что все это лишь отвлеченные рассуждения. В спорах Саши с Валерием она нередко становилась на сторону Валерия только потому, что он более красиво строил фразы и подбирал более эффектные выражения. К тому же в этих спорах он всегда старался подчеркнуть свою силу, независимость, презрение к слабости.
И вот теперь этот «сильный» и «талантливый» человек, обворовавший в тайге своих товарищей, бежал от них только потому, что они не могли идти так же быстро, как он. Бежал сразу после того, как у них ничего не осталось. Бежал потихоньку, ночью, украв последнее, что у них было ценного, — ружье. А ведь еще совсем недавно она им восторгалась. Защищала его!..
Наташа прикрыла руками лицо, чтобы скрыть от Андрея Ивановича краску стыда, заливавшую ее щеки. Но старый геолог был неумолим. Словно читая ее мысли, он продолжал горячо и взволнованно говорить о справедливости и честности, о сильных и благородных людях, о красоте человеческих отношений.
— Да, Наташа. Настоящих людей становится все больше и больше. А ничтожные людишки, вроде Валерия, в конце концов поймут, что так жить нельзя. Я не думаю, чтобы Валерий был окончательно испорченным человеком. Его, видимо, слишком избаловали и захвалили. Но жизнь заставит его перемениться. Она хорошо излечивает от таких уродств.
Наташа отняла руки от пылающего лица.
— Андрей Иванович, а ведь это он, Валерий, сказал однажды, что сильным людям не нужна справедливость.
— Я это сразу понял, — сказал Андрей Иванович. — И что же, с ним все согласились?
— Нет! У нас в классе было столько споров на эту тему! Особенно между Валерием и Сашей. Это целая история! Года четыре назад наши мальчишки создали общество «честных и справедливых». Командором его был Саша. Валерий сначала тоже был с ними, но потом из-за чего-то поссорился с Сашей и стал смеяться над чесовцами. «Собрались, — говорит, — одни слабачки и выдумывают всякую чепуху для своей защиты…»
— Это Сашу-то он назвал слабачком? — перебил ее Андрей Иванович.
— Да. Видите ли… У Саши нет отца…
— Он что, на войне погиб?
Наташа замялась:
— Я не знаю… Но Валерий говорил мне, что у Саши… совсем не было отца.
— Что за вздор! — воскликнул Андрей Иванович.
— Ну, как вам сказать…
— Я не об этом! — снова перебил ее геолог. — Я говорю, как можно считать слабеньким мальчишку, у которого нет отца! Неужели какой-нибудь оболтус, до тридцати лет сидящий на шее своих родителей, сильнее человека, который с раннего детства вынужден пробивать себе дорогу в жизни?
— Так говорил Валерий…
— Да как же вы могли терпеть такого болтуна?
Наташа покраснела еще больше, а геолог поднялся с места и нервно зашагал по поляне.
— Саша слабачок! — повторил он, обращаясь скорее к себе, чем к Наташе. — Да знаешь ли ты, какой он слабачок?
Он снова подсел к ней и, немного помолчав, заговорил тихим взволнованным голосом:
— Ты помнишь тот день, когда заблудилась в тайге?
— Да, конечно.
Андрей Иванович снова помолчал. Он смотрел теперь куда-то вдаль, и глаза его стали такими же грустными и добрыми, какими они были в тот вечер, когда он рассказывал ей о девушке с голубыми глазами.
— В тот день Саша едва не утонул в трясине, — сказал он тихо.
— Я помню это…
— А знаешь ты, почему это произошло?.
Наташа покачала головой. Андрей Иванович поправил костер, подбросил в него сучьев и, не оборачиваясь, заговорил еще тише:
— Когда мы расходились на поиски, договорились, что если с кем-нибудь из нас случится несчастье, надо выстрелить два раза подряд в воздух, чтобы остальные поспешили ему на помощь. И такое несчастье произошло с Сашей. Он случайно забрел в болото. На другое утро я специально ходил туда: болото страшное. Мальчишка был на волосок от смерти. И все же он не сделал условленных выстрелов. Не сделал потому, что это отвлекло бы нас от поисков…
Андрей Иванович перевел дыхание.
— В тот вечер я готов был поклониться этому, «слабому» мальчишке, — закончил он совсем тихо и снова посмотрел куда-то вдаль. Глаза его были по-прежнему мягкими и добрыми, и глубокая грусть светилась почему-то в них все время, пока он рассказывал о подвиге Саши, который, наверное, и сам не подозревал, что это может быть названо подвигом.
— Ну, а теперь спать! — проговорил Андрей Иванович через минуту обычным ровным голосом. — Для нас сейчас самое главное — это набрать сил на оставшуюся часть пути. Мы обязаны, — понимаешь, обязаны! — дойти до лагеря. А остаться здесь — это самое легкое, Что можно придумать в нашем положении. Но ведь мы с тобой тоже не слабачки?
Наташа несмело улыбнулась и закрыла глаза. В ее памяти отчетливо встала картина того вечера, когда они сидели в темноте у разбитого самолета и ждали Сашу. Она будто снова увидела большой яркий костер, высокую мрачную стену деревьев и на фоне всего этого его самого — босого, с ног до головы вымазанного грязью…
Новое большое чувство переполнило сердце девушки, и она в первый раз в жизни поняла, что сильнее этого нет и не может быть ничего на свете.
— Саша… Милый Сашка, — беззвучно шептала она, — спрятав лицо в душистую хвою пихты. — Неужели я, больше не увижу тебя? Неужели мы так и не дойдем до лагеря и ты никогда не узнаешь, что я люблю тебя…
Проснулась Наташа от глухого неясного стука. Она приподняла голову и увидела Андрея Ивановича. Стоя на коленях, он раскапывал молотком небольшую зеленую горку. На лбу его блестели капли пота. Но большие ввалившиеся глаза смотрели задорно и весело. По временам он даже напевал себе под нос, видимо, очень довольный своей работой.
— Вот это да!.. — воскликнул он, разгибая наконец спину и оборачиваясь в сторону Наташи. — А ты, оказывается, не спишь! Представь себе, мы снова расположились на рудоносной жиле!
Наташа встала. Обед из раков и сон немного восстановили ее силы, и она чувствовала себя бодрее, чем утром.
— Опять жила? — сказала она, подходя к Андрею Ивановичу и заглядывая ему через плечо.
— Да. Вот полюбуйся, пожалуйста.
Она склонилась над небольшим углублением, сделанным геологом, но увидела лишь знакомый ей кварц. Наташа присела на корточки и загородила глаза от солнца. Вначале она не видела ничего, кроме этого блестящего молочно-белого камня, резко выделяющегося на фоне густой травы, но, присмотревшись внимательнее, заметила, что вся поверхность кварца покрыта большими зелеными пятнами разных оттенков, от бледно-зеленого цвета незрелого яблока до изумрудной зелени весенних лугов. Наташа оживилась. Причудливо чередующиеся и переплетающиеся друг с другом оттенки создавали узоры, напоминающие чудесные зеленые цветы.