— Но ты собирался жениться на ней. Должен же ты был ее любить.

— Должен? — Сосредоточившись на переливающемся в бокале вине, Том вспоминал Джулию. — Я желал ее, конечно, хотя и не с той безрассудно страстью, от которой люди теряют голову. Восхищался ею. И до сих пор восхищаюсь. Мне нравится ее холодный ум, уверенный профессионализм, уважаю ее достижения. Она много потрудилась, добилась реального успеха. Но любить?.. — Взглянув в лицо Имоджен, он покачал головой. — Нет. Нет, не любил.

На ее лице отразилось смятение, словно пошатнулся краеугольный камень, на котором был построен ее мир. Том ощутил раскаяние, нелепое в данном случае.

— Что? — хрипло спросил он. — Ты не веришь, будто можно жениться без любви?

— Но… а Джулия знала, как ты к ней относишься?

— Конечно. Мы обсуждали это во время помолвки, и она сказала, что чувствует то же самое. Вот почему меня так удивляла затеянная ею суета по поводу свадьбы.

Имоджен хмурилась в недоумении.

— Но зачем жениться, если вы не любили друг друга? Это кажется бессмысленным.

— Разве нельзя построить прочный союз на взаимном уважении и восхищении, на здоровом физическом притяжении?

— Может, и можно, но зачем? Если я когда-нибудь выйду замуж, то только если найду кого-то, к кому буду чувствовать то же, что чувствовала к Эндрю. Я хочу выйти за того, кто мне нужен и кому нужна я, кто не станет думать о браке, как о выгодном в практическом отношении мероприятии. Кто женится на мне, потому что мы будем половинками одного целого. — Том глядел непонимающе, и она попыталась объяснить еще раз: — Зачем жениться, пока не найдешь человека, заставляющего чаще биться твое сердце, способного одним своим присутствием украсить твой мир? Я хочу прийти домой и оказаться вместе с тем единственным, кто заставит меня забыть обо всем остальном мире, с кем, как бы ни было плохо, становится лучше только потому, что он рядом.

— Именно этого я и не хочу. Не хочу в ком-то нуждаться.

— Не хочешь влюбиться?

— Нет. Я никогда не чувствовал того же, что ты к Эндрю, и рад этому. Ты пять лет на него потратила, Имоджен. Пять лет! Подумай, сколько всего ты могла бы сделать за такое время. И зная, как больно терять любимого, все равно мечтаешь влюбиться? — Он помотал головой. — Я предпочитаю отношения, связывавшие меня с Джулией. Да, закончились они для меня унижением, и не стану утверждать, что чрезвычайно этим доволен, но гордость моя задета сильней, чем сердце. Мне кажется, влюбляясь, глупеешь. Перестаешь мыслить ясно. Теряешь контроль.

Для Тома такое недопустимо.

— Да, порой ощущаешь себя беспомощным, — признала Имоджен. — Нельзя заставить другого тебя любить. Но иногда, наоборот, чувствуешь, что можешь все, и ради этого ощущения стоит рискнуть.

— Только не я, — категорически заявил Том.

Имоджен недоуменно разглядывала его. Такой сильный человек, сильнее всех, с кем ей приходилось сталкиваться — и боится любви. Или просто боится признаться, как сильны были его чувства к Джулии?

— Рада, что у тебя все хорошо, — сказала она наконец. — Я думала, ты в отчаянии.

— Я в полном порядке. Мое самомнение серьезно потрепали, но у меня три недели, чтобы оправиться. Лежать в кровати и страдать я не собираюсь.

— Кстати, о кроватях… — замялась Имоджен. — Думаю, я могу лечь на одном из диванов, а тебе останется кровать.

— Ни в коем случае. Кровать твоя.

— Но ты выше меня. В кровати тебе будет удобнее. Я могу спать в любом другом месте.

— Мне будет неловко сознавать, что тебе приходится ютиться на диване.

— И мне тоже.

— В таком случае единственное решение — спать вместе, — Том поднял бровь. — Простираются ли твои дружеские отношения настолько далеко?

Нет. Но беспокоит, с какой готовностью воображение рисует картину того, как это было бы. Спать с Томом в громадной, роскошной постели. Там хватит места для обоих, но ничто не помешает ей ночью перекатиться ближе, прижаться к нему.

