— Нет, конечно нет, — Имоджен изобразила лучшую из своих улыбок. — Просто не верится в то, что случилось. Это было как сон.

— Вся эта неделя кажется сном, — Том подошел к перилам, встав рядом с ней. — Словно мы оказались в совершенно изолированном мире без связи с домом.

Она кивнула.

— Да, дома, по пробуждении, мы, верно, испытаем шок.

— Пока еще не надо просыпаться. — Уступая искушению, Том взял ее руки в свои, повернул ее к себе. — Можно немного продлить сон.

— Сон? — повторила она хрипло.

Что я делаю? — удивлялся себе Том. Он сам не понимал пока, что собирается сказать Имоджен, и рациональная часть его существа подсказывала — он совершает ужасную ошибку. Но вела его другая сила.

— Здесь мы не те же люди, какими были в Лондоне, — сказал Том. — Там мы желали разного, но здесь… возможно, здесь мы желаем одного и того же. Я знаю, чего хочу. Хочу снова поцеловать тебя. Опять прикоснуться к тебе. Не хочу провести еще одну ночь на той чертовой кушетке, думая о тебе и желая быть рядом с тобой.

Имоджен смотрела на него широко раскрытыми, изумленными глазами. Ее губы шевельнулись, но Том поспешил опередить девушку, боясь услышать ее ответ.

— Знаю, ты все еще тоскуешь по Эндрю. Ищешь идеал, которому я не отвечаю. Я просто подумал, что, пока мы здесь, может быть, попробовать создать идеальные отношения? Мы оба знаем — это не по-настоящему, но у нас есть две недели. Почему не использовать их по максимуму?

— Ты хочешь сказать — устроить настоящий медовый месяц? Словно мы действительно решили следовать данным обетам?

— Да. Нет речи о том, что это навечно, — поспешил добавить он. — Как только мы вернемся в Лондон, все можно будет забыть. Но сейчас… что ты думаешь?

Пальцы Имоджен переплелись с пальцами Тома. Это не навечно, сказал он. Ей будет больно, когда придется возвращаться к старому, приходить на работу и приветствовать его просто как своего начальника.

Но больно будет в любом случае. Вот что случается, когда влюбляешься в человека, подобного Тому. Может, две недели лучше, чем ничего? Ей хотя бы будет потом, что вспомнить.

Радуйтесь друг другу, сказал старец. Итак, радоваться или вести себя разумно?

Она выбрала радость. Да и как она сможет сопротивляться сумасшедшему желанию следующие две недели?

— Думаю, это очень хорошая идея, — произнесла она.

Том мгновение смотрел на нее, едва веря своим ушам, а потом его глаза вспыхнули, лицо просияло. Он сгреб ее в объятия и начал яростно, жадно целовать…

С острова они уезжали начальником и подчиненной, вернулись туда мужем и женой.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Если не считать, что на самом деле они не были ими. Все понарошку. Имоджен чуть не споткнулась от внезапного отрезвления.

Том шел позади. Прижав ее в двери, он опять начал целовать ее.

— Что такое?

— Ты… не думаешь, что мы будем потом жалеть? — неуверенно спросила девушка, пытаясь уцепиться за последние остатки здравого смысла. — Нам придется работать вместе, — проговорила она с трудом, потому что его губы бродили сейчас по ее шее. — Как мы будем тогда, если мы?..

— Как мы будем следующие две недели, если мы не?.. — Пальцы Тома потянули застежку молнии на ее платье вниз. — Давай забудем, что мы вместе работаем.

От уверенности его прикосновений Имоджен затрепетала. Не так-то просто будет забыть, но трезво мыслить она уже не могла. Его руки уже были везде, губы рушили все преграды между ними.

— Давай думать только о настоящем, — шептал Том в ее ухо.

И Имоджен послушно запретила себе беспокоиться о будущем.

Последующие дни навсегда остались в памяти Имоджен полными сияющего счастья. Девушка желала бы навечно остаться на острове Кокосов. Ей нравились здешние краски, запах высохшей скорлупы кокосовых орехов на пляже, горячий ветер, шелестящий в верхушках пальм.

