— Что он делает? — шепчет Джош, глядя в стол.
Коган не отвечает. Он изо всех сил старается выдержать этот взгляд. Гляделки продолжаются секунд десять-двенадцать. Наконец Мэдден снова отхлебывает кофе, поворачивается и выходит на улицу.
— Расслабься, он ушел.
— Он нас видел?
— Конечно.
— Как думаете, он знает?
— Нет. Это он просто мысленное послание передал.
— Какое?
— Он никому не позволит его дурачить.
— Это хорошо или плохо?
— Надеюсь, для нас это не имеет никакого значения.
«Как дела?» — печатает Тед.
«Стп, не тк бстр, кузнечик», — приходит ответ.
12 мая, 15.56
Поступает несколько ложных сигналов тревоги. Одного студента лечили антибиотиками из списка Когана, но потом оказывается, что не от венерического заболевания. И еще какой-то придурок по имени Фил Данхам подхватил лобковый педикулез, то есть вшей.
Они добираются до букв «м» и «н», и Коган уже потихоньку начинает терять надежду. А потом приходит сообщение:
«Трихомониаз. Хламидиоз. Ацитромицин. Подходит?»
Бинго. Кажется, нашли.
«Как зовут?» — пишет Коган.
Вместо ответа звонит телефон.
— Тед! — Стив аж запыхался.
— Чего?
— Это Джим. Джим Пинклоу. Брат Керри.
— Да ну. Шутишь?
— Нет. Сейчас пришлем скриншот. Она тебе его потом распечатает.
Вот сучонок! Ясный пень, он не видел, чтобы она с кем-нибудь уходила. Потому что он сам с ней уходил.
— Тед, ты там?
— Ага.
— Остальных будем смотреть?
— Нет. Вываливайтесь. И мотаем отсюда.
8
Орать шепотом
17 февраля 2007 года, 23.12
Может, его имя и было в списке первым, но трахнул-то он ее вторым. Воткинс предложил уступить ему свое место, но Джим был не готов. Не стояло у него. Это его и погубило. Иногда Джим думает, что, если бы он пошел первым, может, эта скотина вообще бы Кристен не тронула. И тогда все еще можно было бы исправить. Но Воткинс был первым.
Больше всего ему запомнился голос Воткинса. Сразу после того, как Джим кончил. Воткинс не кричал. Он орал шепотом.
— Соберись, чувак! — Си-Джей встал рядом с ним на колени, в неприятной близости от его лица. — Ты чего тут, в обморок падать собрался?
Джим сидел на полу, прислонившись к кровати Воткинса и закрыв глаза руками. В одной рубашке и носках. Над ним лежала Кристен. Без сознания. Джиму ее было не видно, но он и так знал, что там, на постели, большое пятно крови.
Джим приподнял голову и посмотрел на Воткинса. Накатила тошнота.
— А когда ты Бекки Гофман отымел, тоже столько крови было?
«Отымел» получилось как-то обвиняюще. Воткинс даже обиделся.
— Нет, мудила. Столько крови не было. Но может, ей кто-то другой уже целку порвал?
— Ты думаешь?
— Да какая разница? Надо ее отмыть и выставить отсюда. Давай, поднимайся, хватит сопли жевать!
Воткинс схватил его за грудки и поднял с пола.
— Иду, иду, — ответил Джим.
— На, — Воткинс открыл маленький холодильник и протянул Джиму бутылку минералки, — хлебни. — Потом достал из ящика стола пузырек с аспирином и еще какой-то, без наклейки. — И запей вот это.
— Это для чего?
— Чтобы в башке прояснилось.
Джим оделся, выпил таблетки, и тут вдруг Воткинс схватил его за горло. И впечатал в стену.
— Если ты меня утопишь, Пенек, из-за того, что ты такая нюня, я от тебя мокрого места не оставлю. Ты понял? Я тебя убью. Я из-за такой ерунды в тюрягу садиться не желаю.
— Не буду я тебя топить, — прохрипел Джим, и Воткинс ослабил хватку. — Не буду.
— Я знаю, — приятно улыбаясь, ответил Воткинс. — Теперь давай-ка, ищи ее белье. А я выйду на минуточку. Никому не открывай, я постучу три раза.
Воткинс подошел к двери, снял с крючка большое синее полотенце, выглянул наружу и выскользнул в пустой коридор.
