— Но ты же разглядел марку?

Он не отвечал, сплетая и расплетая пальцы.

— Как же ты сумел разглядеть марку машины?

Мальчик поднял голову. Подбородок его дрожал.

— В машине сидел один человек, — сказал он. — На перекрестке есть фонарь, он немного освещал и машину. Одна рука водителя лежала на руле, он держал руль вот так.

Мальчик поднял руку ко лбу, потом опустил ее и задержал в воздухе, положив на воображаемый руль. Глаза его стали бездонными, как колодцы.

— И что ты стал делать?

— Я ждал. Ведь я тогда не знал, кто это.

— Но ты видел, что это V70?

Он энергично тряхнул головой:

— Сначала нет. Только потом, когда он выехал на улицу. Я увидел габариты и задние огни.

— Что необычного было в габаритах?

— Они осветили весь зад машины, и я увидел, какая она красивая. Я почти уверен, что это V70 золотистого цвета…

— Значит, человек за рулем включил мотор и выехал на улицу?

Линус кивнул, поморщился и собрался с духом.

— Он включил двигатель, медленно выехал на улицу, а потом дал газа.

Анника ждала продолжения.

— Бенни был пьян, — сказал мальчик, — но услышал, что сзади едет машина, и отошел в сторону, но машина повернула за ним, тогда Бенни перебежал на другую сторону, но и машина не отстала, и посередине улицы она его сбила…

Он перевел дух.

— Что было дальше?

— Что-то типа бум-бум, а потом он проехал дальше.

— Ты услышал два удара, потом Бенни взлетел в воздух? И приземлился у забора футбольного поля?

Мальчик молчал несколько секунд, потом опустил голову еще ниже.

Анника едва удержала желание положить руку ему на плечо.

— Он не упал возле футбольного поля?

Линус помотал головой и вытер нос тыльной стороной ладони.

— Нет, он остался лежать посреди дороги, — почти беззвучно произнес мальчик, — а машина тормознула так, что вспыхнули все стоп-сигналы. В это время я и увидел, какая это машина. Потом он дал задний ход, а Бенни лежал на дороге, и машина еще раз его переехала… лицо и голову… да, она проехала по голове…

Анника почувствовала, что сейчас ее вывернет наизнанку. Пришлось дышать открытым ртом.

— Ты уверен? — прошептала она.

Мальчик кивнул, и Анника увидела его волосы, торчавшие словно кисточки из густого желе.

— Потом человек вышел из машины, взял Бенни за ноги и оттащил к Рудному отвалу… Потом он отряхнулся, сел в машину и уехал в сторону Шёфартсгатан, к гавани…

Теперь Анника смотрела на мальчика совсем другими глазами. В ней боролись недоверие, отвращение и сострадание. Правда ли это? Если да, то какая же отвратительная! Бедный парень.

— Что ты сделал после этого?

Мальчик затрясся. Сначала задрожали руки, потом ноги.

— Я… подошел к Бенни. Он лежал около высокого забора и… Он был мертвый.

Мальчик обхватил себя худыми руками и принялся тихо раскачиваться из стороны в сторону.

— У него не было половины головы и половины лица, их размазало по земле, и спина была изломана… Ошибки быть не могло… Я все понял. Я пошел домой, но всю ночь не мог уснуть.

— И ты ничего не рассказал полицейским?

Он покачал головой и трясущейся рукой вытер слезы.

— Я сказал маме, что пришел домой без четверти десять.

Анника наклонилась вперед и неловко положила руку ему на колено.

— Линус, — сказала она, — то, что ты мне рассказал, очень страшно. Это просто омерзительно. Думаю, тебе надо рассказать это какому-нибудь взрослому человеку, потому что очень тяжело, просто нельзя носить в себе такой ужас.

Мальчик резко отодвинулся, сбросив ее руку со своего колена, и прижался спиной к стене.

— Вы обещали! — выкрикнул он. — Вы сказали, что не будете упоминать мое имя!

Анника беспомощно подняла руки.

— Ладно, — сказала она. — Я не собираюсь никому ничего говорить. Мне просто страшно за тебя. Я давно не слышала таких жутких историй.

Она опустила руки и поднялась.