А больше всего ей нравилось быть рядом с Томом. Долгие страстные ночи, утренние часы, когда он возвращался с ранней прогулки, чтобы разбудить ее, вечера в тени пальм. Она обожала каждое его прикосновение, каждую секунду, когда можно повернуться и дотронуться до него.

Но за удовольствием постоянно пряталось осознание — это не навсегда. Имоджен отчаянно пыталась забыть, что скоро все кончится, но, часто, в самый неподходящий момент, некий внутренний голос ставил ее на место. Дни летели, приближая миг, когда придется вернуться в серый Лондон. А затем внезапно наступил их последний вечер на острове.

Опершись о перила террасы рядом с Томом, она следила, как солнце опускается в море, переливающееся всеми оттенками красного.

Я не готова! — хотелось закричать ей. Я не могу!

И все же придется смириться с неизбежным. Последний раз они смотрят вместе на закат. Последний раз сидят в полумраке, следя за летучими мышами. Последний раз слушают хор насекомых.

Последний раз они будут заниматься любовью на этой громадной постели…

Она ведь знала — этот момент наступит.

— Завтра в это время мы будем в Лондоне.

— Да, — угрюмо подтвердил Том.

Ему бы радоваться. Скоро он вернется в офис, ко всему знакомому и привычному. Снова станет держать свою жизнь под контролем.

Тут все было иначе. Тут он забыл о главном принципе своей жизни — не допускать никакого вмешательства в свои чувства. Дал себе расслабиться, растворился в Имоджен. Вначале мысль казалась разумной. Зачем мучиться целых две недели, если можно заключить договор между двумя взрослыми, пришедшими к согласию людьми? Установить определенный лимит времени, а потом распрощаться без взаимных упреков. Все просто.

Только он не рассчитывал, что так быстро привыкнет к Имоджен. Ее смеху, теплу и дикой, необузданной страсти, которая охватывала их обоих в постели. Не рассчитывал на тоску своего тела по ее телу. Всегда такой сдержанный, теперь он постоянно норовил прикоснуться к ней, уткнуться в нее лицом, согреться в лучах ее улыбки.

Ничего подобного больше не будет.

Том пытался уверить себя, что все образуется, что работа отвлечет его, но достаточно ему было представить, как он будет спать, зная — ее нет рядом, его охватывала тоска.

— Возможно, все изменится, когда мы окажемся дома, — сказал он, надеясь, что говорит правду.

— Уверена, — радостно согласилась Имоджен. — Тут было замечательно, но мы же знаем — это не по-настоящему. А там нам сразу придется разгребать завалы, накопившиеся за наше отсутствие. Вспоминать будет некогда.

Как она уверена, подумал Том. С другой стороны, почему нет? Они же заключили сделку. Ему ли обвинять ее за честное выполнение поставленных условий? Закат был красив, как никогда, но Том не обращал на него внимания. Слишком велики были его смущение и растерянность. Как это случилось? Когда он начал так чувствовать?

Как легко было с Джулией! Он точно знал, чего и как. Но с Имоджен… Том никогда не чувствовал то, что теперь. Умом он понимал — Имоджен последняя, в кого он мог бы влюбиться. Но каким-то непостижимым образом она стала важна ему в чем-то, что и объяснить нельзя. Он лишь знал: без нее жизнь покажется ему нестерпимо блеклой.

Если это любовь, Тому она не нравилась.

Совсем не похоже на радостное чувство, описываемое Имоджен. Нет, здесь выворачивающее наизнанку ощущение, что стоишь на краю пропасти.

А если это не любовь? Том не доверял своему новому чувству. Слишком оно неудобное, незнакомое. Определенно, он не доверял ему достаточно, чтобы признаться Имоджен. Всего месяц назад он уверен был, что хочет жениться на Джулии. Разве Имоджен поверит в такую скорую перемену? Том и сам себе не верит.

Разве они не поставили условие с самого начала, что связь будет временной? Вот главное. Нет, он ничего не скажет, решил Том. А то сболтнет сгоряча, а в Лондоне выяснится — никакой любви нет. Нечего травмировать Имоджен. Тому даже мысль об этом показалась невыносимой.

И конечно, если он признается, Имоджен может сказать «нет». Она отвергнет его, а Том не был уверен, что сумеет справиться с этим опять. Хватит.