И что тогда сделает Том? Повернется ли к ней? Прижмет ее к себе, лаская сильными, уверенными руками? Приникнет губами к ее губам?

Имоджен сглотнула и усилием воли выключила воображение.

— Думаю, это было бы чрезвычайно неловко, — с нервной улыбкой ответила она.

— Точно, — голос Тома звучал сухо. Имоджен показалось — его серые глаза видят ее насквозь. Она поскорей выбралась из кресла, просто на случай, если он действительно выработал в себе способность читать мысли.

— Тогда я пойду в кровать. — Неужели это она говорит? С каких пор у нее такой писклявый голос?

— День был долгим, — согласился Том, тоже поднимаясь.

Имоджен стояла, не зная, что делать с руками. Настоящего друга она не раздумывая обняла бы на прощанье.

Том — не обычный друг.

Что же, все их договоренности — пустой звук? Не глупи, отругала себя Имоджен. Они смеялись вместе. Отлично поболтали. Все шло замечательно, пока она не вспомнила о кровати. Это просто дурь. Последнее, чего ей требуется, — опять чувствовать напряжение в его присутствии.

Поэтому она изобразила сияющую улыбку и направилась вокруг стола к своему боссу.

— Спокойной ночи, Том, — сказала она, открывая объятия.

Том явно не ожидал ее жеста. Застигнутый врасплох, он так и стоял столбом, пока она прижималась щекой к его щеке. И лишь секунду спустя его руки сомкнулись на ее талии.

Можно подумать, он никогда раньше не обнимал женщин.

Когда Имоджен отступила на шаг, Том наконец обрел дар речи.

— Спокойной ночи, — произнес он хрипло.

— Ну… — ее улыбка попыталась ускользнуть, но Имоджен быстро вернула ее на место. — Тогда до утра. Добрых снов.

Да, конечно, добрых снов! Имоджен легко говорить, думал Том, пытаясь удобнее устроиться на диване. Не она же лежит в темноте, вспоминая чарующее прикосновение…

Мягкость, гладкость ее щеки сразила его наповал. Запах ее шампуня, свежий аромат кожи… Опомнившись, он опустил руку ей на спину, и рука скользнула вниз, вдоль таких манящих изгибов.

У Тома пересохло во рту при воспоминании, он беспокойно заворочался. Ему следует думать о Джулии. В конце концов, это должна бы быть его брачная ночь.

Он попытался восстановить в себе те ярость и унижение, которые испытал, объявляя людям, которых Имоджен не сумела известить, что свадьбы не будет. Как омерзительно было их сочувствие! Они явно видели в нем неудачника, жалели его. Но сейчас все это казалось незначительным.

Том радовался, что не любил Джулию так, как должен был, по мнению Имоджен. Иначе лежать бы ему сейчас, сжимая кулаки в бессильной ярости на Патрика, в последнюю минуту разрушившего все его планы.

Вместо этого он вспоминал, как выглядела Имоджен, прежде чем схватила полотенце. Думал о Имоджен, лежащей сейчас в громадной кровати, и что было бы, окажись он с ней рядом.

Имоджен… Кто бы мог подумать, что она такая? Теплая, мягкая, неожиданно желанная?

Том взбил подушку ударом кулака и опять лег. Идея с дружбой казалась вроде недурной, но на практике в ней могут оказаться подводные камни.

Особенно если она собирается так вот его обнимать.

Имоджен — твой секретарь, разъяренно напомнил он себе. Ты едва замечал ее раньше, и сейчас — не лучшее время начинать. Нельзя три недели подряд думать о ее коже, формах, шелковистых волосах, о том, как ее синие глаза отражают солнечный свет…

Подушка подверглась вторичному избиению.

Друзья. Друг не стал бы думать об этом роскошном теле. Не стал бы представлять, как расстегивает застежку ее платья, давая ему упасть на пол, чтобы исследовать затем каждый дюйм нежной кожи…

Друг помнил бы, что она до сих пор влюблена в своего сокурсника. И что ей вовсе не требуется босс, вожделеющий ее тела.

Друзья… они… просто друзья. Ему позволено быть только другом.

Проснувшись, Имоджен сначала не могла понять, где она. Просто нежилась на удобном ложе, впитывая ласкающие лучи солнца.

Вспомнив, рывком села. Схватила будильник. Почти десять.