— То, что ты видел, очень важно для полиции, чтобы выяснить истину, но это ты и без меня понимаешь. Ты умный парень. Смерть Бенни — не случайность, и ты единственный, кто знает это доподлинно. Ты согласен с тем, что убийца может спокойно уйти от ответственности?

Подросток упрямо смотрел на свои колени.

Аннике вдруг пришла в голову одна мысль.

— Тебе знаком… человек в машине?

Мальчик поколебался, сплетая и расплетая пальцы.

— Возможно, — глухо произнес он. Потом вдруг резко поднял голову и посмотрел Аннике в глаза. — Который теперь час?

— Без пяти шесть, — ответила она.

— Черт. — Мальчик вскочил со стула.

— Что случилось? — спросила Анника, когда он пробежал мимо нее на кухню. — Ты говорил, что, наверное, знаешь человека, сидевшего за рулем той машины…

— Сегодня моя очередь готовить ужин, а я еще и не начинал.

Он снова показался в дверном проеме.

— Скоро придет мама, — затравленно сказал он, — вам надо уходить, прямо сейчас!

Анника надела куртку и шагнула к Линусу.

— Подумай о том, что я тебе сказала, — произнесла она и попыталась улыбнуться.

Она оставила мальчика с грызущим чувством неисполненного долга.

Томас чувствовал, как в нем вскипает раздражение. Он стоял перед входом в детский сад и набирал на домофоне одну комбинацию цифр за другой. То же самое, что и вчера. Стоит как идиот и не может войти.

— Ты не знаешь код? — спросил он у стоявшего рядом сына.

Мальчик покачал головой.

— Нет, его всегда набирает мама, — ответил он.

Через секунду замок открыли изнутри. Вышла женщина лет сорока, ведя за руки двух сопливых трехлеток. Томас буркнул нечто вроде благодарности, придержал дверь перед Калле и вошел в вестибюль.

— Весело было ходить в детский сад, — мечтательно произнес мальчик.

Томас рассеянно кивнул и внутренне собрался. Каждый раз, входя в детский сад, он чувствовал себя инопланетянином. Его кожаная куртка, портфель и блестящий галстук являли слишком резкий контраст с тапочками и дешевыми кофточками нянечек и воспитательниц. Среди крошечных сапожек и лилипутской мебели он чувствовал себя неуклюжим великаном, потным и неуместным. Наверное, все дело в неумении общаться, в невозможности участвовать в контакте, установившемся между его детьми и персоналом. Он не мог рассуждать об одном и том же рисунке в течение десяти минут, его начинало распирать от нетерпения, он уже не понимал, что это — прекрасная Елена или кошка. Он не мог долго задерживаться на одной мысли, на одном действии.

Дочка сидела за столом и вырезала фигурки, когда он вошел в группу. Эллен делала рыбок и растения для своего моря.

— Помочь тебе одеться? — спросил он.

Она удивленно воззрилась на него.

— Я уже давно одеваюсь сама, — наставительно произнесла она, положила на место ножницы и бумагу и пошла к своему шкафчику — стройный человечек с маленькими ножками и неугомонными ручками.

На улице Флеминга они сели в автобус, и только после того, как он тронулся, Томас осознал свою ошибку.

— Я хочу начать играть в хоккей, — сказал Калле, пока Томас пытался отодвинуть в сторону какого-то пенсионера в коляске, чтобы не дать ему переехать Эллен.

Перед внутренним взором Томаса замаячила мрачная перспектива возить сына через центр города несколько раз в неделю.

— Ты не думаешь, что тебе слишком рано играть в хоккей? — спросил он.

— Вильям уже занимается в «Юргордене». Они говорят, что он уже переросток.

Боже милостивый, подумал Томас.

— Старушка, сиди спокойно, — сказал он дочери. — Мы скоро приедем.

— Я спотела, — сказала девочка.

— Надо говорить «вспотела», — презрительно изрек Калле. — Ты никак не научишься говорить.

Полкилометра до их квартала на Хантверкаргатан они ехали четверть часа. Калле два раза упал, когда шофер резко тормозил, не успевая проехать перекресток из-за пробки на улице Шееле.

Пот тек по спине Томаса, он вдыхал окись углерода и витавшие в воздухе вирусы и клялся себе плюнуть на все партийные дрязги и проголосовать за тех, кто пообещает разобраться с пробками в Большом Стокгольме.