— Здравствуйте!
— Здравствуйте, мадам Мезоннио.
— Ну, где мой номер «люкс»?
— Пока что я отведу вас в двухместную палату.
Я предпочитаю индивидуальные палаты: никогда не знаешь, на кого попадешь, а б о льшую часть дня приходится проводить с соседкой. Нет ничего хуже, чем выслушивать наставления пожилой женщины, которая к тому же стонет и громко жалуется, что «бип-бип» аппарата чересчур быстрое или наоборот медленное… Мне повезло встретить нескольких интересных людей. В частности, я запомнила охваченную паникой женщину, которую попыталась успокоить, как могла:
— Почему вы здесь?
— Рак кишечника.
— А как долго вы делаете химиотерапию?
— Это мой первый сеанс.
— Первый раз всегда самый лучший!
Женщина как-то странно посмотрела на меня и с трудом выдавила из себя слабую улыбку. Но вскоре она расслабилась, и мы веселились до самого вечера.
Мое наиболее безумное воспоминание связано с женщиной, которой было шестьдесят шесть лет. У нее оказался неизлечимый рак легких и отличное чувство юмора. Мы начали размышлять над тем, как отдадим концы, о том, как будем похоронены, и старая дама, икая от смеха, еле выговорила:
— Я хочу, чтобы меня похоронили с моим вибратором.
Мы смеялись, надрывая животы.
— А я требую, чтобы меня похоронили с Губкой Бобом, чтобы мне было там тепло!
Не так давно друзья подарили мне огромную куклу — Губку Боба, сделанного вручную. С тех пор Боб служил мне подушкой и проводил со мной все ночи.
— Я хочу еще, чтобы со мной был мой телефон. Если я ни с кем не буду разговаривать, это будет скучно! Нужно подумать о заземлении, чтобы заряжать его. К счастью, не придется рыть чересчур глубоко.
Мы разгулялись не на шутку. Давно мы так не смеялись! Вот он, юмор умирающих. Он безграничен, и чем серьезнее ситуация, тем лучше чувствуешь себя посмеявшись.
Конечно, не все больные раком настолько раскованы. В тот день, когда мне должны были делать исследование мозга, меня перевели в палату, где уже была лысая женщина с лицом пупса. Она лежала под капельницей и, похоже, страдала. Ее дочь, сидевшая в кресле рядом с кроватью, не знала, как утешить мать, и едва сдерживала слезы. Я улыбнулась ей и устроилась на соседней кровати. В таких случаях лучше не навязываться.
Немного спустя пришел доктор Пико.
— Здравствуйте, мадам Мезоннио. Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, только голова болит.
— Я знаю. Вас отвезут на ядерно-магнитную резонансную томографию мозга. Но сначала я объясню вам, в чем заключается медикаментозная химиотерапия.
С тех пор как я в конце октября узнала о неэффективности второго этапа химиотерапии, я не принимала никаких лекарств, кроме морфина. Доктор Пико предложил это новое лечение не для того, чтобы попытаться вылечить меня, а чтобы замедлить распространение рака. В отличие от предыдущего лечения, мне не нужно было часами лежать в палате, достаточно лишь принимать таблетки.
— Вы будете пить по таблетке утром и вечером в течение двух недель. После недельного перерыва повторите двухнедельный курс.
— Побочные эффекты такие же, как обычно?
— Приблизительно. Возможно также, что у вас на ладонях появится покраснение.
— Это все?
— Да. Медсестра передаст вам брошюру, в которой все детально описано.
— Итак, сегодня никакой перфузии?
— Нет, только томография. Вас проводят. Я позвоню вам в ближайшие дни и сообщу результат.
Доктор Пико был очень любезен, но он наивно полагал, что я попадусь на эту уловку. Последний раз, когда он сказал: «Я позвоню вам, чтобы сообщить результат», он настолько опоздал, что я сама все узнала. Сорок восемь часов в неведении, сколько тебе осталось жить, месяц или больше, — это чересчур долго.
— Я не хочу, чтобы вы мне звонили. Я хочу сразу же узнать результат.
— Посмотрим, мадам Мезоннио.
— Предупреждаю: я не уйду из больницы, пока не услышу свой приговор!
Доктор Пико ничего не ответил. Вскоре пришла медсестра и рассказала мне о побочном действии лекарства более детально:
— В худшем случае ваша кожа станет сухой и на ней появятся трещины.
— Вот как! Если мне будет больно, я перестану его принимать.
— Решать вам. Если вы почувствуете, что лекарство печет, или проявится аллергия, позвоните нам, и врач решит, стоит ли продолжать лечение.
— У меня, например, начинаются приливы. Взгляните на мое лицо. Такое чувство, будто меня вынули из скороварки!
Это сказала моя соседка. Она действительно была вся красная.
— Не стоит жаловаться. Вы отлично выглядите!
Видя, что мы смеемся, медсестра вышла из палаты.
Я поправляла подушку, когда в палату вошла Мари-Те с коробкой печенья в руках: я обожала эти штуки. С тех пор как я заболела, она всегда старалась составить мне компанию в больнице, независимо от того, приезжала я на курс химиотерапии или на обследование. Я успела рассказать ей последние новости о детях, о приступе страха Жюли, когда сообщили, что на улице меня ждет машина «скорой помощи». Меня отвезли на сотню метров, в другой корпус. Я не боялась: я уже привыкла к томографии и ядерно-магнитным резонансным исследованиям. Я умирала. Узнать, когда именно это произойдет, было лишь деталью. Важной, но все равно деталью.
Обследование продолжалось десять минут. Потом я отправилась в зал ожидания, предупредив врача:
— Я хочу узнать результат сейчас же. Не волнуйтесь: я знаю, что если в моем мозгу обнаружат опухоль, это значит, что мне остался месяц, не больше. Вы ничего не будете скрывать от меня, хорошо?
У врача был немного ошарашенный вид, но он кивнул в знак согласия. Я уже начинала сердиться и готова была отправиться требовать результат, когда он позвал меня.
— Все в порядке, ничего нет.
— Хорошо.
Значит, у меня не будет календаря к Рождеству. Ну что ж… Есть и другие способы развлечься.
15
ВЫХОДНЫЕ В ДИСНЕЙЛЕНДЕ
С тех пор как я узнала, что умру, я остро чувствовала необходимость сполна насладиться жизнью. Первое, что я сделала (после всех дел, связанных с размещением моих детей у Пинье), — это отправилась с подругами в Париж. Мы ни разу никуда не ездили вместе, не считая покупки одежды на Центральном рынке. У нас с Сесилией было шестеро детей на двоих. И у каждой — куча забот, так что для прогулок не оставалось времени. К тому же они стоили дорого. Вдобавок я не могла оставить детей на Жиля. Я не раз звонила подругам с просьбой посидеть с ними, когда мне нужно было куда-то сходить, поэтому не собиралась снова просить их, собираясь поразвлечься. В тот вечер нас было четверо: Эвелин и ее дочь Орелия, Сесилия и я. Ни одна из нас не хотела садиться за руль, но мы все-таки уговорили Орелию стать нашим шофером. Эвелин было сорок девять лет, Сесилии двадцать восемь, а мне тридцать шесть, но в отношении развлечений все мы были словно одного возраста. Они без труда уговорили меня: сейчас или никогда! Как обычно, посидеть с моими детьми пришел Джо. Мы начали с аперитива у Эвелин дома, она даже достала шампанское. Вечер начинался отлично! Потом все уселись в машину Эвелин. Было странно ехать куда-то без детей, и я решила воспользоваться этим в полной мере. Мы с Сесилией отлично себя чувствовали, устроились сзади и даже строили рожицы водителям соседних машин — к стыду Эвелин…
С тех пор как я узнала, что обречена, для меня не существовало никаких запретов. Я уже ничего не боялась. Узнав о метастазах в легких, я принялась курить в три раза больше, выкуривая почти пачку в день. Моя жизнь превратилась в парк развлечений — мне больше не хотелось быть серьезной. Прежде я была организованной и никогда не откладывала дела на следующий день. Теперь у меня появилось желание развлечься, пожить более спонтанно и непредсказуемо. Сесилия неотступно следовала за мной, сопровождая меня во всех проделках. «Вы пробудили в моей дочери темную сторону натуры», — заметил однажды ее отец. Я же считаю, что в Сесилии это было всегда. Мы с ней всегда были сообщниками, всегда одинаково реагировали на происходящее. На своем мобильнике я выбрала смешную мелодию в качестве звонка: «Паук-свинья, паук-свинья! Он хочет залезть на потолок, но нет — ведь он свинья! Осторожно: рядом паук-свинья!» Когда звонит мой телефон, Сесилия единственный человек, способный подхватить вместе со мной эти странные слова, независимо от того, где мы находимся. Иногда я даже не успевала ответить на звонок, так мы хохотали! В супермаркете мы толкали тележки, на бегу опустошая полки отдела, подшучивали над клиентами… Однажды нас даже выпроводили из магазина, так мы шумели. Видимо, нам обоим нужно было снять напряжение. Я понимаю людей, которые изо дня в день поступают подобным образом, потому что знают, что вскоре умрут. Время от времени полезно становиться немного чокнутым. Я предпочитаю быть посмешищем в глазах незнакомых людей в супермаркете, чем собственных детей.