Джим быстро отыскал ее белье. Оно валялось на полу между столиком и кроватью. Джим подобрал лифчик и трусики, скатал их в комок и зажал в кулаке, не зная, что еще с ними делать. На полу по-прежнему гремел магнитофон, «The Chemical Brothers», технобит. Джим хотел было его выключить, но решил, что Воткинс разозлится. Джима снова затошнило, и он сел в кресло в углу.
Как же это вышло? Как такое могло получиться? Только что они играли в «бутылочку». Воткинс задавал ей глупые вопросы. Она показала на него пальчиком и сказала: «Тебе? Да тебе лет тридцать, наверное». И все же она наклонилась к нему, и Джим изумленно наблюдал, как они присосались друг к другу. Он даже улыбался, хотя на самом деле ужасно расстроился.
А потом была его очередь. Она подошла к нему и почти упала рядом с ним на кровать. Джим помог ей лечь поудобнее, а она наклонилась и поцеловала его. Поцелуй был мокрый и пьяный. А потом она отрубилась. Воткинс заржал и сказал:
— Гляди-ка, Пенек, да ты титан!
Почему Джим не остановился в тот момент? Почему зачарованно смотрел, как Воткинс стаскивает с Кристен одежду? Как он входит в нее? Почему, когда Си-Джей уступил ему место, послушно снял штаны и забрался на кровать?
Правда, он старался, чтобы все выглядело, как обычный секс. Смешно, конечно, но Джим даже ее поцеловал. И погладил по лицу. Как будто все по-настоящему. На секунду Кристен открыла глаза, и Джим и правда поверил, что у них любовь. А потом где-то рядом заржал Воткинс.
— Эй, Казанова, ты чего делаешь?
Джим сначала никак не мог войти, и Воткинс смазал ее каким-то гелем. Джим поднатужился и попал. Он ее трахал. Все должно было быть совсем не так. Но было именно так. Он трахал Кристен.
Воткинс трижды постучал в дверь. Джим вскочил и отпер замок. Воткинс проскользнул в комнату и снова заперся. Он намочил половину полотенца, но Джим решил, что так они пятно не отмоют. Тут нужна химия посильнее. «The Chemical Brothers».
— Значит, так, — сказал Воткинс. — Я ее сейчас отмою. Проверь, чтобы у нее на одежде не осталось пятен крови. Ни капельки. Все понял?
Воткинс зажег лампу на прикроватном столике.
— А с простыней что делать будем? — спросил Джим.
— Не парься. С этим я потом сам разберусь. Сначала надо ее отмыть и выставить вон.
9
Как правильно подавать мяч
13 мая 2007 года, 12.05
Воскресенье. Полдень. Мэдден поначалу не замечает посетителя, занявшего место на скамейке зрителей. Он слишком сосредоточился: его сын вот уже две игры подряд никак не может правильно подать мяч с первой попытки. В лучшем случае с двенадцатой. Не то чтобы все мимо, но за круг вылетает постоянно. И сегодня у него получается не лучше. Мэдден расстроен: всякий раз, как он что-нибудь говорит сыну, даже хвалит или подбадривает, тот словно съеживается, и выходит еще хуже. Мальчишка бросает слишком сильно, почти вверх, или, наоборот, мяч летит в грязь, Мэддену под ноги.
— Держи левый локоть и плечо повыше.
Чико поворачивается на голос. Единственный зритель стоит у первой базы, сунув руки в карманы.
— Что?
Парень выходит из-за ограждения и идет мимо судейского места. И тут Хэнк наконец узнает его.
— Когда бросаешь, — говорит Коган, — локоть и плечо повыше задирай. У тебя левая сторона опускается. Ну-ка, давай еще раз.
Чико послушно бросает снова, на этот раз внимательно следя за своими движениями. И все равно мяч летит высоко и мимо площадки.
— Ну вот, видишь, ты опять то же самое делаешь. — Коган подходит поближе. — Давай покажу, как нужно. Вы не возражаете?
Мэдден и рта раскрыть не успевает, а Чико уже стаскивает перчатку и отдает ее Когану вместе с мячом. Тед встает прямо перед мальчиком.
— Значит, так, выпрямись и расслабься. Старайся стать повыше. Головой не верти. Ось симметрии по центру. Теперь отступи шаг назад под углом сорок пять градусов влево.
Мэдден ошалело наблюдает за этой сценой, не веря своим глазам. Голос Когана гипнотизирует. Все движения Тед выполняет медленно, подчеркивая каждую деталь. Ставит стопу параллельно краю резинового коврика площадки, опускает левую кисть к правой лодыжке. Потом начинает повторять то же самое быстрее, комментируя все этапы: